Пока ожидал хозяина, старичок спешил от дома, я сканером осматривал дом. Что ж, и тут руки приложить нужно, но куда меньше, чем у второго дома, работы часов на десять, но это если задействовать все «руки» моего амулета-помощника. А вообще дом в порядке и особого ремонта не требовал, так, мелочь – тут поправить, там подремонтировать, здесь покосилось. Хороший дом. На первом этаже кухня и на остеклённой веранде столовая, гостиная, две спальни, уборная и ванная. Слив в яму, которая не подключена к общей канализации… Да и нет тут её. Так что, скорее всего, её золотари вычищают. На верхнем этаже три спальни, видимо гостевые, и кабинет, выход на балкон был из него, с лестничной площадки и из одной из спален, у которой имелся вид на море. Думаю, это будет моя спальня. У меня из спальни моего особняка в Аргентине тоже был отличный вид на порт и воды бухты. Старик оказался из потомственных инженеров. Сейчас не работал, возраст, да и сын вызывал в Москву, и старики уезжали, решив продать дом. Хотя, думаю, причина в другом. Слухи в городе о прорвавшихся немцах ходили один страшнее другого, так что он просто решил по-быстрому продать дом и уехать. Мы прошли по территории, я поздоровался с хозяйкой, больше никого не было. Во дворе находилось два сарая, небольшой огородик, колодец, хотя водопровод в доме был, вот в принципе и всё. После осмотра я дал добро, выплатил аванс, и мы поехали на моей машине в исполком. Там за полтора часа всё было оформлено. Работницы, увидев мои награды, всё быстро сделали, активно строя мне глазки. И даже сразу прописали. Был бы паспорт, оставшийся в военкомате, и штамп бы поставили. Вот так я и обзавёлся местной пропиской. Мы укатили обратно. Старики уезжали через три дня, и я не возражал. Я выплатил им остаток суммы, получив расписку, что ничего им не должен, и дом теперь мой. Открыв ворота, я уже собрался загнать машину во двор, как подбежал запыхавшийся участковый. Оказывается, у хозяев был постоялец, этот самый милиционер, о котором те до последнего не сообщали. Кстати, сержант жил в той спальне с видом на море, которую я себе и облюбовал. Он меня узнал, но документы проверил и уточнил, вставал ли я на учёт в местной комендатуре, что разместилась в здании военкомата. Я признался, что не успел. Нужно исправить. Так что я покатил в комендатуру, подвозя сержанта к зданию милиции, которое находилось рядом. И видел, он меня ни в чём не подозревал, более того, был в восторге от знакомства с тем, о ком писали газеты. Он не замолкал ни на минуту. Помимо того, что показывал дорогу, ещё описывал местные достопримечательности. – Товарищ майор, разрешите спросить? – наконец обратился он. Раз я был в полной форме, при фуражке, то он и обращался ко мне как и положено. По уставу. На «ты» мы не переходили, слишком мало знакомы. – Спрашивайте, – разрешил я. – У вас одна награда повреждена. Как это случилось? – Ранили меня, серьёзно. Думал, убили, пуля в сантиметре от сердца остановилась, орден спас. Поэтому сейчас и нахожусь на излечении. А награду я не прячу, несмотря на то, как она выглядит. Заслуженная, да и спасла меня. Сейчас встану на учёт в комендатуре, аннулирую направление в санаторий и буду дома лечиться да в какой-нибудь из местных госпиталей ходить. – У нас их три, плюс лечебницы и санатории. Выбор есть. В комендатуре подскажут. Кстати, вон она, то дальнее здание. А мне здесь остановите, если можно. – Это можно. Милиционер выбрался из машины, благодаря, а я напомнил ему о вечере, мол, надо отметить покупку, да и новоселье справить. Чтобы не опаздывал. Доехав до нужного здания, я, двигаясь осторожно, мол, грудь болит после ранения, прошёл внутрь. Дежурный принял у меня документы, внёс в журнал учёта и направил в один из кабинетов, где работали с таким, как я, находящимся на излечении. Встретили меня хорошо, узнали. Сотрудник быстро решил все вопросы. В санаторий не направил, раз уже имею свой дом, но дал направление в один из госпиталей, ближайший от моего дома, где один из врачей и будет лечить меня. До конца, скажем так. Закончив дела на медицинские темы, я снова подошёл к дежурному: – Лейтенант, я тут удачно приобрёл дом… – Поздравляю с покупкой, товарищ майор. – Спасибо. Вопрос в другом. Когда я буду отсутствовать, не хотелось бы оставлять его без пригляда. Дом просторный, его можно использовать, временно, до конца войны, как служебную гостиницу для командиров. Не хотел бы я вернуться и застать там развалины. – То есть вы хотите временно передать дом на баланс комендатуры? Чтобы там проживал ответственный работник? – Вы правильно меня поняли. Чтобы я передал дом ответственному лицу и принял его после войны в полном порядке. – Такие вопросы решаются через начальника комендатуры, однако он пока отсутствует, будет к двум часам. – Постараюсь быть. Надеюсь, вы введёте его в курс дела? – Конечно, товарищ майор. Для вас будет занята очередь к коменданту. – Хорошо, устраивает. Козырнув, я медленно направился к машине – играть на публику так играть, раз уж состояние у меня не ахти. Я вон, даже когда сержанта вёз, делал вид, что мучаюсь от боли в груди, и тот на меня всё с сочувствием косился. Отъехав от комендатуры, я достал пару медицинских амулетов и восстановил рану в груди, даже создал видимость повреждений рёбер, чтобы можно было на ощупь определить перелом. В госпитале, предъявив направление, пообщался с главврачом, и тот отправил меня к моему лечащему врачу. К счастью, это оказался мужчина лет сорока, из местных призывных, вполне опытный. Он осторожно размотал присохшие к ране бинты. После осмотра обрадовал, что заживление идёт хорошо, даже отлично, пропальпировал грудь и, видя, как я морщусь, обругал, что с такими повреждениями нужно на койке в госпитале лежать. Еле уговорил его, что буду лежать у себя дома, отсюда пара минут ходьбы, а он будет лечить. Всё, стационар мне теперь не грозил. Врач записал адрес, завёл личное дело и отправил на разные анализы и на рентген. Последний удалось обмануть. Одно ребро сломано, второе с трещиной, и между ними след от пули. Её я в кармане носил, врачу своему подарил. Тот хмыкнул и убрал в мою историю болезни. Ну а когда всё закончил, он меня отпустил. Грудь опять забинтована, так что всё в норме. А я снова поехал в комендатуру и в машине всё вернул в норму, врачам показался, серьёзность ранения предъявил, так что доказательства, если что, есть. Я предпочитаю детально прорабатывать подобные свои операции. Тем более чую, что тут всё как под микроскопом изучать будут. Общение с комендантом прошло гладко, его заинтересовало моё предложение, тем более я ничего не требовал, только присмотр за домом. Мы и договор заключили, а как же. Единственный пункт, на который он обратил особое внимание и который долго изучал, – что если дом будет повреждён или уничтожен, война всё же, то мне выдают замену, причём только ту, которая меня устроит. То есть я мог выбирать. Дальше комендант меня удивил: я думал, он как-то дом под себя подгребёт, под своих работников, семьи их, но, видимо, жилищный вопрос у него остро не стоял, несмотря на то что беженцев здесь хватало, включая тех, что из Крыма были или из Новороссийска. Комендант этот дом отдал в ведение того главврача, в госпитале которого я встал на учёт несколько часов назад. Тот в охотку дал добро, дом рядом, а поселить есть кого. Мы расстались с комендантом посёлка, скрепив сделку рукопожатием, и я покатил к дому. И туда уже прибыл интендант, что в госпитале работал. Он принял имущество. Мы до вечера проводили инвентаризацию и в свободные спальни расселили прибывших постояльцев. Было три врача и сам интендант с женой. Именно его жена и будет отвечать за дом, чистоту и порядок, пока муж на работе. Участковому я сообщил, что выселять его не буду. Пока, конечно, тесно, когда ещё уедут бывшие хозяева и я, так что уплотнились, врачи по двое поселились в комнаты, раскладушки были, ну и справили новоселье. Я планировал здесь прожить до того момента, пока за мной не приедут, но утечь раньше. Сканер предупредит. Вот такой задел оставлю, а пока отдыхаю и лечусь. Да и рынки в Сочи посетить нужно. Я тут абрикосовое варенье попробовал, очень понравилось, нужно вареньем запастись, и побольше. Неделя прошла, как я заметил некоторое движение вокруг моего дома. А я думал, у меня меньше времени будет. Видимо, необходимая информация не сразу дошла до кого нужно, а когда дошла, долго не могли поверить, что я жив. Однако всё же поверили. Тем более вчера в госпитале, в очереди в процедурную, я с ранеными разговорился и красочно описал, как получил ранение, и моя запущенная информация сразу разошлась, причём, как я отметил, не только по госпиталю, но и по посёлку. Я специально это сделал, собрался сегодня уезжать, и тут сразу такое движение… А по поводу моего ранения выдал свою историю. Мол, воевал, ничего такого, боевые вылеты совершал, включая над территорией противника, а возвращаюсь – ко мне сотрудники НКВД рванули, ну и сразу застрелили, ни слова не говоря. Очнулся в машине, накрытый плащ-палаткой, видимо, за мёртвого приняли. А тут налёт. Ну я ноги в руки и бежать, раз меня командование решило ликвидировать. Знакомые сюда помогли добраться. Моя история вызвала волну негодования, что покатилась по госпиталю, но главное, я смог подать информацию в нужном мне ключе. Поэтому сегодня же, пока до местных не дошло, что я, получается, вроде как в бегах, хочу слинять. Я промокнул губы платком – завтрак был отличный, за что я и поблагодарил жену интенданта из госпиталя, – и сообщил всем постояльцам, собравшимся в столовой, одного не было, на дежурстве находился: – Товарищи, нам пора прощаться. Я наконец нашёл того старичка-травника, который мне ногу лечил, и отправляюсь к нему. Сюда я уже не вернусь. – Травники, знахари, ведьмы, и вы во всё это верите? – спросил интендант, тоже сыто отваливаясь от стола и вытирая платком лоб. Бывших хозяев я четыре дня назад отвёз на вокзал и помог сесть на поезд в Москву. Ещё я уеду, и последний постоялец получит свою комнату. – Зря вы так, – сказал я. – Я сюда и приехал только из-за него. Он и будет меня лечить. Не знаю сколько, месяц, полгода, год, но пока не вылечусь, я его не покину. – Сейчас уезжаете? – спросил участковый, с благодарностью кивнув хозяйке, принимая стакан с чаем. – Да. Немедленно. Вещи уже в машине, можно выезжать. Триста километров ехать. Под Поти он находится. – Ясно. Меня проводили. Я выгнал машину со двора, стараясь не смотреть, как двое неизвестных направляются в мою сторону. Не дошли, я дистанционно вырубил их и, помахав рукой постояльцам, покатил к выезду. Видимо, приказа на мой арест не было, за мной прибыла спецгруппа захвата. Дом остался позади, меня никто не видит, так что, подъехав к машине неизвестных, я перекинул старшего в свою машину и покатил дальше. Причина прихватить его была довольно важной. Я жалел, что тогда, когда готовил своё исчезновение, не пообщался с теми, кто меня приехал брать. Я желал узнать, кто же решил повесить на стену такой трофей, как моя голова. И вот сейчас решил это узнать. Посёлок покидать я не стал, на выездах у постовых была дурная привычка заглядывать в машину. Не хватало ещё, чтобы этого капитана нашли. Так что я нашёл тихий тупичок, привёл в чувство капитана и допросил. Тот особо и не отпирался, легко на контакт пошёл. В общем, осечка вышла. В том смысле, что он особо ничего и не знал. Сам из особого отдела местного фронта, пришёл приказ из столицы задержать меня и доставить адресату, отправив транспортным самолётом в Москву, там встретят. Это всё, что он знал. Я его снова вырубил, снял верёвки и оставил тут же, в тупичке, очнётся через час, а сам покинул посёлок. В Сочи не поехал, убрал машину в браслет и с тростью в руке стал уходить за местные холмы, которые приезжие почему-то называли горами. Чуть позже я достал мотоцикл-одиночку и покатил на нём, объезжая разные посты, в основном наблюдения. Нашёл подходящий участок, с которого на У-2 взлететь смогу, и стал готовиться к ночным приключениям. Я хорошо отдохнул, бодр и полон сил. Пора навестить немцев, которые до сих пор штурмуют Новороссийск, и погулять по их тылам. Насколько я в курсе, турки позволили немцам провести несколько боевых кораблей в Чёрное море, может, удастся что найти и захватить? Очень на это надеюсь. Пара эсминцев мне не помешали бы, да и против подводных лодок я ничего не имею. Хотя вроде у немцев не было тут серьёзных боевых кораблей, торпедные катера да тральщики, тут у них в основном война авиацией ведётся на море да минными установками. Вот с Румынии можно что-то поиметь, вроде что-то и интересное можно найти. Поищем. Да и хвост прищемим, нечего было в эту войну лезть, да так, чтобы вспоминали и вздрагивали от моих действий. Да, решено, поработаем против румын. Тем более, как я слышал, их не очень хвалят: как солдаты они так себе, а как каратели очень даже себя проявили. Напомним, что не только они карать умеют. У меня рука вполне набита. Вон, немцы и англичане легко подтвердят. Когда стемнело, я достал биплан и, взлетев, направился в сторону Новороссийска. Летел, приглушив мотор, то есть сбавив обороты, чтобы он тарахтел не громко. Ушёл в море подальше от берега, где «слухачей» не много, на берегу меня вроде не засекли. Где-то к полуночи я добрался до места, но посадку совершал с пустыми баками. Чудом мотор не заглох. Но пока крутился в поисках подходящего места для посадки, меня всё же обнаружили, даже «ночников» подняли, пару румынских истребителей, но я уже был на земле и готовился к бою. А именно достал тройку и покатил к городу, который превратился в арену для сражений. Судя по накопленным резервам, наши и сами готовились к наступлению, но я решил помочь. Действуя миномётами и используя гаубицы, фактически лишил немцев и румын какой-либо артиллерии, да и миномётные батареи проредил так, что оставшиеся повлиять на ход сражения уже не могли. Теперь наступил черёд складов, штабов, резервов и личного состава частей. Наши не могли не слышать канонады и взрывов и не видеть пожаров у противника в тылу, так что к утру, когда я изрядно потратил боезапас, тут же пополняя его, они до рассвета, смяв слабое сопротивление, перешли в наступление, и, к своему явно большому удивлению, легко вышибли противника из города и пошли дальше. А некому их было остановить. К утру я посетил и фронтовые аэродромы, перелетая от одного к другому на «шторьхе». Звук его мотора был знаком местным авиаторам, так что они тревогу не поднимали. Тем более с прорывом русских не обращали внимания на пролёт неизвестного самолёта. Уничтожил я шесть аэродромов. Трофеем я брал в основном продовольствие и боеприпасы к тому оружию, что у меня было, бомбы для самолётов, ну и немного пополнил запасы техники. Немцы с утра начали из Крыма засылать бомбардировщиков, но до полуострова у меня руки пока не дошли, я здесь румын гоняю, тылы их уничтожаю. Я катил по дорогам на своей тройке и если замечал какую часть, стоявшую или отходящую – а румыны уже побежали, – то доставал миномёты и плотным огнём рассеивал часть. Потом доставал десять БТ-7 и, нагоняя, уничтожал всех окончательно. Румын в плен я не брал. Пока я в тылу работал, такого насмотрелся, что они творили… Нет, никакого плена и жалости, только уничтожение. Да и вообще я решил в Румынии побывать, нужно показать, что такое месть от русских. Я шуровал на дорогах до обеда, а когда меня попыталось атаковать звено Илов, я понял, что пора закругляться, а то, на самом деле, так и свои достать могут. Убрал всё по хранилищам, укатил на мотоцикле подальше, поужинал и отправился до вечера на боковую. Убежище сделал с помощью магии земли, так что не найдут. Когда стемнело, я достал мессер – тут удобное поле для взлёта было – и, поднявшись в небо, направился в сторону границы Румынии. Здесь я сделал всё, что мог, наши в прорыв кидали все силы, и он развивался. Конечно, я не говорю, что в этом только моя заслуга, одна ко и глупо отрицать, что этот прорыв обошёлся нашим малой кровью, и благодарить за это как раз нужно меня. Ну а так как никого информировать я не собирался, то пусть это останется тайной. Полёт к границе Румынии занял у меня две ночи. Были причины. Летал я над автодорогами, или железной, и где видел мосты, совершал посадку и долбил по ним снарядами из тяжёлых гаубиц. Это чтобы поменьше резервов и припасов подкинуть успели. Поэтому пришлось сменить мессер на «шторьх». Зато двенадцать мостов, из которых семь автомобильных, были серьёзно повреждены или вообще разрушены. Потом я изучил места стоянок румынского флота, и он на меня не произвёл впечатления, ну совершенно никакого. Старьё времён Первой мировой войны, пусть и прошедшее модернизацию. Правда, один речной монитор Дунайской флотилии прихватил, «Бессарабия» назывался. Он один крупный у румын был. Запчастей побольше набрал, боеприпасов, если где на реке придётся бой вести. Авиация и танки мне привычнее и надёжнее будут, но запас карман не тянет. За три дня я облетел у румын порты и разные стоянки, и теперь с уверенностью можно сказать: флота у Румынии больше нет. Совсем. Утонул. Я даже гражданские лоханки в портах потопил артиллерийским огнём, не обращая внимания на флаги. Были и нейтралы. А нехрен в зону боевых действий лезть. И через семь дней после того, как я покинул свой дом в Адлере, на рассвете я сидел на башне БТ-7М, свесив ноги, и в бинокль изучал окраины Бухареста. Рядом стояло ещё девять бэтэшек и два химических танка на базе Т-26. Это была моя последняя акция перед отлётом в Аргентину. Я пришёл сюда карать. Население не трону, я солдат, а не чудовище, но пожаров устрою достаточно. Нужно показать местным, да и их правителю, что у русских длинные руки. Сканером осмотревшись, я скользнул на место командира и скомандовал своим экипажам, состоявшим из «рук» амулета-помощника: – Вперёд! Вдарим по столице мамалыжников. Охранных частей здесь хватало, включая авиацию, защищавшую столицу от налётов. Однако меня это ничуть не беспокоило. Я не собирался вести бой на улочках весь день. Часа до окончания боеприпаса и огненной смеси в химических танках вполне хватит. Колонна после моего приказа тронулась с места и, набирая скорость, рванула к городу. БТ действительно скоростные танки и полностью соответствуют заявленным требованиям военных, что хотели получить, то конструкторы им выдали, но вот химические большой скоростью похвастаться не могли, сразу отстали, хотя двигалась основная колонна танков всего на шестидесяти километрах в час, пусть и по асфальтированной дороге. Несмотря на раннее утро, дорога не была пуста. Водитель встречного военного почтового фургона на колонну особо внимания не обратил, видимо, за своих принял, и головной танк передового взвода – я в пятой машине двигался – вильнул и подмял пикап под себя. Водитель и пассажир погибли сразу, не успев сообразить, что произошло. А танк, покачиваясь, оставив железный блин позади, стал нагонять основную колонну, которая, не сбавляя скорости, двигалась дальше. У окраины стояла зенитная батарея, танки, не останавливаясь, открыли огонь. Ни одного промаха, вот что значит практика. Богатой её не назвать, но и то, что я сейчас делаю, тоже можно назвать опытом. Набираю вот так потихоньку. Да и опыт танковых боёв в городе я тоже имею. Вспомнить хоть тот же Волоколамск. Батарея была уничтожена сразу. Орудия, может, какие и уцелели, но осколочные снаряды изрядно проредили расчёты. Так что можно сказать, что она стала недееспособной. А четыре выпущенные болванки по казённикам окончательно привели её в негодность. Пока я стрелял, скорость снизил, химические танки нас нагнали, и мы въехали на улицы Бухареста. У меня не было его карты, я заранее не планировал, куда двигаться, поэтому покачу туда, где увижу что-то важное на показаниях сканера. Моя задача – внести как можно больше паники и нанести максимум материальных потерь, но паника – самое главное, её мне и нужно вызвать. И серьёзную. По улицам погонять танки, стреляя по магазинам, уничтожая всё так, чтобы не пострадали жители. О военных, тех, кто носит форму, я не говорю. На ближайшем перекрёстке я разделил колонну – по пять пушечных танков и одному огнемётному в центре построения в каждой половине, и, ощетинившись стволами, они двумя маршрутами направились в центр города. Встречая то или иное государственное здание с какими-нибудь службами, стреляли в дверь или в окно и давали короткую струю из огнемёта. Пожар сам разовьётся. О частниках я тоже не забывал: лавки, магазины и небольшие фабрики – всё уничтожалось, чтобы у местных предпринимателей были претензии к правительству. И вот главная площадь. Тут мы вволю порезвились. Хотя Бухарест мне понравился, архитектура очень даже ничего, но все здания на площади мы сожгли и направились к противоположному концу города, продолжая наносить удары по разной частной и государственной собственности. А уж сколько разной авто- и мототехники на улицах Бухареста превратились в железные блины – не передать! Мы даже велосипеды давили. Тут я заметил, что один из жителей готовит массивный фотоаппарат, ставя треногу в двери подъезда многоквартирного дома, и собирается сделать снимок моих танков. Может, ему помочь? Пара танков уже проехали мимо него, рыча движками и звеня гусеницами, хлопая выстрелами по важным целям. Химический, подминая припаркованные машины, двигался за ними, а мой, шедший четвёртым, остановился, урча двигателем, около любопытного фотографа. Могу предположить, что это фотокорреспондент, но точно не знаю. Ещё подъезжая, я быстро скинул верх комбинезона танкиста, который был натянут на нательное бельё, и накинул мою гимнастёрку майора ВВС с наградами. Снова комбез поверх и шлемофон. И когда притормозил, открыл люк, ловко скользнул наружу и встал у танка, широко улыбаясь и распахнув комбез так, чтобы были видны награды. Потом я принимал разные позы, даже козырял и сменил шлемофон на фуражку. Фотограф сделал шесть снимков с разных ракурсов, причём три – с другими танками на заднем плане. Всё же он оказался фотокорреспондентом и, достав блокнот, стал брать у меня интервью. Я не знал румынского, а он русского, но мы оба знали немецкий, на нём и общались. Я описал, кто я, мол, случайно здесь оказался, мне предложили, и я согласился и теперь участвую в этом рейде. Наша задача – вызвать панику, нанести как можно больше разрушений, но с минимумом жертв мирных граждан, мол, мы солдаты, а не каратели. Как немцы и румыны себя не ведём, но руки у нас длинные. Хорошее интервью, но пора и честь знать. Я вернулся в танк, и мы погнали дальше. На небольшой площади, куда выходило несколько улиц, обе мои колонны соединились, и только здесь, через двадцать семь минут после того, как мы въехали в столицу Румынии, встретились с регулярными войсками, которые на грузовиках, с броневиками и танками двигались нам навстречу. Я их давно засёк, спасибо сканеру, и работал, жульничая. Наводчиков нескольких танков я дистанционно вырубил, так что по мне практически не стреляли, я же бил метко. Мои танки, шедшие впереди, подмяли грузовики, сбрасывая их с дороги, и многие солдаты погибли, не успев покинуть машины. Да и из тех, кто покинул, мало кто выжил, пулемёты у танков работали не переставая, и потери у румын были просто чудовищные. Причём я видел, сколько войск стягивают, и понял, что с тем боезапасом, который у меня остался, прорваться можно только на скорости. Вот я и решил загнать машины на какой-нибудь пустой двор, где нет свидетелей, и пополнить боеприпас. Сказано – сделано. Правда, сначала мой передовой танк, свалив ворота, вкатил во двор армейского госпиталя. Но тут медсестра, махая руками и крича, буквально прогнала танк, наступая на него. Я ухохатывался, видя, какие рожи она строит, хотя заметил, как она испугана. Но молодец, выгнала. Найдя другой двор, какого-то промышленного здания, я достал снаряды и начал пополнять боекомплекты, ну и сменил баллоны у огнемётных танков. Всё было готово за три минуты, и я, вернувшись в свой танк, стал выводить колонну. Снова разделив её, погнал по параллельным улицам, кошмаря румынских солдат. И огнемётные танки подчищали то, что осталось от пушечных. Крики заживо сгораемых людей так и стояли в ушах. Их хорошо было слышно, несмотря на постоянный грохот стрельбы пулемётов, хлопки пушек, шлемофон на голове и рёв двигателей. До корочки прожаривались. А может, мне и казались эти крики, воображение у меня отличное. Пока мы добирались до окраин, боекомплекты снова опустели, а позади нас остались уничтоженные больше ста грузовиков, три тысячи солдат противника, двенадцать танков, в основном лёгких польских, три десятка броневиков и три десятка разных артсистем, коими нас пытались остановить. Я же потерял всего два танка, да и то из-за поломок ходовой, всё же масса у них маловата, чтобы скидывать с дороги грузовики, уж не говоря, чтобы подминать их. Легковушки сминать на улицах – одно дело, но не грузовики. Оба танка можно было отремонтировать, но я решил оставить их как напоминание о нас. Всё же все машины имели маркировку и красные звёзды. Так что мои пушечные танки, проезжая мимо повреждённых, послали по снаряду в моторное отделение, это чтобы их не восстановили и в строй не поставили. У остальных ходовые тоже на честном слове держались, и их приходилось ремонтировать на ходу. Мне удалось уйти и скрыться в лесу, который вскоре оцепили. Даже бомбардировщики прилетали и бомбили его. Я за этим со стороны наблюдал, проводя полное восстановление сразу у шести машин, занимаясь чисткой пулемётов и пушек, пополнением боекомплектов и запасов топлива. Потом провёл ту же работу со следующей шестёркой, так славно сегодня потрудившейся. Убрав всё, я просто уснул под кустом, накрывшись плащ-палаткой. Я веду в последнее время преимущественно ночной образ жизни, то есть к часовому поясу Аргентины уже привык. Проснулся я, когда уже стемнело, проверил, который час, оказалось полночь. Оп-па, а в лесу народу шастает… солдаты, прочёсывают его. Горят факелы, мелькают фонарики. Сканер всё отлично показывает. Ишь как я их разозлил. Искупавшись в лесном озере, освежившись, я приступил к завтраку, поглядывая, как меня ищут, и лишь довольно ухмылялся. Зацепил я мамалыжников. И решил сразу не отправляться в Аргентину, а ещё здесь подарки раздать. Убивать на этот раз никого не планирую, ну если только кто из румынских военнослужащих попадётся. Да и города штурмовать не буду. Помнится, в корейской войне – не знаю, будет она в этом времени или нет, – когда из Кореи вышибли американцев, то они, уходя, уничтожали за собой всё – поля, плотины, мосты, дороги, заводы и просто здания, всю инфраструктуру, и пришлось северянам восстанавливать всё с нуля. Это же какие траты! Да, Союз там помог нашими народными деньгами, но кто румынам помогать будет? Вот я и вознамерился повторить действия пиндосов. Пусть румыны своими внутренними проблемами занимаются, а не воевать лезут в чужую страну. Покажу я им, почём фунт лиха. Обстреляю порты, склады, мосты, плотины… Блин, я их точно завыть заставлю. А ведь ещё нефтяные промыслы навестить нужно, Румыния Третьему рейху для того и нужна, что фактически она единственный поставщик нефти. Сожгу их все к чёрту, пусть тушат. Я, конечно, по портам уже поработал, с огоньком, да и запасы нефти сжёг, когда румынский флот искал, но это всё на побережье было, теперь в глубине страны поработаю. Собравшись, я покинул лес. На самолёте этого не сделать, мало того что шумно, так ещё все подходящие места для взлёта были или заняты, или рядом кто-то находился. Поэтому я пешком направился к опушке. Три километра топать пришлось, а там ещё километра два, где уже достал «шторьх» и потянулся в ночное небо. Карту страны я достал на ближайшем военном аэродроме, который также уничтожил. На ней довольно точно были указаны разные объекты, включая мосты, даже стратегического значения. Начал я с них. Долетал, садился километрах в шести, доставал тяжёлые гаубицы и на предельной дальности моего сканера аккуратно накрывал. Можно было, конечно, авиацию использовать, но, по мне, так артиллерия лучше. От авиации у разных стратегических объектов защита есть, зенитная, а вот от моей артиллерии точно нет, поэтому и работаю так легко и безнаказанно, что ответить им мне было нечем. До рассвета я успел расстрелять четыре крупных железнодорожных моста. Пока летел к следующей цели, засёк на дороге гражданскую почтовую машину, явно ночью свежую прессу развозила. Дистанционно вырубил водителя и, сев на дорогу, изучил газеты. Да уж, моё фото на первых страницах. Я решил все забрать себе. Языка не знаю, но зато какая память! Приведя в чувство водителя, допросил его. Русский он знал, отлично меня понимал, вот и перевёл, что в газетах написано. М-да, ну а чего ожидать? Не хвалили, это точно. Правда, отметили, что по гражданским я не стрелял, но лучше бы стрелял, те, кто потерял всё имущество, выли рядом со сгоревшими лавками, магазинами, автомобилями. Было им что терять, и потеряли. Война-с. Снова вырубив водителя, я вернулся к «шторьху» и полетел дальше, а так как наступил рассвет, я решил передневать неподалёку от следующей цели, крупной плотины. Если уничтожу её, вода зальёт огромные территории, уничтожив посевы и урожаи. Да и много их там, как бы разом всё это охватить? Весело насвистывая, я лежал на койке, оборудованной мной в салоне «Каталины», которой параллельно управлял, а курс был на Аргентину, и, покачивая в такт ногой, играл на аккордеоне. В Румынии я пробыл три недели. Причём так поработал, что те уже выли в голос, как я и хотел. Им теперь нужно восстанавливать всё. Я уничтожал мосты, паровозы, железнодорожные узлы и станции, склады, заводы, фабрики, нефтяные хранилища, да всё, что представляло хоть какую-то ценность, и мне не важно было, кому всё это принадлежит, частному капиталу или государству. Я бил по всему. Теперь зимой в Румынии ожидался голод, это я из газет узнал. Ведь, уничтожая склады, я серьёзно снизил и запасы провизии. А денег на закупку ещё и провизии у правительства уже не осталось. В результате два дня назад Румыния объявила о своём выходе из войны и начала выводить войска, возвращая их в места дислокации. Как вам такой результат? Причём действительно тут причастен я. Это без шуток. Есть чем гордиться.