Вдруг я выскочил на небольшую полянку с десятками раненых, которых обихаживал десантник с санитарной сумкой на боку. Что примечательно, тут же лежали двое наших осназовцев, связанные, хорошо связанные, чуть ли не в коконы их превратили. Срезав очередью медика, а нечего за оружие хвататься, отобрал оружие у раненых, да особо и сопротивляться те не могли, и, прислушавшись, нет ли рядом кого, достав нож, срезал верёвки у бойцов, и те со стонами, руки-ноги затекли, стали их разминать, заодно быстро прибрав к рукам оружие, оно тут бесхозное, и его много. Автоматы им приглянулись. У десантников этого оружия не так и много было, но тут нашлось три экземпляра. – Быстро готовьтесь к бою. Наших уже почти дожали, одна зенитка всего палит, нужно в спину немцам ударить, из автоматов хорошо получится. Те лишь молча кивнули и стали собирать боеприпасы, поглядывая по сторонам, а я, пнув по раненой ноге одного из немцев с унтерскими знаками различия и присев рядом, спросил на немецком: – Сколько вас? Количество и состав? Бойцы удивлённо посмотрели на меня, видимо, не знали, что я немецким владею, но продолжили заниматься делами, пока я допрашивал унтера. За обещание сохранить ему жизнь он легко пошёл на общение и рассказал, что знал, так что, вставая, я ответил на вопросительные взгляды бойцов: – Их тут две роты парашютного батальона, полный состав, и снайперская группа, всего три сотни. Нужно поторопиться, к вечеру подойдёт моторизованная рота, которая возьмёт этот мост под охрану. К этому времени он, по плану немцев, уже будет захвачен. Всё, уходим. – А эти? – кивнул боец на раненых. – Они уже не бойцы, – ответил я, снимая с медика санитарную сумку и заглядывая, чтобы узнать, что в ней имеется. – Можешь добить. Только унтера не трогай, я ему жизнь обещал. Бойцы подальше отнесли оружие, и, собрав побольше боеприпасов и все гранаты, мы вышли к реке. Там, определившись, а мы оказались в тылу у целого взвода, приготовили оружие. Один из бойцов показал на гранаты, но я покачал головой, прошептав: – Слишком долго горят замедлители, а из автоматов мы их в капусту нашинкуем, пользуясь внезапностью. – Красиво сказали, – восхитился один из бойцов. Кивнув, я скомандовал: – Ты работаешь по левому флангу, ты – по правому, мой – центр. Я первым открываю огонь, это и будет сигналом. Расстреляли магазины, кидаем гранаты и, пока пережидаем разрывы, перезаряжаемся в укрытиях. Потом зачистка, пленных не брать, раненых добивать. Всё ясно? – Да, – ответили бойцы, и мы разошлись. Подобравшись поближе, я привстал, прижав приклад автомата к плечу, и открыл огонь. Никаких коротких прицельных очередей, длиннющая очередь на весь магазин. Удержать оружие от того, чтобы ствол не задрался, я смог, так что пули мои врубились в лежавшую на опушке у берега плотную массу немцев, пятная их спины кровавыми кляксами. Похоже, они тут для штурма собрались. Как только автомат смолк, я упал за корягу; достав гранаты, быстро открутил колпачки и, дёрнув за них, кинул в сторону противника. Автоматы бойцов тоже уверенно работали. Только они обошлись несколькими очередями. А вообще приятно работать в паре с профессионалами, чувство локтя быстро появляется. Когда смолкли разрывы гранат, шесть штук, как и должно быть, мы привстали и, несколькими очередями пройдясь по тем, кто ещё шевелился, вышли вперёд. Дальше я прикрывал, а бойцы быстро зачистили этот берег, после чего мы скрылись в лесу. Это была замечательная охота. Чуть позже к нам ещё трое осназовцев присоединились, и в этой группе я был старшим, шёл как таран, а те зачищали за мной. Не скажу, что мне было наплевать на секретность, но когда я сказал, что меня цыганка от пули заговорила, почему-то все легко поверили. Видимо, им нужно было какое-то объяснение, почему немцы так мажут по мне. Вокруг пули в землю впиваются, гранаты рвутся, а я только матерюсь, отряхиваюсь и иду дальше, в бой рвусь. Заряжать амулет приходилось часто. Зачистив эту сторону путей, мы перебрались через них и присоединились к веселью там. Когда и на той стороне закончили, остался другой берег, а немцы там оборону додавили. Получается, мы на одном берегу, те на другом. Их около взвода осталось. Здесь Сомин был, дважды ранен, но ещё мог командовать, бойцов собралось с два десятка, наши зенитчики и из роты охраны, мы их оставили, пусть видимость обороны создают, раненых ищут, перевязывают и в безопасное место утаскивают. А мы переберёмся на другой берег и ударим немцам в тыл. Я первым пошёл и, отойдя подальше от моста, на берегу, пока не подтянулись последовавшие за мной бойцы, без свидетелей вызвал лодку – лезть в реку я не хотел. Всех порадовало водное транспортное средство, и мы, в один заход перебравшись на противоположный берег, побежали к мосту. Но сторожась. К тому же немцы тут минные засады и засеки делали, и они меня благополучно вывели в тыл к немцам. Там бойцы забрались по моему приказу с винтовками на деревья и стали прикрывать меня точным огнём. Я же, перебегая от воронки к воронке, просто забросал немцев тем запасом гранат, что взял с собой. Уцелевшие немцы ушли, трое осназовцев пошли за ними, не преследовать, сил и желания не было, а проследить, чтобы не вернулись. Остальные отходили от боя, ведь он полтора часа длился. Долго, и, если бы не наша группа, немцы уже зачищали бы территорию. Как оказалось, я остался единственным старшим по званию из всех, кто выжил, и сейчас на ногах, раненых я не считаю. Капитан и два его взводных погибли в бою, третий взводный лежал при смерти. Старлей у осназовцев тяжело ранен в грудь. Погибли оба взводных у Сомина, сам он тяжёлый, оба моих сержанта погибли, пушки повреждены, но жив Лосев, получил три касательных ранения. Ещё было около пятидесяти раненых, но больше всего всё же погибших. Так что, взяв всё под своё командование, я стал отдавать распоряжения. Лосев командовать может, и на нём теперь оборона. Я велел собрать пулемёты, включая трофейные, и расставить к ним бойцов, пусть держат круговую оборону. ДШК оказался в порядке, я был прав, снайперы убивали всех, кто к нему вставал, и Лосев решил не рисковать, так что один из двух уцелевших его бойцов из его расчёта встал у пулемёта, теперь у нас и защита с воздуха есть. Четверо бойцов бегали и осматривали позиции, искали выживших, шестеро перевязывали раненых, осназовцы охраняли нас и обходили немецкие позиции, искали подранков. Я приказал вынести из дзота большой стол и прямо на поле боя стал готовить операционную. Надо, иначе многие до ночи не доживут, а скоро стемнеет, часа через три. Некоторые инструменты и даже обезболивающее в сумке были, видимо, для быстрых и лёгких операций, и пусть это морфий, ничего, поработаем. Шприц есть, дозировку я помню. Вот так и началось. Я велел нести ко мне тех, кто кровит, остальные подождут. Один из осназовцев вызвался ассистировать. Ещё двое помогали: воду грели, стол мыли после очередной операции. Первым мне на стол положили старлея, ну ещё бы, их любимый командир, значит, его первым. Я извлёк пулю, остановил кровотечение, почистил и зашил рану. Унесли первого, уже подают следующего. И вот так непрерывно, а ведь тяжёлых было половина, остальные средней степени тяжести, лёгких не было, точнее, лёгкие себя за раненых не считали и трудились на равных с остальными. Я даже не заметил, как прибыла помощь – дрезина, вооружённая пулемётами. На ней четверо. Бойцы помогли снять дрезину с рельс, чтобы составы проходили, и Лосев доложил гостям по обороне моста, я занят был, отойти не мог. Лейтенант, что был старшим из прибывших, оказался с головой: остановил эшелон, вывозивший какие-то станки, и на платформах под присмотром двух бойцов отправил часть раненых в тыл, около тридцати человек. Прооперированные мной там тоже были. Лейтенант, взявший на себя командование, остановил уже санитарный эшелон, и в него погрузили всех оставшихся раненых. Лосев отказался уходить. Я вёл очередную операцию, шатаясь от усталости, но тут мою руку перехватили, и, забрав скальпель, старичок с седой козлиной бородкой закончил вынимать осколок, после чего быстро зашил рану, а подбежавшие две молоденькие медсестры накрыли раненого простынёй. Бойцы, переложив прооперированного на носилки, понесли его к эшелону, а старичок повернулся ко мне: – Неплохо, молодой человек. Вы хирург? – Нет. Учился частным образом у профессора Кривицкого. – О, это выдающийся хирург. Как здоровье Павла Валерьяновича? – Не знаю, я его полгода не видел. – И давно вы в его учениках? – Четыре года был. Профессор предлагал пройти мне аттестацию и получить диплом врача, но я отказался, времени тогда не было. Честно признаюсь, сегодня я впервые резал живых людей. – Вот как? – Я интересуюсь патанатомией и судебной медициной. – Вот оно как? Я, конечно, рисковал, профессор Кривицкий, ставший военными хирургом, погиб на третью неделю войны, это было в истории моего мира, но случится ли так здесь, не знаю. Даже если он будет жив и нас представят друг другу, скажу, что учил меня самозванец, а профессора я не узнаю. Пусть докажут. Тут старичка, который тоже оказался профессором и, между прочим, со знакомым лицом, позвали, эшелон ждать не мог, позади ещё один поезд стоял, пуская пары, так что, узнав, как меня зовут, врач заторопился. Чуть позже обратным эшелоном нам подкинули людей, около взвода, что смогли наскрести. Я был никакой. Поэтому, приказав Лосеву составить список потерь взвода, скинул с себя тряпьё, что ранее было моей красноармейской формой, и дошёл до речки. Плавал я около получаса, пока не пришёл в себя. Всё же вода действительно живительна. Мне ничего не нужно было, я уже предупредил бойцов, поэтому, уйдя в кусты, достал нательное бельё, командирскую форму, именно на ней был закреплён орден, надел всё. Ремень и подсумки с кобурой мне отчистили от крови. Винтовку я сам почищу. Вот так приведя себя в порядок, я принял доклад Лосева: из моего взвода уцелело шестеро, они остались со мной – это сам Лосев, его водитель и заряжающий, ставший наводчиком, Пряхин, выживший чудом, если учесть, что его машина сгорела в капонире, и два бойца из расчёта второй зенитки. Теперь по технике и вооружению. Машина Лосева целая, вместе с пулемётом, там кабина прострелена да стёкла выбиты. Оба ЗИСа, что буксировали зенитки, сгорели, их гранатами закидали. Там в капонирах держала оборону сборная солянка из охраны моста и моих бойцов. Все они полегли. О машине Пряхина я уже говорил, но уцелела вторая машина обеспечения, та, что полуторка. Её сейчас Пряхин осматривал, сообщил, что она на ходу. Единственную машину роты охраны, стоявшую под деревьями без дополнительного укрытия, расстреляли. Да и граната рядом рванула. Одна зенитка полностью уничтожена, прямое попадание авиабомбы. Другая бомба рванула рядом со второй зениткой, орудие повреждено, на боку лежало, но, со слов Лосева, ремонт небольшой нужен, использовать орудие будет можно, только наводить придётся через ствол. Остальные зенитки из батареи Сомина – металлолом. Очень уж качественно и педантично немцы с воздуха уничтожали зенитные средства. О том, что здесь скоро появятся немцы, я помнил, да и лейтенанту сообщили, который командование принял, и он уже организовывал оборону: прибывший взвод бойцов расчищал окопы и позиции, ставил на колёса орудие, проверяя, можно ли его использовать. Вот и весь доклад, что я получил от сержанта. Приказав ему перегнать по мосту обе уцелевшие машины на ту сторону, чтобы между нами и немцами была река, я направился к лейтенанту, мы так и не познакомились. Ничего, приятный в общении парень, на меня смотрел с откровенным восхищением, порассказали бойцы, что я здесь творил, а мне неловко. Мои действия он одобрил, попросил на время полуторку, отбуксировать орудие в другое место, нужно поставить его в засаду. Откуда появятся немцы – известно, тут узкая полоска леса вырублена у железнодорожных путей, именно там, с обеих сторон полотна зенитки и стояли, вытянувшись в линию. Дорога к мосту одна, немцы по ней прибудут. Мы обговорили, как будем держать оборону, и лейтенант ушёл. * * * Немцы до вечера так и не появились, а вот на дороге пошли сбои: то составов совсем нет, то друг за дружкой идут. На некоторых были следы обстрела. В сторону Минска совсем редко проходили, а оттуда немало шли. Мне кажется, это эвакуировали и подвижной состав тоже. Перед самой темнотой к Минску прошёл эвакуационный паровоз, а уже когда стемнело, протащился эшелон с расстрелянными теплушками. Мы успели пообщаться с машинистами, немцы поработали, не авиация, а танки, перебили машинистов, посмотрели, что в теплушках, и дальше покатили, а линия блокированной оказалась. Вот чудом удалось утащить эшелон у них из-под носа. Тела машинистов до сих пор в кабине паровоза лежат. Самое тревожное в этой информации, что эшелон остановили и расстреляли в двадцати километрах от нас. Телефонную линию нам уже восстановили, пока приказов нет, видимо, командование ещё само не знало, нужно рвать мост или нет, и охрана моста продолжалась. Осназовцы у моста надолго не задержались, как линию восстановили, пришёл приказ отправить их дальше, и они отбыли на очередном эшелоне. Почистили они у немцев неплохо, натаскали целую гору оружия и амуниции, но она вся учтена, лейтенант постарался, не изымешь ничего, поэтому я сходил к своей палатке, или, вернее, тому, что от неё осталось. Кажется, в палатку граната угодила, и возможно, даже моя, мало ли какая от ветки или ствола дерева отскочила. Как я и предполагал, в этом месте бойцы не особо внимательно всё осматривали, от множества разрывов гранат тут месиво было, поэтому снайпер, которого я снял, так и висел на дереве, и хоть и был посечён осколками, но оружие в порядке. Я поднялся на дерево и снял с него СВТ со снайперским прицелом, три подсумка для магазинов, кобуру с парабеллумом и фляжку. В рюкзаке осколки натворили дел, но трофеи всё же были. Например, пятнистая маскировочная накидка и двухлитровый термос. Один из осколков оставил на его боку длинную царапину, но сам он был целым. Всё это я прибрал. Дальнейшее обследование местности ничего не принесло, пусто, только обобранные трупы. Я сделал на опушке леса, в пятистах метрах от моста, стоянку, сюда полуторку загнали. Пряхин её хорошо замаскировал. Да и разгрузил, ящики со снарядами сейчас не нужны, но в этой машине хранился и боезапас для крупнокалиберного пулемёта, а ДШК у нас в порядке был. Когда стемнело, сюда перегнали и машину Лосева, чтобы вместе отдохнуть, у нас уже выработалось такое правило: один боец на часах, другие отсыпаются. А вот ужина мы лишились, полевая кухня, которая кормила всех, кто здесь был, то есть охрану и зенитчиков, была уничтожена. Кто-то по ней хорошо пострелял из пулемёта. Пришлось сухпайком обойтись. Ничего, разогрели в солдатских котелках воду, и с горячим чайком он вполне хорошо пошёл. Ну а когда стало ясно, что немцев сегодня уже не будет, дали отбой. Проснулся я от грохота. Да такого, что подскочил на месте и сам не заметил, как в моей руке оказался ТТ. Сбоку в полной темноте было свечение, и я с бойцами, которых тоже разбудил грохот, рванул туда. Всё ясно, моста больше нет, и магическая трубка это ясно показала, а в нашу сторону шёл взвод охраны с лейтенантом. Хм, а моё не до конца уничтоженное орудие осталось на той стороне. Как его эвакуировать теперь, это же имущество моего взвода? К счастью, лейтенант снял с него замок и передал мне. – Ну и какого чёрта? – тихо спросил я, когда мы отошли в сторону, чтобы бойцы не слышали. – Приказ пришёл. Позвонили, назвали код и приказали взрывать. Кто звонил, мне хорошо известен, опознал. Немцы прорвались, уже обходят нас, как бы в окружении не оказаться. Насчёт вас тоже приказ был: вернуться в расположение. – Знать бы ещё, где это расположение. Без дороги мы далеко не уедем. – Мы с вами не напрашиваемся, видно, что мест нет. Тут по рельсам до станции километров двадцать, там пока наши, с транспортом решим. Думаю, утром будем на месте. А вам нужно рядом с насыпью километров шесть проехать, и там будет переезд. Счастливо, лейтенант. – Счастливо, – вздохнул я, мы обнялись на прощание, и тот повёл своих бойцов по железной дороге в сторону станции, а я задумался. Если он прав и немцы рвутся вперёд, да так, что уже за нашей спиной оказались, вероятность попасть в окружение возрастает, да тут каждая минута дорога! Нужно уходить сейчас. Я отдал приказ собираться. Трофейные фонарики были у меня и у Лосева, мы и подсвечивали сборы, да и помогали водителям задом выгонять машины к насыпи. Я велел Пряхину лечь спать, мол, ему весь день за баранкой сидеть, а сам устроился на водительском месте и покатил впереди, машина Лосева следовала за нами, изредка светя фарами в зеркала заднего вида. Время от времени я пользовался магической трубкой дальнего видения, чтобы поглядывать вперёд. Через некоторое время мы обогнали взвод охраны. Пару раз приходилось подниматься на насыпь, так как под ней ручьи пробегали в бетонных желобах, не проехать, а поверху мы проскакивали, потом съезжали вниз и катили дальше, пока не добрались до сожжённого переезда. Судя по мелкой воронке рядом, мессер постарался. С одной стороны переезда был виден сожжённый остов грузовика, вполне возможно, он и был целью истребителя, с другой – пусто. Я повернул направо. В той стороне Могилёв, и где-то там и находится штаб нашей армии. Прямо будет Смоленск, он на этой же ветке. Тут мы уже прибавили хода. Я старался не гнать, чтобы следовавшая за мной машина не отстала, видел-то я дорогу куда лучше, чем водитель позади при свете тусклых фар. Пряхин, привалившись к двери и зажав карабин между ног, спал рядом, изредка всхрапывая, просто на зависть: ни кочки, ни ямы его не будили. Постепенно лес поредел, и дорога стала просматриваться довольно далеко. Нужно было топливо, то, что было в запасе, сгорело в капонире вместе с прицепом, а баки уже были далеко не полные. Ещё километров сто – и встанем. Поэтому я высматривал брошенные машины, вдруг в них бензин будет, в крайнем же случае сделаю вид, что нашёл две полные канистры с бензином, а на самом деле достану их из кольца. Этого запаса уже хватит, чтобы добраться до штаба. Когда мы выехали из леса, то постепенно стали встречать отступающие войска, где небольшими группками, а где и целыми подразделениями, устало бредущие в тыл. Иногда мы сигналили, чтобы нас пропустили. Ночная темень не спасла от моего острого, усиленного магией глаза спрятанную кем-то в стороне технику. Остановившись, я стал пристально изучать посадку метрах в ста от нас. Лосев выбрался из приткнувшейся сзади машины и, баюкая раненую руку на косынке, подошёл к моей двери. – Что-то случилось, командир? – поинтересовался он. Я тоже вышел наружу, оставив двигатели негромко тарахтеть, нарушая тишину ночи, вдохнул свежего воздуха и сказал: – Ты знаешь, я в темноте как кот вижу. Там посадка метрах в ста, и за ней вроде техника стоит. Кажется, зенитка мелькнула. Счетверённые пулемёты. – Вот зрение у вас, а я даже посадку не вижу, – восхитился сержант, вглядываясь в тьму. – Техника может стоять, но обычно у неё хозяева есть. – В том-то и дело, что движения не наблюдаю. Как бы не брошенная она. – Зачем тогда прятать? – резонно задал вопрос сержант. – Вот и я думаю: зачем. Вот что, сдаём назад, мы съезд к посадке проехали, и посетим стоянку, посмотрим. Если хозяева есть, уезжаем. Если нет… Что ж, нужно восстанавливать взвод. А что людей у грузовиков нет, я уже убедился, трубка это отчётливо показала, и машин там было двенадцать. По силуэтам посчитал. Мы так и сделали: развернулись, доехали до поворота и вскоре остановились у посадки, только с другой стороны. Часть бойцов направились с нами, один был определён в караул охранять обе наши машины. Пряхина я разбудил, пусть с нами поработает. В колонне было два броневика, пушечный и пулемётный, и десять грузовиков, на двух стояли зенитки. Всё же одну я не рассмотрел, это был такой же ДШК, как у Лосева. Он тоже в кузове полуторки стоял, а вот счетверённые пулемёты – в кузове ЗИС-5. Водители стали осматривать машины, где стояли зенитки, а мы остальную технику. Тут же была обнаружена и командирская эмка. Причина, почему техника стояла здесь, – пустые баки. Бочки из-под топлива в кузове одной из машин тоже пустые. Я посмотрел на следы на дороге, подсвечивая фонариком: бензин слили в три машины, и все из этой колонны укатили на них. Я залез в один из грузовиков и «обнаружил» там припрятанные кем-то четыре полные канистры. Это вызвало радостные возгласы у наших водителей, которые стали заправлять машины. Нашли в одной из машин жёсткую сцепку и полуторку прицепили к ЗИСу, за руль которого, перенеся свои вещи, сел я. Выгнав эту связку к нашей колонне и встав во главе её, я пока разрешил оправиться, намекнув, что мне и самому нужно, а сам вернулся к колонне и отправил всю технику в браслет, броневики и эмку тоже. Под деревьями там штабелями стояли ящики, вероятно, из тех грузовиков, на которых укатили хозяева брошенной здесь техники. А вообще в трёх грузовиках было материальное обеспечение: форма, боеприпасы, продовольствие и всё подобное. То есть примерно полковой уровень. Слишком разнообразно для дивизии. С приёмом нового груза процент загруженности в браслете скакнул на три процента. Неплохо. По поводу зениток, что мы нашли: орудия в порядке, для них и патроны были, и всё, что необходимо. Лосев лично в кузов забирался и осматривал их. Так что снова у меня взвод из трёх единиц, пусть теперь только пулемётных. В колонне вообще много интересного было, надо как-нибудь инвентаризацию провести. Да и пополнить базу, пока тут столько брошенного стоит. Я и от танка не откажусь, пусть будет. Это я к чему сейчас. Просто, поднявшись по дороге на очередную возвышенность и осмотревшись, я обнаружил танки. Брошенные и в большом количестве. Два монстра под названием КВ, обе двойки, их по огромным непропорциональным башням опознать можно. Редкие машинки, я их с начала войны всего несколько раз на дорогах видел. Ещё три Т-26, один Т-28 и что-то, что не могу разобрать. Не танкист. Вся техника стоит кормой к нам, значит, брошены во время отступления. К фронту их обычно на платформах везут, железной дорогой. Кроме них, там стояло несколько грузовиков, штабная машина, радийная на базе ЗИСа, вроде санитарный автобус и бензовоз. Более чем уверен, что с пустой цистерной. Мимо техники брели отступающие войска, и никто не обращал на неё внимания. Может, и не видели вдали, тучи с вечера наползли, и, хотя дождя так и не было, видимость ночью упала почти до нуля, вот я и решил этим воспользоваться. Спустившись с холма, я проехал колонну и встал у посадки, метрах в двухстах от дороги, укрыв технику под кронами деревьев, после чего сообщил Лосеву, что остатки ночи проведём здесь, пусть выделит в охрану бойца. Предупредив караульного, что отойду, а при возвращении подсвечу себя фонариком, я ушёл в ночь, к той брошенной моторизованной колонне советских войск. А раз брошенной, то ничейной. Не мне, так немцам танки и машины достанутся. Добравшись до колонны, стараясь не мелькать перед отступающими, которых изредка освещали фарами проезжающие машины, я сначала осмотрел оба КВ. Ключ я нашёл в Т-28 в кармашке за спинкой командира, и осторожно открыл, мало ли, заминировано. Боекомплекты у обоих были, но примерно по трети от полного. Танки явно требовали обслуживания, может, и не на ходу, но орудия в порядке, хотя пулемёты сняты, однако всё равно пригодятся. Убрал оба КВ и остальные танки в браслет. А то непонятное недоразумение, которое я за танк принял, оказалось артиллерийским тягачом «Комсомолец». К нему и сейчас сорокапятка прицеплена. Причём в полном порядке, с замком и прицелом. Пара снарядных ящиков имелась, да и в одном из грузовиков я вроде такие же ящики видел. Часа за полтора я всю технику осмотрел и прибрал. Осталась только сгоревшая и откровенно расстрелянная. Вернувшись и опознавшись, я устроился рядом с бойцами и вскоре уснул. Время побудки я назначил на девять утра, ну или если немцы на дороге появятся, так что отдыхаем. Проснулся я оттого, что меня тормошили, и боец испуганным голосом сообщил, что по дороге движется немецкая техника. Посмотрев на часы, полдевятого было, я широко зевнул и поинтересовался: – Точно немецкая? – Да, товарищ лейтенант. Я такую ещё не видел. В бинокль посмотрел, что мне товарищ сержант оставил, там кресты. – Ясно. – Снова широко зевнув, я приказал: – Поднимай людей, пусть машины готовят, уезжаем. Встав, я размялся, чтобы кровь по венам разбежалась, и, как и остальные бойцы, быстро собрался. О завтраке и речи не было. Выйдя на опушку, я осмотрел немцев. По дороге шла какая-та моторизованная часть. Сначала дозор, потом танки вперемешку с бронетранспортёрами, за ними грузовики, вдали видна артиллерия. Нужно их обогнать. В погоне за жадностью, это я о танках, прощёлкал нашу безопасность. Закончив осмотр, передовой дозор ещё не удалился, спросил у стоявшего рядом Лосева: – Скажи, сержант, каковы инструкции в вермахте в случае обстрела их колонн? – Не могу знать, товарищ лейтенант.