И вот наступило двадцать пятое июня. До обеда ничего особо не происходило, одиноко я отметил что дороги забиты советскими войсками и техникой. Если приказ на отход и дошёл до дивизиона, то нам его точно не предавали. Сам я с утра почти и не покидал воды озера, качая Хранилище. Я пока на запасном складе ничего не покупал, качал Хранилище для брошенной советской техники и вооружения, что может ещё пригодится. Да и запасы топлива оставлять немцем не хочется, пусть лучше в мои закрома уйдут, мне они всяко пригодятся. Вон как лётчики на моих запасах воевали. Никто не жаловался, кроме немцев. На Варшаву налёт был отличный, говорят зарева пожаров оставили. И пусть всего четыре самолёта вернулось, но боевое задание выполнено, железнодорожный узел парализован, из-за многочисленных пожаров. Вроде даже топливный эшелон там горел. А пока я отлично проводил время, тратя любую секунду на кач. С моей стороны на батарее всё в порядке, все накормлены, всё на месте. Запас снарядов увеличен, тут Борисов смог найти три машины, и привёз со складов. Огонь дважды открывали по группам бомбардировщиков. Сбили трёх, ещё один на вынужденную сел, экипаж сдался, ну и два с дымами уходили. Слух прошёл что один упал чуть дальше, но официально это не подтвердили. «Мессеры» появились, но за дальностью уверенного поражения из крупнокалиберного пулемёта, так что огня я не открывал. Полночи я также качал Хранилище, и только в час ночи отправился на боковую, а в пять утра, уже рассвело, нас подняли, из штаба дивизиона посыльный, с приказом сниматься, и ожидать колонны дивизиона, войдя в её состав. Ну мы и стали сворачивать позиции. Мощные грузовики «ЗИС» брали орудия на прицеп, четвёртого грузовика не было, у нас его ещё позавчера забрали, так что выстроившись в колонны мы встали у дороги, ожидая остальной дивизии. Странно, двадцать шестое, и только сегодня получили приказ на отход. Или произошли изменения, или к нам так поздно он пришёл, то мы теперь точно не выйдем из окружения со всей техникой. Это мы ещё посмотрим. Три орудия прицеплены к трём «ЗИС-6», впереди стоит «полуторка» с «ДШК», я в кузове за наводчика. Часть моих бойцов тут же в кузове, трое на мотоцикле будут осуществлять головной дозор. «Полуторку» нам так и не вернули, так что пришлось постараться чтобы всё имущество взять и про снаряды не забыть. Пришлось часть оставить, и я незаметно его прибрал в Хранилище. Больше часа стояли пока наконец не показалась колонна дивизиона. Всего три орудия на сцепке грузовиков. По два одно тянули, иначе бы не смогли буксировать из-за маломощных двигателей. А так всего одиннадцатью грузовиков, два мотоцикла, и одна пулемётная зенитная установка что всё это прикрывает, так и тронулись. Оказалось, мы вышли следом за штабной колонной нашего механизированного корпуса. Странно, уж эти давно были должны эвакуироваться. Вчера точно. На дороге и на обочинах было множество брошенной и битой техники. Многочисленные воронки, которые приходилось объезжать. А так видно, что тут бульдозер прошёлся, скидывая всё с дороги, освобождая проезд. Дальность Взора чуть-чуть не дотягивает до восьми сотен метров. Я дважды засекал «охотников», что работали по этой дороге. Когда появилась первая пара, я смог сбить ведомого, уже готовый, ожидая в кузове вставшей как вкопанная машине, ведущий к сожалению, ушёл, у второй пары повредил двигатель ведущего, и тяжело ранил пилота, ему ноги оторвало. Однако тот улетел за верхушки деревьев, и визуально подтвердить сбитого мне никто не мог. Лишь я знал, что тот врезался в деревья в семистах метрах от нас, рассыпаясь на части. Лётчик к тому моменту уже был мёртв. Мы проехали ещё километров пять, когда я кивнул бойцу что у кабины сидел и тот застучал по крыше. Наш грузовик шёл впереди, перед нами только мотоцикл. «Полуторка» встал как вкопанная. Мотоциклисты тоже остановились, да и колонна встала. Я же, развернув пулемёт на правый борт, стал выцеливать врага, там в шестидесяти метрах от опушки в глубине леса трое диверсантов в нашей форме пытали командира, тоже в нашей форме. Эти трое в прошлых жизнях мне попадались, я их ликвидировал, вот и сейчас встретились. Когда колонна встала, я наклонился к младшему сержанту, командиру расчёта этого пулемёта. В кабине санинструктор батареи ехал, сержант с нами в кузове. - Лавров, бери пять бойцов и беги вглубь леса. Там диверсанты нашего командира в плен взяли, пытают. Сам видел, как его тащили. Я их вижу в глубине леса. Попробую их уничтожить, чтобы вам работы меньше было. Тот командуя, первым спрыгнул на пыльную дорогу, поправляя «ППД», и с бойцами уходя чуть сторону, чтобы на линии прицеливания не оказаться, побежал в сторону леса. А я дал короткую очередь, пули сбивая листья и ветки, две пробили ствол дерева, всё же настигли диверсантов, двоих буквально разорвало, третий, что сидел на корточках и отрезал пальцы командиру, по званию подполковник, танкист, упал плашмя, с испугом крутя головой. Попытался дёрнутся в одну сторону, я короткой очередью разметал землю в той стороне, припорошив ему глаза, больше тот не дёргался пока бойцы, рассыпавшись цепью, не нашли его и всё что там было. Некоторых бойцов от увиденного затошнило. Тоже мне неженки, обычный военно-полевой допрос. Сам так не раз поступал. Или это они от результатов работы пулемёта сомлели? Командиры уже подошли, узнали у меня в чём дело, и часть углубилась в лес, взяв ещё два отделения бойцов. Постояли мы минут десять, скопив позади немало машин. Дорога узкая, не разъехаться. Диверсанта вывели, командира вынелись, его серьёзно покалечили, им санинструктор занялся, и погрузившись, мы так и поехали дальше. И встали через семь километров, подъехав к замыкающим машинам штаба нашего механизированного корпуса. А там паника, дорога перерезана, мост сгорел. За нами другая колонна, подпёрла сзади. Лебедев и Зиновьев умчались вперёд, получать приказы, а мы ожидали, внимательно наблюдая за лесом. Я только до ветру на опушку бегал. Некоторые бойцы тоже отбегали в лес по нужде, да отнесли вперёд, там был санитарный автобус, спасённого командира. Тот начальником штаба нашей дивизии оказался. Его Лебедев опознал. Да и Зиновьев хорошо знал, но лицо кровью залито сразу и не признал. Тут спешно вернулись командиры дивизиона, и поступил приказ, технику бросить, при возможности привести в негодность, забрать личное оружие и прорываться малыми группами в сторону Слонима. Хромцев был изрядно дезориентирован этими событиями и явно не знал что делать. У него в голове не укладывалось, как это, взять и бросить? - Что? - спросил тот у меня. - Возьми письменный приказ оставить технику, уничтожив её, - повторил я. Сам я уже осмотрелся Взором, если проехать метров сто, по обочине можно, хотя там песок, как бы не увязнуть, то через редкие деревья отгоним колонну нашей батареи в сторону. Спрячем под деревьями, и когда бойцы уйдут, я отправлю вооружение и имущество батареи в Хранилище. Есть план. В общем, всё же технику мы бросили, многие машины горели, а свою батарею мы действительно отогнали под деревья, я пообещал капитану, что мои знакомые заберут технику и передадут нам, когда мы выйдем из окружения. Понимаю, что объяснение аховое, я бы сказал наспех придуманное, но тот поверил, я вообще ни разу его не обманывал, оставили мы всё, только личные вещи и оружие забрали, и припасов дня на три. И когда мы догнали пешую колонну дивизиона, что углублялась в лес, я оставил их, пообещав нагнать, и побежал к машинам батареи. Через четыре часа я нагнал своих. Кроме нашей батареи, прибрал шесть пулемётных зениток на автомобильном шасси, из них четыре счетверённых зенитных пулемётов «Максим», и два «ДШК», плюс батарея «ПВО-ПТО» в тридцать семь миллиметров. Батарея на пять орудий, взял с техникой, они буксируемые. Ну и так пробежался, прибрал то что не уничтожили, и просто бросили. Мотоциклы, легковые машины, и довольно много, несколько броневиков. Танков всего девять. Разные, в основной лёгкие. Всего один «КВ-1» с пустыми баками. Не знаю откуда он там взялся. Мародёров было немало, я Взором уже видел что брать, поэтому делал всё бегом, в физической форме я неплохой, тренируюсь каждый день, даже находясь в воде провожу разные силовые упражнения. Качанию Хранилища это не мешает. Бои на саблях тоже, это уже на суше, так что запыхался не сразу. Бегом перемещался по дороге, касаясь той техники что уже выбрал, и отправлял её в Хранилище. Больше ста единиц авто и бронетехники и двадцать шесть зенитных орудий, от крупных, нашёл две в восемьдесят пять миллиметров, до пулемётных. Во теперь нагнав своих, встал в строй, дивизион шёл обособленной колонной, неся шестерых раненых на носилках. Одним из них и тот подполковник был. Диверсанты серьёзно с ним поработали, рука в трёх местах сломана, двух пальцев нет. Сплошные гематомы на теле. В живых оставлять его явно никто не планировал. Интересно, как выходить будем? Да и получится ли. О, кажется ко мне посыльный. Ну точно, Лебедев вызывает. Уже бегу. *** Да, этот марафон по оврагам, болотам и буеракам я надолго не забуду. Двигались остатки нашего корпуса три недели, но прорвались, пусть и немногие, в районе Пинска. Многие не понимали, почему идя на Минск мы оказались у Пинска. Командиры ошиблись? Наименования то схожие. На самом деле передовую мы перешли в районе Пинска, но двигались на Мозырь, как я понял. Сам я эти три недели мало спал, много бегал, и стал похожим на скелет, которого ветром шатает. Однако это не так, я усох, не без этого, зато мышцы что канаты. А вы побегайте километров по сорок каждый день, да поспите от силы часов пять в сутки, также выглядеть будете. Всё бойцы моего хозотделения выглядели не лучше меня. Вот батарейцы, в отличии от нас, были здоровыми, откормленными, аж лоснятся. Сытые, форма справная, чистая, даже у некоторых поглажена, оружие блестит. Все побриты. Идеальнее подразделение. Так выглядела только наша вторая батарея, остальные окружённые, что выходили с нами, включая наш дивизион, выглядели узниками концлагерей, худые, грязные, оборванные, многие без оружия. Не понятно кто, а не Красная армия. Почему мои бойцы так выглядели? О, это интересная история. Я практически ничего не доставал из Хранилища. Наоборот, постоянно его пополняя и качая, используя каждую секунду свободного времени, и все свободный объём сразу заполнял с брошенных складов или других находок на дорогах. Да и трофеи были, хотя и немного. В общем, я со своими бойцами из хозотделения, со мной семь человек, обходил деревни и сёла по пути следования нашей группы, обменивал трофеи на продукты. За эти три недели больше трёх десятков боестолкновений с немцами произошло, с небольшими группами, с патрульными. В половине случаях сшибки заканчивались нашей полной победой, мы добивали подранков, так имели трофеи, их и обменивали на продукты. Каждый день мои бойцы и батарейцы получали полные нормы для каждого на завтрак, обед и ужин. Мои бойцы по боевому опыту таких кратковременных сшибок и огневых контактов получили самый большой опыт в нашей группе окруженцев, увешанные трофеями с ног до головы. Целую технику я прибирал. Так что опыт их рос. Только одно, я кормил только и только своих батарейцев, даже когда приходили бойцы с котелками для комдива, Зиновьева, и других, посылал этих бойцов подальше. Эти перечисленные бойцами командиры не состояли в составе моей батареи и не находятся на балансе, я не собираюсь кормить левых. В нашей группе окруженцев было двадцать два старшины, тринадцать интендантов. Никто. Повторяю, никто не ходил и не отправлял группы за продовольствием, шли со всеми как будто так и надо, и это не их работа заботится о своих подразделения. Я заботился. А выживали они, атакуя колонны немцев, везло, были машины с продовольствием, оттого вся группа окруженцев, полторы тысячи человек, и вышло к нашим. Причём наш командир, генерал-майор Хацкилевич, был с нами. Хотя точно помню из истории, проверил по книгам, что тот погиб при прорыве. Кстати, вот он как раз питался из наших котлов, как и командиры его штаба, там человек двадцать, ненапряжно. Всё просто, мне принесли приказ со всеми печатями и подписями, и я поставил на довольствие эти двадцать человек. А у Лебедева и Зиновьева, ничего не было, они сожгли в машинах и бланки, и печати. А на приказы я плевал. Не в первый раз, между прочим. Я им лишение меня звания интенданта ещё долго припоминать буду. И вот так мы вышли из окружения и нас направили к сборному пункту в посёлке Житковичи. Комкора сразу забрали, за ним самолёт прилетел, вызывали в штаб фронта срочно, ну а нас начали проверять, причём наши батарейцы привлекали особое внимание, слишком откормлены по сравнению с остальными, но Лебедев, кривясь, всё же подтвердил, что это его бойцы. В селе наша батарея не стала размещаться, тут рядом роща была, вот и устроились на опушке. Я отправил пару бойцов договорится с хозяевами подворий насчёт организаций бань, и стирки бойцов, выдав трофеи для оплаты труда. А сам, пока бойцы осваивались на опушке, уже сразу без приказа в выбранном месте начали копать ямы для туалета, прогулялся вокруг. Запустил активацию големов, и погонял их, пока два освоил, но чую со дня на день третий смогу активировать. Пока доставать технику и вооружение батареи рано, нужно пару дней подождать, якобы к нам перекинут всё, так что отошёл и вернулся на «полуторке» со взводными палатками в кузове и котлами. Бойцы начали готовить на кострах, батарейцы ставить палатки, все при деле. Водитель осваивал машину, она теперь за батареей будет, о чём я сказал капитан Хромцеву. Тот уже давно понял, что от командования ждать, и велел машину спрятать, загнав вглубь рощи, иначе сразу отберут. Прошёл ужин, до заката часа два, когда к нашей стоянке подкатил «ЗИС» с крытым кузовом, в кабине сидел политрук. Но сразу ясно что тот был из Особого отдела. Кузов покинул Лебедев. Что дальше будет, я догадался, посетовав на себя что не отслеживал что там делало командование дивизиона. Взор на тысяч семьсот метров работает, дальность позволяла часть посёлка накрывать. Я в курсе что Лебедев и Зиновьев меня ненавидят, я их выбешиваю одним своим видом, и то что в их ближайших планах от меня избавиться, в курсе, но не думал, что так быстро это произойдёт. Кузов также покинуло два бойца, эти уже были в форме НКВД. Один остался у кузова, поглядывая внутрь, второй подошёл ближе. - Страшуна Туманов, сдать оружие, - приказал политрук, покинув кабину. Аккуратно сняв винтовку, я передал её Хромцеву, а не сотрудникам госбезопасности. Да и ремень, отстегнув, ему отдал. Дальше меня обыскали, мелочёвки мало было, документы забрали, и усадили в кузов. Перед этим я успел сказать: - Волков, за меня отделение принимаешь. - Есть, - козырнул боец, он будет хорошим старшиной, я многое ему дал. Теперь комбатру сказал: - Капитан, извини, вооружение и технику вернуть не смогу. Сам видишь, что происходит. Не моя вина. - Живей, - подтолкнул меня стволом карабина конвоир, и я всё же забрался в кузов. Там ещё было пятеро без ремней, как и я, Лебедев остался в расположении, ругался с Хромцевым, а грузовик покатил не в сторону посёлка, объехал его и попылил дальше по дороге. На Мозырь никак? Оказалось, нет, ехали около часа, сидели на полу, лавок не было, разговаривать нам запрещали, я же сидел и подрёмывал. Двое суток последних не спал, так что вырубать меня стало серьёзно и если бы не тряска, уснул бы сразу. Оказалось, в небольшой деревне, двигались мы вдоль линии фронта, располагался военно-полевой суд. Интересно, за что меня задержали? Мне это как-то не объяснили. По приезду, нас высадили и заперли в каком-то сарае. Тянуть не стали, уже через час, только что стемнело, вызвали меня, я вторым оказался на очереди. Одного уже вызвали, и когда меня вели, я рассмотрел, как на околице, того расстреливают. Хлопнул выстрел, и тело упало, уже не живое. Темнота это увидеть мне не мешала. Завели меня в избу, судя по мелким предметам, хозяева тут живут, просто их временно выселили. За столом сидели трое. - Гражданин Туманов. - Уже гражданин? Быстро вы. - Наглец, - усмехнулся сидевший за столом военюрист. - Не боишься? - Нет. Я уже осмотрелся. Серьёзных бойцов тут нет, почую опасность для себя, перебью вас и уйду. - Своих? - Если будет опасно для меня лично, своих вокруг уже не будет, а будут враги. - Осназ? - с интересом спросил судья. - Батарейный старшина. Удивились все трое и найдя моё дело стали изучать. Через некоторое время военюрист известил: - Так значит не выполняешь приказы командования? - Да, это так. Я раньше плевать хотел на приказ командования запрещающий эвакуировать семьи комсостава, и сейчас мне на него наплевать. За несколько дней до войны, не смотря на запрет, я самолётом вывез свою беременную жену в Москву и вернулся на службу. За это я был понижен в звании до старшины и лишён комсомольского билета по решению товарищеского суда нашего дивизиона. По моему мнению несправедливо и незаконно. - Кем вы были по званию? - Техник-интендантом второго ранга. Форму надел впервые в начале мая этого года. Был назначен на должность снабженца в отдельный зенитный артиллерийский дивизион Седьмой танковой дивизии. - Обратный рост в карьере очень быстрый, - чуть улыбнулся военюрист. - Но своему командиру чем вы не угодили? - Хромцеву? Не думаю. У нас всё отлично, понимаем друг друга с полуслова. У меня порядок, бойцы накормлены, всё имеется. Мои знакомые вывезли оставленное нами вооружение батареи и технику, я должен был передать всё, но вот не передам, арестовали. Но это уже не мои проблемы. - Ваш командир Лебедев? - Лебедев? Он командир дивизиона, а мой командир капитан Хромцев, он командир батареи. Тут как нельзя кстати приходит поговорка: вассал моего вассала не мой вассал. Лебедев может отдавать приказы Хромцеву, а тот уже мне. - Однако согласно рапорту капитана Лебедева, во время выхода из окружения вы не однократно в грубой форме отказывались выполнять его приказы. - Конечно отказывался. Когда я кормил бойцов во время этого выхода из окружения, тот постоянно требовал, чтобы я его кормил. Однако никаких капитанов Лебедевых в составе батареи не числится. Таких нахлебников я не кормил, у него свой интендант есть и старшины, и то что они не выполняли своей работы, не мои проблемы. Конечно если бы тот отдал мне письменный приказ, я бы выполнил его, не мог не выполнить, но штаб дивизиона уничтожил всю канцелярию, и печати. Вот штаб Шестого механизированного корпуса всё необходимое имел, мне выдали банк приказа, поставить на довольствие двадцать шесть командиров штаба, включая комкора, и все три недели я их кормил. Были щи, борщи, уха, шурпа, солянка, я много что готовил, батарейцы, где я служил, даже начали набирать вес, не смотря на тяжёлые физические нагрузки, много двигаться проходилось, остальные усохли до доходяг, но это проблема их командиров и старшин, как я уже говорил. Выше головы и должности я никогда не прыгал и не собираюсь прыгать. - Это всё? - Нет, - я сделал вид что лезу в нагрудный карман гимнастики и достал из Хранилища газетный лист с очерком обо мне, и подойдя, положил на стол перед судьями. Все трое с интересом изучили заметку, сравнивая меня с улыбающимся командиром на фотографиях. Признали, что это я и есть, после недолгого совещании, меня даже не выводили, озвучили вердикт: - Приказы старших по званию нужно выполнять, и в письменной и в устной форме. Суд решил понизить вас в звании до красноармейца и направить служить в стрелковую часть простым бойцом. Вам молодой человек нужно научиться такому понятию как дружественное плечо и взаимовыручка. Похоже у вас они отсутствуют напрочь. Был подписан приказ, и мне выдано направление на сборный пункт, дальше там разберутся куда меня. Так что по сути меня освободили в зале суда, если это можно так назвать. Или в хате суда? Кстати, на судей я не злился, мне даже понравилась их формулировка, может действительно поможет? Конвоир уже ушёл за следующим беднягой, а может и не беднягой и заслуженно судить будут, а я с бумагами, убирая их в карман гимнастёрки, покинул хату, и поискав в деревне, нашёл место постоя, сеновал у старушки, что жила на окраине. Есть не хотелось, уже ужинал, ну и доставая из Хранилища форму, подобрал себе новенькую, не ношенную, пришил петлицы и эмблемы стрелка на ворот гимнастёрки и шинели, переоделся в новенькую форму, застегнул ремень, на котором развешены подсумки с магазинами к «СВТ», винтовка тут же была. Новенькая, но почищенная. А форму старшины убрал. Подумав, прикинул свои дальнейшее планы. Мне в Смоленск нужно, я сильно удалился к югу. Вот и думаю, зачем мне где-то поблизости в состав какой дивизии входить, лучше перебраться в Белоруссию и там влиться в состав любой обескровленной дивизии. По сути я благодарен Лебедеву и Зиновьеву, я был привязан к батарее, перевестись бы мне не дали, а тут нежданно-негаданно я получил свободу. Чему без шуток рад. Я ещё во время выхода из окружения думал, что делать, решил отдохнуть, выйдя к своим, голова совсем не варила от усталости, там что придумаю. Однако всё решилось за меня, да ещё в самом лучшем виде. Да я везунчик. Теперь смогу сам решать где воевать, чем и решил воспользоваться. Не смотря на сильную сонливость, мог на ходу уснуть, я всё же покинул сеновал, и деревню, решил, что не буду задерживаться, и побежал по полевой дороге прочь от деревни, обойдя часового что стоял на въезде. Как таковой у деревни особо охраны и не было, можно сказать неглубокий тыл. Потом хлопнув себя по лбу, вот что значит усталость, голова совсем не варит. Достал велосипед, шуметь я не хотел, и устроившись в седле приналёг на педали. Километров через пять, сменил велосипед на мой любимый связной «мессер», и пропустив санитарную автоколонну, земляной голем поднял самолёт в ночное небо и направил машину в сторону Могилёва. За город, в советский тыл, там отдохну пару дней, высплюсь, и пойду куда устраиваться. А на заднем сиденье самолёта я сразу вырубился. Голему перед этим отдал такой приказ, найти подходящее место для посадки, чтобы нас не обнаружили, самолёт спрятать, развернуть палатку, меня в ней раздев, и охранять стоянку до моего пробуждения или пока нас не обнаружат. Тюк палатки был тут же, в салоне. На этом и вырубился, что дальше было уже не помню. Проснувшись, я понял, что големы всё же тупые роботы, раздел тот меня полностью, спал я, завернувшись в шинель, совершенно голый. Палатка офицерская, в ногах аккуратно сложена форма, сапоги, и оружие с амуницией. Потянувшись, и войдя в управление големом, тот рядом находился, охранял, выяснил последнюю информацию по моим делам. Итак, мы находимся в сорока километрах от Орши, Могилев в стороне, ближе найти место посадки, и чтобы она не привыкла внимания тыловых подразделении советских войск, не удалось. То место для посадки не годилось, то свидетели рядом. А когда сошлось, мы уже были далеко от нужного города. Это не страшно, главное роща большая, самолёт спрятан, закидан ветками, палатка стоит, и я в ней отдохнувший. Аж голова гудела от пресыщения сном. Кстати, а сколько я сплю? Оказалось, тринадцать часов. Нормально. Время было час дня. Сегодня семнадцатое июля, к слову. Хм, а может пару дней надо было с семьёй отдохнуть? Вот почему хорошее мысли опосля приходят? Всегда так. Выбравшись наружу, Взор уже показал, что рядом водоём, похоже искусственный пруд, докопались до ключей и теперь тот не пересыхал, рядом кирпичные развалины какого-то поместья. Вот так пока я зарядкой занимался и купался, больше часа заняло, вода холодная, взбодрился, а потом завтракал, время быстро пролетело, поэтому палатку и самолёт убрал часа в четыре дня, и направился ловить машину что идёт к фронту, тут недалеко трасса проходила, как раз на город Орша. Оснащён я был всем что положено иметь красноармейцу. Даже плащ-палатка к вещмешку приторочена и каска на ремне подвешена. Остальное тоже на месте. Оружие в порядке, полный боекомплект, четыре гранаты, три оборонительные «Ф-1» и одна противотанковая «РПГ-40» в гранатной сумке. На дороге патрули попадались, дважды, приходилось прятаться в траве, вот уж с кем встречаться не хочу, и повезло, маршевую колонну пешим порядком вели в сторону фронта. Вот к ним, когда была остановка до ветру, я и присоединился, встав замыкающим. Тут явно всё перемешано, мало кто друг друга знает. Проблема с оружием, у маршевой роты оно было только у сопровождающего командира в звании старшего лейтенанта. Остальных видимо планировалось вооружить на передовой. Значит на складах уже начались проблемы с оружием. Странно что все призванные были в форме, у многих, как и у меня новенькая, не обмятая и не разношенная. Вот шинелей мало, едва у трети скатки имелись. Я конечно привлёк внимание, но не особо сильное. Шли мы долго, уже стало слышно грохотание на горизонте, было заметно что многие устали, некоторые хромать начали, видимо ноги сбили. Старлей, что хромал не меньше других, но тут видимо ранение, объявил привал на полчаса. Разрешил поснедать. У многих с собой была ещё домашняя еда в вещмешках. Остановились мы у безымянной речушки шириной метров пятнадцать, а глубиной даже по колено нет. Берега и дно песчаное, была бы глубина можно было бы искупаться и прокачать Хранилище. А то у меня оно настолько плотное, что кирпич не засунешь. Тут же только лежать на дне можно, и то верх торчать будут. Многие бросились к речке напиться, похоже не думал никто о такой инфекции как палочка, скорее всего даже не подозревая о её наличии. Я тоже отошёл выше по течению, и напившись, а вкусная вода, только тёплая, прогретая, и наполнил фляжку. Старлей, напившись, черпал ладошками, устроился в тени кустарника, наблюдая за бойцами. У него вещмешка почему-то не было, а вокруг уже жор стоял. - Разрешите? - подошёл я к тому. - Кто такой, почему не знаю? - Красноармеец Туманов, направляюсь на передовую. Заметил вашу колонну, решил присоединится. - Из госпиталя? Почему с оружием? - Нет, с военно-полевого суда. Был разжалован в красноармейцы и направлен самостоятельно на передовую, - разрешения я так и не получил, но сел рядом с лейтенантом, и поставив перед собой вещмешок, винтовку прислонил к ветке кустарника, развязал горловину и достав каравай, прижал к животу и начал резать, потом вскрыл банку с тушёнкой и стал намазывать. Сначала старлею передал, потом себе намазал, и достал двухлитровый термос с какао и две кружки. - Богато живёшь. Кем был, за что разжаловали? Отказываться тот не стал и сразу впился в хлеб, а тот свежий, ещё тёплый, с тушёнкой пища богов, да и какао отпивал с удовольствием. Я от того не отставал, ещё и помидорку мытую достал, с мой кулак размером, разрезал ножом пополам, финку достал из-за голенища сапога, и посолил крупной солью, одна половинка лейтенанту, другая мне. Ну и пока мы насыщались, я не спеша и описывал свои приключения, как форму надел и как прибыл в Белосток, даже шрам от пули показал. Как семью вывез, какие репрессии за это были, как старшиной батареи стал, как из окружения выходил. Кстати, тот очерк о сбитых тоже показал, но лейтенант, с интересом изучив его, вернул, в отличии от судий, которые тот газетный листок убрали в моё личное дело. Ну и как вышли из окружения. Потом суд, и что после него было, показав бумаги с решением суда, заканчивая такими словами: - Смотрю за деревней самолёт стоит. Зачем мне топать до передовой, если тут лётчик знакомый, и место свободное? А я не сплю двое суток, сам знаешь, что это такое быть старшиной. И пусть тот под Могилёв летит, мне какая разница где воевать? Тем более наша Десятая армия где-то тут воюет. В общем, высадил тот меня на дороге, и улетал, я уснул под утро, а проснулся, смотрю вы идёте, ну и присоединился. Вот такие дела. - Да-а-а, о многих судьбах я слышал. Но твоя впечатлила больше всего. Я вообще не понимаю, как ты мог не кормить командиров своего дивизиона? - Как они со мной, так и я с ними, бойцам за незаконный товарищеский суд, командирам за разжалование. Тоже незаконное. Ни одна собака против не сказала, даже не воздержали. Свою батарею я кормил, потому что обязан, остальным хрена. Да и с какой стати я их кормить должен?! Снабженец Борисов у них есть, старшины тоже есть, то что те не обеспечивали их пищей, не желали растрясти толстые задницы чтобы до ближайшей деревни дойти, это не мои проблемы, а чисто их. Зачем суетится если можно потребовать поделится у меня? И грабить я себя не давал, объедая моих батарейцев. Да и с какой стати?! - Не понимаешь? - Не понимаю. И не собираюсь понимать. Моя батарея, это моя батарея, всех бойцов я накормлю, поухаживаю за ними как за детьми и в лобик поцелую уложив спать, потому что я за них ответственен, а то что помимо батареи, за её границами, то там хоть трава не расти, не мои проблемы… Были, теперь я к счастью забочусь только о себе. Старлей, ты не поверишь, я чуть не расплакался от счастья, когда приговор суда о разжалования в простые красноармейцы услышал. Я был настолько счастлив что несколько минут говорить не мог. Я был интендантом-снабженцем, недолго, но хватило понять, что это тяжёлая и неблагодарная работа, был батарейным старшиной, и понял, насколько хороша была работа снабженцем. Во время выхода из окружения мои бойцы были сыты, обуты, и в полном порядке, на всю группу у них патронов и гранат было по полному штату, тогда как остальные были счастливы если имели хотя бы по паре патронов, но я даже вспоминать не хочу, чего мне это стоило. Я может и невзлюбил некоторых командиров из-за того подлого приказа, запрещающего вывозить семьи комсостава, и за суд надо мной позже, но я очень ответственен. Поэтому получив должность батарейного старшины, работал от и до. Эти три недели не описать, это ад, спать по пять часов в сутки, носится по округам, где то бой с дезертирами, то с немцами, это очень тяжело. А сейчас я обычный красноармеец и я счастлив. И вот что скажу, если какая пад… э-э-э, если кто надумает попытаться дать мне звание, мало ли как ситуация повернётся, то ударом моего кулака и знакомство с прикладами моей винтовки не ограничится. Я буду очень зол. Я свободен, заботится о себе куда легче, чем о сотни крепких парней. Так что ты старлей видишь перед собой самого счастливого тут человека. И я выспался под тем кустом. Вот такие дела. - Ну и каша у тебя в голове, - пробормотал тот, допивая какао, это уже вторая кружка была. - Правильно тебя в окопы направили, может исправишься? Мы с ним по паре бутербродов съели и по две кружки какао выпили. А так мы в стороне от общей массы бойцов сидели, общались тихо, это наши дела, старлей глянул на наручные часы, я на свои тоже, и поднимаясь скомандовал подъём, строится в колонну. Я же быстро ополоснул кружки в речке, омыв, и убрав всё в вещмешок, закинул тот за спину, и догнав лейтенанта, придерживая винтовку, всё же поинтересовался у того: - Да что не так-то? - Там в окопах и поймёшь. Отстав от того, я встал в колонну и двигался дальше, обдумывая что все они имели ввиду? Лично я в своих действиях не видел ничего такого чтобы делать столь значительную мину и говорить, что я не прав, и скоро это пойму. Интрига, однако. Может разводят меня? Да ладно, разберусь, главное старлей внёс меня в списки маршевой роты, документы из суда его вполне устроили, как и моё объяснение как я тут оказался. Мало ли что бывает. Шли долго, уже стемнело, когда нас вывели в расположение какой-то части. Похоже штаб стрелковой дивизии. Ну да, так и есть, это был штаб Пятьдесят Третьей стрелковой дивизии, Шестьдесят Третьего стрелкового корпуса. Это его части обороняли и Могилёв и Оршу. К слову, командир этой дивизии сдался немцам вовремя прорыва из окружения, и потом вроде как сгинул в лагерях, однако тут командовал совсем другой полковник. Я поспрашивал у местных, оказалось командир дивизии, полковник Бартенев, погиб ещё трое суток назад, вовремя артналёта. Сейчас командир, полковник Коновалов, что ранее исполнял должность начальника штаба этой же дивизии. Да уж, потоптался я по местным бабочкам. Или это другой Путник? Ну не знаю, я отклонения от канона замечал только там где сам действовал, да и для арены боёв Великой Отечественной, эти события что капли в море, наверняка остались незамеченными. Я очень на это надеюсь. По прибытии, уже через пятнадцать минут меня стали окрикивать, и когда я опознался, подошедший боец велел следовать за ним. Мы после тяжёлого марша сидели кто где, ожидали что дальше будет, многие дремали, пришлось идти через людей, но вышел на свободное место и догнав сержанта, явно помдежурного, вскоре оказался у палаток штаба. Там усталый майор, с красными от недостатка сна глазами, потребовал документы из суда, видимо старлей доложился обо мне, изучил их, и написал направление в состав Двести Двадцать Третьего стрелкового полка. Меня уже хотели отправить, когда я возмутился: - Товарищ майор, а красноармейская книжка? У меня никаких документов нет, кроме этого решении суда. Да и их вы забрали. - Нет у нас свободных бланков для красноармейских книжек. Нету-у. Командиры знают своих бойцов в лицо, так и опознают. - Я догадывался что так будет и после суда потребовал выдать мне бланк, - доставая из нагрудного кармана гимнастёрки чистый бланк красноармейской книжицы, положил её на столик перед майор. - Как знал. Тот взяв и изучив книжицу, заинтересованно посмотрел на меня, и спросил: