- Точно. С памятью в порядке, сейчас воды принесу. Тот ушёл, а я пробормотал: - Да какое тут в порядке? Это что за шутки? Шутки шутками, но я су*и выживу во чтобы то ни стало. И в холодной воде тоже. Глянув в иллюминатор, я рассмотрел на горизонте земли Крыма и строения Ялты, шанс доплыть есть. Напившись воды, я попросил довести меня до гальюна, но тот принёс утку. Делать нечего, открыл иллюминатор и начал вылезать, а тут бойцы на палубе, все ранены, на носилках, заставлено, чуть на них не упал. Те возмущены, ко мне медики, но я на руках добрался до лееров и… меня схватив, вытянули. После этого визжащего и кричащего о Люфтваффе, что нас всех потопит, отнесли в каюту и привязали к койке. Подумали, что я свихнулся, после того как меня с самолёта ранили. Дали успокоительного. Видимо ударную дозу. Я такой спокойный. А плевать на всё. И знаете, самое интересное, немецкий лётчик промахнулся, одна из двух торпед с торпедоносца прошла мимо, очередь со сторожевика помешала. В этот раз его заметили. Вот вторая попала. В носовую часть. К счастью, погибло немного, и судно не затонуло, но дойти до пункта назначения теперь нечего и мечтать, тут бы до берега Крыма доползти. Туда «Армения» и была направлена, пока команда билась за живучесть судна, тихо проигрывая. А я спал, улыбаясь в своей каюте, под работой лекарств. Да ладно, жив, а дальше разберёмся. Вот только на войну попал, а это не то о чём я мечтал, но раз дали новый шанс, перетерпим, перебедуем. Надо только узнать в кого я попал. Ясно что парень не простой, скорее всего из «Артека», персонал которого тут же эвакуировали. Ничего, доберусь до Москвы, там сараи и амбар, где грузовик с патронами и станковыми пулемётами, но главное не это, а три жилых помещения наверху где я смогу жить до конца войны. Там и печка для отопления есть. План есть, исполняем, пока «Армения» к Крыму ползёт, чую прямо в руки немцев. Проснулся я от плеска, чуть приподнявшись на локте левой руки, осмотрелся, в каюте я был один и почти до койки была вода, но плеск доносился снаружи, иллюминатор открыт. Холодно, я аж посинел весь, и одежды нет, пришлось в одеяло завернутся. Это было возможно, меня отвязали от койки пока я спал. Но главное не это, а знакомые лающие команды на немецком языке. Вот непруха. Выглянув, понял, что «Армения» стоит на ровном киле у берега, выбросились значит, это хорошо, но плохо если много народу потонуло на нижних палубах. Обнадёживало, если это можно так назвать, то что весь берег ранеными усыпан и советскими военными в разной форме, армейской и морской. Много женщин было. Их охраняли немцы в серой форме Вермахта. Даже не знаю, что и сказать, что лучше, к этим в плен попасть или на дно уйти. Судя по положению солнца сейчас где-то часа два дня по полудни, значит меня лекарство на сутки вырубило и всё это время команда судна боролась за живучесть. Сильное лекарство, вон, до сих пор эмоций нет и присутствует слабость, но это может быть и от голода. А мне нужно что-то делать, в каюте я к счастью один был, и дверь закрыта. А есть идея. Да спрятаться на борту, а потом незаметно покинуть его. Берег наверняка будет охраняться на предмет таких хитрецов, лезть в ледяную воду не хочется, но придётся. Только нужно найти что-то что держится на воде. А на берегу я выживу, даже с повреждённой ногой. Спустив одну ногу в воду, вторую задрав, чтобы не намочить гипс, неудачно с ногой вышло, видимо пулей винтовочного калибра из авиационного пулемёта приласкали, если бы что серьёзнее было бы, ногу бы просто оторвало. Каюту я не покидал, а с трудом забрался во встроенный шкаф и затаился на верхней полке. Ничего другого я пока сделать не мог, по палубе грохотали сапоги немцев, раздавались команды и из коридора тоже. Хорошо, что вода успокоилась от моего движения, когда я закрылся изнутри, и в иллюминатор заглянул немец. Я по тени на воде в щёлку видел. Куда делись те двое что тут со мной были? И если их эвакуировали, то зачем меня бросили? Одни вопросы и ни одного ответа. Я радовался, да, до ужаса радовался, что вернулся. Главное жив. Однако не радовало то время, куда я попал. Эту войну я не любил, и не думайте, что я вот так с автоматом буду бегать. У меня нет такой авантюрной жилки, чтобы сразу на фронт рваться, как у множества авторов нетленок о попаданцах в сорок первый. По виду мне лет двенадцать-тринадцать, на фронт не пустят и не надо. Физический возраст видите ли не тот. Помогать фронту можно и в тылу, что я и собирался делать. Тут главное выбраться. А так, снова Таня погибнет в голодном блокадном Ленинграде, снова множество жертв этой войны и я уже ничего не сделаю. Да, мне показали на примере, что в этот раз письмо не поможет. Мне придётся в этот раз переживать все ужасы войны, и никуда не денешься. Пока же немцы внимательно обыскивали судно. Из коридора в каюту заглянули, даже дверцу шкафа открыли, не заметив меня на верхней полке, а я прикрылся спасательным жилетом, и оставив дверцу шкафа открытой, немец ушёл. Он кстати был раздет до пояса и уже стучал зубами от холода и негромко ругал фельдфебеля, что его сюда загнал. Я же, лёжа на полке, задумался, как бы я не был мысленно не рад именно этому времени для вселения в новое тело, всё же я был счастлив. Да и что, поменять грязный умирающий мир, на мир с экологически чистой планетой, тут даже выбор не стоял. Хотя бы и это время, страшное для нашей истории. Да, наша планета умирала. Экология умирала, убиваемая перенаселением и множеством производств. Всё, стала сдавать старушка. В год умирало несколько сотен миллионов жителей. Вдумайтесь, миллионов! Сотен!!! Когда население планеты в тридцать первом перевалило за двенадцать миллиардов, а никакие законы с запретом о рождении больше одного ребёнка не действовали, то рост населения стремительно покатился вниз. Смертность была велика. Уже не хоронили, только кремация. Да всё эти вирусы и пандемии влияли. Придумают вакцину от одной, так она мутирует и новые работы по разработке. Только четыре года могу вспомнить, когда ходили без масок, уверенные что всё, справились. С двадцать пятого по двадцать девятый годы. А потом ещё хуже стало. Могу с уверенностью сказать, что мы убили сами себя. Например, в сорок втором большая часть Европы стала полностью мусульманской, скатившись по уровню цивилизованности даже ниже стран третьего мира, в каменный век. В основном очаги пандемий оттуда расходились. На момент моей гибели, на планете оставалось два миллиарда человек. Коллапса цивилизации на удивление не было, всё так же работали аэропорты, госучреждения, действовали границы, просто людей стало меньше. Выживали в основном граждане тех стран, где была медицина высоко поднята. Европа сгинула по факту. Там мор, работали специальыне группы в защите, что собирали трупы в домах и на улицах, и кремировали. Думаю, люди держались за привычный мир, чтобы это всё не рухнуло. Радовались те, кто мечтал о «золотом миллиарде». Я думаю они всё это и устроили. Вот теперь пусть и живут на грязном шарике. В моём положении вполне можно позлорадствовать. Что странно, пусть границы каждый раз закрывались, но это не касалось хозяев частных самолётов, так что я учился, посещал разные страны, как и положено проходя проверки на предмет вирусов, получая нужные прививки, и жил, да учился. Это было основное. Да, у меня нет для вас приятных новостей что само всё образует. Не образуется, и инопланетяне не прилетят, самим нужно стараться вылезти из этой ямы. Теперь немного позитива. Для меня так точно позитив. Когда Европа стала мусульманской, вдруг все беженцы выяснили, что платить им пособия уже никто не будет, а никто не работает, бюджеты пусты, а есть на что-то надо, и эти пиявки решили перебраться в другую страну, где действует программа помощи беженцам. Большая часть рванули в Штаты. Оказалось, когда своя рубашка ближе к телу, многие моральные принципы отступают в сторону, что пиндосы на примере и показали. Береговая охрана топила суда, торпедировала, ракетами уничтожала, авиацией била, но их заполонили. Россия… не скажу, что там всё плохо, если осмотреться, сравнивая с другими странами, так можно сказать что у нас всё отлично, но могло быть и лучше. Россия входила в пятёрку стран, любимых беженцами, не всеми, у нас же пособий для беженцев нет и работать надо. К нам бежали коренные из Европы, хотя и не все. Далеко не все. На первом месте была Австралия. Вот такими мыслями была занята моя голова пока я лежал на полке. Когда стемнело, выбрался, разминая затёкшие руки-ноги. Долго мне не прятаться, не знаю, когда бывший хозяин тела принимал пищу, но слабость уже есть. Ослабну, ничего сделать не смогу. Немцы, закончив осмотр, покинули судно, я выбрался из шкафа и стал выжимать одежду. Размеры небольшие, значит мои, в шкафу плавали. Брюки были, ботинки, рубака, куртка. Это всё что нашёл. Карманы пустые. Только всё мокрое, выжал и положил на койку, сушится, кутаясь в одеяло. Спасательный жилет тоже достал, пригодится. Только после этого выглянул, используя иллюминатор. Пленных, те что ходячие, уже построили и увели, для раненых грузовые машины подогнали, несколько пленных с носилками бегали, переносили их наверх к машинам. Странно, я думал их тут на месте добьют. Немцев, как я отметил, сменили румыны. А вот это плохо. Ладно, у меня задача найти продовольствие на борту, шансы есть, пошарив по каютам, вот до камбуза добраться, что затоплен, точно нет, и можно убираться с борта. Да и подобрать вещи для выживания. До заката часа два, время есть. Что ж, приступим к моему любимому делу, выживанию. Эх, люблю тебя жизнь! Морщась, я натянул на себя мокрую одежду, с трудом налезла, сразу так холодно стало, один ботинок надел, другой завернул в одеяло, на будущее, а одеяло как скатку через плечо. Едва успел я открыть дверь, как кто-то в темноте, дальше по коридору, вдруг ойкнул, и вода заволновался от движения. А голосок-то девичий. Похоже я не один прячусь. - Кто тут? - зашептал я. - Аня, - донеслось в ответ. - Тише, - зашипел я. - Наверняка несколько румын в охране на судне есть, могут услышать. - Хорошо. Нога не мешала, задирая ногу с гипсом над водой, держась за стену, я допрыгал до девочки. Той лет двенадцати, белоголовая, чуть дальше головы ещё трёх детей, лет восьми, мальчика и девочки. Свет через отрытые двери кают попадал в коридор, более-менее видно. Блондинка испуганно смотрела на меня, сама дрожала от холода, будучи в одном мокром платье. - Сколько вас? - заметив дальше движение, прошептал я. - Четверо всего. Нам сказали спрятаться, а ночью бежать. - Ясно. Теперь понятно почему меня развязали и оставили. Дали шанс, - пробормотал я себе под нос. - Ладно, собираем вещи, только тихо, и уходим. Не волнуйтесь ребятня, вытащу. Сам я не особо ходок, придётся вам побегать, а я командовать буду. Значит, слушайте что нужно делать… А знаете, я рад что попал в это время, хотя бы ради вот этих детишек и клянусь, я вытащу их и с судна, и к нашим. *** Что я могу сказать? Обещание я выполнил. Кратко опишу эту историю. Мы каюты обыскивали на предмет одежды, сумок и съестного, как выбирались, когда стемнело, румын на судне не оказалось, они у костра на берегу грелись. С помощью плота добрались до берега, в километре от судна выбрались на сушу. К слову, ни одной шлюпки на борту я не видел, значит не все наши к немцам в руки попали, кого-то спасли на них. То же сторожевое судно на буксир могло взять. Да, мне нашли костыли в одной из кают, потом они меня здорово выручили, а гипс размок, не смог его уберечь, пришлось наложить повязку на рану, кровила. Перевязочные нашли в каютах. На берегу я не остался, сразу погнал дальше. Пока шли, хоть согрелись. Три дня бродили по Крыму, прячась от местных и румын, пока не вышли на немецкий полевой аэродром. Уже сутки мы ничего не ели, так что я рискнул. Я взял в плен пилота, мы сели в связной самолёт, часового я убил, и взлетали. Самолёт был четырёхместный, дальность тысяча двести метров. Детишки сидели на втором ряду, вчетвером на двух креслах уместились, двое кашляли, простыли, и сильно, а я спереди, рядом с пилотом, по весу проходили. Я штурман отличный, поглядывал чтобы пилот нас куда не увёз. Одеяла при нас, хотя немного испачкались, в них кутались, а то холодно, пусть в кабине и тепло, печка работала. За ночь добрались до Тулы, там и сели на окраине, где сдались красноармейцам из зенитной защиты города. Меня в госпиталь, представился Колей Губиным, детишек в детдом, родных пока ищут. Ну а я как на ноги встал, так и сбежал в Москву, к своему амбару. А там порядок, всё на месте. Так и стал жить в нём, начав с выживать во время войны. Тыл место неспокойное, особенно в Москве. Пусть та в эйфории, немцев уже отогнали от столицы, середина января была, но всё равно, опасно тут. А я счастлив. Жаль Таню из Ленинграда и остальных блокадных, а я счастлив со слезами на глазах. Конец книги.