– Товарищ майор, хотелось бы поговорить об уровне вашего пилотирования, – немного смущаясь, сказал тот. – Что-то не так? – удивился я. – Нет-нет, всё нормально. Просто меня удивляет, что когда мы летели, вы поначалу напоминали новичка, впервые севшего за штурвал боевого самолёта, как в принципе и было, а вот над крепостью после первой штурмовки… Вторую вы исполнили неплохо, а уж когда пулемёты третьим заходом подавляли, так вообще классически заходили в атаку. Только больно уж вы снижаетесь сильно, раньше из пике выводить надо. – Учту, спасибо, – благодарно кивнул я и посмотрел в сторону механиков. К этому времени все четыре «Чайки» уже были готовы к вылету, им даже ТО успели провести, поэтому я скомандовал: – По машинам! Запустив моторы, мы подождали, когда вдали пролетит восьмёрка немецких бомбардировщиков, возвращающихся с задания, и парами поднялись в небо. К нашему возвращению колонны тут уже не будет, поэтому мы заранее попрощались со всеми, кто уходил. Как и договаривались, нам оставили раненых. Старшина тут поступил по-своему. Кроме шести раненых, он одного своего парня оставил, из контуженых, нам в помощь. Видимо, для подстраховки, ну и чтобы присмотрел за нами. Слышал тот плохо, руки у него тряслись, но в принципе пригодится. В этот раз полёт я как-то не запомнил, всё раздумывал о своих дальнейших планах, только и правил машинально за парой Евгеньева метрах в ста. Поэтому удивлённо моргнул, когда тот вышел на связь и, покачав крыльями, свалился на крыло, атакуя батарею немцев, направленную в сторону крепости. Мы же с Харитоновом пролетели дальше и штурмовали другую батарею. Никакого зенитного прикрытия у них не было. Опустив нос истребителя, я поймал в прицел все четыре орудия – они стояли рядком, как на параде, – и нажал клавишу пуска, отправив все шесть ракет в цель. Я снова не промахнулся, но лишь потому, что атаковал с минимальной дистанции, фактически в упор. Харитонов был прав, нужно раньше выводить машину из пике. С боевым разворотом выведя истребитель из штурмовой атаки, я посмотрел, что происходит на батарее. Уцелевшие артиллеристы, которые вели до этого огонь, разбегались, но было поздно, их накрыл залп Харитонова, завершивший штурм батареи, даже взрыв был – рванул небольшой склад боеприпасов, и загорелось две автомашины. Пара Евгеньева тоже неплохо поработала. Дымы и взрывы на месте нахождения гаубичной батареи виднелись издалека. Сержант, закончив работу, сообщил, что обнаружил небольшую автоколонну из шести грузовиков. Получил от меня разрешение и пошел на штурм, а мы с ведомым направились к третьей батарее. Там нас уже ждали, даже встретили огнём зенитного пулемёта. Это был МГ-34 на зенитной треноге, но это им не особо помогло. Сперва Харитонов – я его пропустил вперёд – сбросил четыре пятидесятикилограммовые бомбы. Потом я сбросил две сотки. Бомбометание мы совершали с двухсот пятидесяти метров. Бомбы сержанта легли точно, кусты разрывов выросли среди орудий, раскидав солдат из расчетов, а вот я промахнулся, хотя целил именно в батарею. Мои бомбы пролетели дальше, одна легла у большой палатки, вполне возможно штаба дивизиона, снося ее вместе с соседними и заткнув тот самый зенитный пулемёт, а вот вторая упала между двумя «Опелями» – из шести стоявших рядком грузовиков. Дальнейшее меня удивило: рвануло так, что нас подкинуло метров на двести. С трудом вернув управление, «Чайка» готова была вот-вот рухнуть в штопор. – Похоже, в машинах боекомплект для гаубиц был сложен. С Харитоновым всё было в порядке. Он снова пристроился мне в хвост, поэтому я направил машину дальше, тут недалеко была трасса, чуть позже нас догнал Евгеньев. Он уничтожил автоколонну бомбами и пулемётным огнём, так что теперь был фактически пуст, а вот у нас полный боезапас к пулемётам, это оружие мы ещё не использовали. Чтобы Евгеньев не жёг зря топливо, я отправил его левее по трассе. Будет наводчиком, если ему что попадётся вкусное, вызовет нас. – Орёл, Орёл, я Синица, наблюдаю крупную автоколонну без зенитного прикрытия, выходящую из Бреста. – Синица, я Орёл, вас понял, контролируй небо, подхожу. – Орёл, я Синица, вас понял. Развернув машины, мы направились к Бресту, его было видно вдали. Колонна сбилась, грузовики, наливняки и другая техника начали съезжать с дороги, их спугнул Евгеньев, так что пришлось охотиться на отдельные машины. Я приказал атаковать наливняки. Топливо – это серьёзный ресурс. Оставив колонну позади – семнадцать чёрных столбов дыма: четырнадцать топливозаправщиков и три грузовика с бочками, – мы направились на свой аэродром. Но не напрямую, а как и в прошлый раз, сделали крюк, чтобы не навести на него немцев. Когда Брест остался позади, я вызвал радиста гарнизона: – Крепость, я Орёл, как слышите меня? Приём. Тот отозвался сразу. Видно, запасные батареи в одном из подарков дошли до него. – Орёл, я Крепость, слышу тебя хорошо. Приём. – Крепость, я Орёл, уничтожил гаубичный дивизион дивизии, что вас штурмовал, будет легче, держитесь, братцы. Также уничтожены несколько топливозаправщиков и грузовиков с боеприпасами. Приём. – Орёл, я Крепость, мы слышали ваши переговоры в эфире при атаке колонны. Всё слышали, и мат тоже. Приём. Матерился в эфире я. Смущённо ругнувшись себе под нос, я ответил: – Крепость, я Орёл. Немцы взяли Кобрин, наши войска откатываются вглубь своей территории. Помощи не будет. Приём. – Орёл, я Крепость, вас поняли. Приём. Закончив с переговорами, я вернулся к полёту. Шли мы так же на пятидесяти метрах и через десять минут были на месте, совершили вполне нормальную посадку, загнали свои машины под деревья. Грузовиков и мотоциклов уже не было, старшина-пограничник с редкой фамилией Ласточкин увёл колонну. Несмотря на усталость, я продолжал действовать. Сам покинул кабину истребителя, скинул парашют. Остальные лётчики тоже уже снимали парашюты, делясь впечатлениями этого дня, но я прекратил эту говорильню и поставил задачу по заправке техники и пополнению боекомплекта. И хотя до темноты оставалось около часа, я решил совершить второй вылет к крепости. Единственный наш механик занялся осмотром самолётов и нашел несколько пробоин в моей машине – это, наверное, близким взрывом грузовика мне прилетело, – ну, и так, по мелочи шуршал. Пограничник охранял нас и раненых, а мы пополняли боекомплект. В этот раз подарков было всего четыре. Только подвесили мы их на два самолёта, больше просто не было припасов, да и подготовить не успели, на другие машины подвешивали сотки. Пополнили запасы топлива – пригодилось горючее брошенного топливозаправщика, что мы уволокли с аэродрома. Но всё равно не хватило, в дело пошли бочки с топливом. Так что «Чайки» были заправлены под пробку. Как мы ни торопились, начало темнеть, поэтому я поспешил отдать приказ о взлете, и мы почти сразу направились к крепости. Петру Кирилловичу я велел при нашем возвращении на подлёте зажечь на земле костры для обозначения места посадки. Конечно, этот вылет был на грани фола, да и мы все валились с ног, но парням в Бресте нужна была помощь, поэтому я поторапливал ребят. – Крепость, Крепость, я Орёл, как слышите меня? Приём. – Орёл, Орёл, я Крепость, слышим тебя хорошо. – Крепость, я Орёл, иду с четырьмя подарками для вас. Подсветите. Немцам тоже гостинцы имеются. Приём. – Орёл, я Крепость, понял тебя, ждём. Нужна помощь, подсветим на месте. – Крепость, я Орёл, две минуты. Держитесь, ребята. Приём. – Орёл, я Крепость, ждём тебя. Приём. Всё же, как стемнело, командование крепости, из тех, кто выжил, решилось на прорыв. Поверили, это радовало. На подлёте мы рассмотрели активную стрельбу на одном участке обороны, как раз с той стороны, откуда удобнее всего было вырваться. В других местах тоже стреляли, но не так активно, а тут натуральный бой шёл. – Синица, работай, – скомандовал я Евгеньеву, чтобы тот подавил точки обороны немцев, те не давали нашим выбраться из Крепости. – Орёл, я Синица, вас понял. Было уже темно, однако многочисленные огни пожаров освещали место действия. Я понял, что бой идет уже за той площадью, что мы штурмовали, видимо она перешла в руки наших. Именно на эту площадь, предварительно сообщив крепости, мы и сбросили с Харитоновым подарки из канистр с водой и тушёнки. При развороте я увидел, что к ним метнулось несколько фигур в рваной красноармейской форме, и груз был моментально убран с площади в одно из зданий. – Крепость, я Орёл, мы с Синицей будем пробивать вам коридор, как поняли? Приём. – Орёл, я Крепость, вас понял. Приём. – Крепость, я Орёл. Наводите на цели, можно использовать трассирующие пули. Приём. – Орёл, я Крепость, вас понял. Помогите у цитадели, даём подсветку. Приём. – Понял. Уже вижу подсветку. Приём, – подтвердил я и направил свой истребитель-штурмовик на здание, из которого било с десяток немецких пулемётов. Они не давали нашим покинуть одно из больших зданий, видимо ту самую цитадель. Шесть реактивных снарядов у меня и столько же у Харитонова сделали своё дело. Здание потонуло в огне, это позволило нашим выйти на бросок и закидать помещения гранатами. Мы не все пулемёты подавили, парни доделали начатое. Потом нас несколько раз направляли, где ракетами, а где и трассирующими пулями в сторону крепкой обороны немцев, о которую обломали зубы. Летали мы над крепостью чуть меньше часа, сразу реагируя на любое изменение ситуации, а когда топливо стало подходить к концу, направились на аэродром, получив сообщение от крепости, но не от радиста, голос которого мы хорошо запомнили: – Орёл, я Крепость, – прозвучал в эфире голос с ясными командными нотками. – Братцы, спасибо вам. Сообщите фамилии, если выживу, в граните их выбью. – Три сержанта сто двадцать третьего истребительного полка: Евгеньев, Харитонов и Баринов, – сдал я лётчиков, мне-то всё равно, а им, если выживут, это поможет. – Командир группы Артур Александров. Для информации, Крепость, мне четырнадцать лет. – Орёл, я Крепость, не понял вас. Повторите. Приём, – прозвучал тот же донельзя удивлённый голос. – Синица, подтверди Крепости, – приказал я. – Крепость, я Синица, подтверждаю, командиру звена четырнадцать лет. Он имеет право командовать. Приём. Так мы и улетели, не дождавшись ответа от крепости. Скорее всего, нам не поверили. Главное было в том, что в огнях пожаров мы отчётливо видели колонны уходивших подразделений. Они вырвались, смогли. Всего несколько тысяч, да ещё с гражданскими, но и этого немало. С посадкой пришлось постараться. Ладно, над крепостью стояли пожары, и мы там ещё ориентировались, но что Евгеньев вывел нас на аэродром, просто чудо. Когда я заметил в километре левее вспыхивающие костры, то понял, что мы чуть-чуть промахнулись, поэтому связался с ним по рации и совершил разворот. Первой села пара Евгеньева, и только потом уже мы, когда тот загнал машины под деревья, чтобы не мешать нам. Когда мотор стих, я несколько секунд сидел с закрытыми глазами, слыша, как Пётр Кириллович расспрашивает парней о результатах вылета и о причинах задержки. Приятно было под бормотание парней и их радостные возгласы, описывающие наши приключения, посидеть в кабине. Доволен ли я собой? Да, вполне. Фамилия пошла в массы – это хорошо, если Гриша здесь, вызываю огонь на себя, мне его лень искать, он меня сам найдёт – мстительный тип, как и я. Трусливый, правда, сам меня искать не будет, напряжёт кого-нибудь. Заодно я парням из крепости помог, такую информацию мимо ушей он не пропустит, должен понять, что это я. Главное, чтобы он был именно в этом мире, а то ведь их миллионы. Долго сидеть мне не пришлось, я почувствовал, как «Чайка» закачалась под чьей-то тяжестью, и Пётр Кириллович спросил: – Как оно? – Норма, – устало улыбнулся я. – Отличный аппарат. – Оснащаем? – Да, сначала заправим, чтобы потом не возиться, а потом сразу крепим страховочные ремни и поручни. Помоги мне вылезти, ноги затекли. С помощью механика я выбрался и снял парашют, после чего сделал несколько разминочных движений и осмотрелся. Костры уже почти догорели, света было не так и много, придётся использовать для работы пару фонариков, что я затрофеил у диверсантов и у охраны с аэродрома, надеюсь, заряда хватит. – Всё готово? – спросил я у механика. – Готово, ремни, вон, кучей сложены, а скобы я час назад выгнул, осталось только закрепить на силовом каркасе, чтобы их во время полёта не вырвало. – Лететь будем на минимальной скорости, понимаю, поток воздуха будет бешеным, поэтому постарайтесь. – Сделаем. Мы с сержантом Харитоновым устроились у раненых и почти сразу уснули, помогала с работами по переделке самолётов пара Евгеньева, а к полуночи подняли и нас на смену. Две машины были готовы, остались наши «Чайки», поэтому оба сержанта улеглись на наши места, а мы с ведомым приступили к работе, помогая Петру Кирилловичу. Тот тоже сильно устал, но работал споро. Сверлил дырки в фюзеляже ручной дрелью, просовывал тросы, крепил скобы и страховочные ремни. Мы были у него лишь на подхвате. Разве что на моей машине было ещё нововведение: на бомбодержателе жёстко закрепили велосипед. Вещи я сразу убрал в кабину, и сидор, и котомку с винтовкой. Пригодятся. С великом пришлось помучиться. Чтобы он не цеплял землю рулём, доставал ведь, гад, пришлось его свернуть по переднему колесу и раме, и всё, теперь никаких проблем. Вернуть, как было, на минуту делов. Уснули мы уже часа в два ночи и проспали до самого рассвета. Пограничник так и нёс караул всё это время. Как только на горизонте появилось просветление, нас подняли. Умывшись из фляги – рядом водоёмов не было, – я велел готовиться к полёту. Мы по очереди закрепили раненых на крыльях машин, потом пограничника – с карабином тот не расставался, так и пришлось их вместе ремнями пеленать, – ну и последним мы закрепили Петра Кирилловича. На всё про всё у нас ушло чуть более получаса, быстро справились. Надели парашюты и стали занимать кабины «Чаек». Потом я дал отмашку, и «Чайки» пары Евгеньева с некоторым трудом оторвались от поля. Было видно, что оба пилота крайне осторожно ведут свои машины. Только после этого на взлёт пошли уже мы. Когда моя «Чайка» оказалась в воздухе, я понял, какие затруднения вызывали пассажиры у пилотов взлетевшей пары, аэродинамики почти никакой, машина то и дело пытается свалиться на крыло. Но как бы то ни было на скорости сто тридцать километров в час, меньше было нельзя, мы направились в сторону фронта. Направление мы держали к Минску. У всех пилотов были карты этого района – позаимствовали в штабе погибшего полка, так что не заблудимся. Только одного я опасался – встречи со стервятниками Геринга. Шансов у нас с пассажирами не будет никаких. У пассажиров, кроме очков и шлемофонов, ничего не было, даже парашютов. Так что единственная возможность спастись – экстренная, я бы даже сказал, аварийная посадка. Другого не дано. Солнце уже полностью показалось над горизонтом, когда мы пролетели над той речкой, где я участвовал в уничтожении диверсантов и моста, только прошли мы в нескольких километрах южнее. Летели мы на ста метрах от поверхности земли, держась общей группой и крутя головами во все стороны. Вчера нам удалось избежать встречи с истребителями противника, хотя после нашего последнего вылета командование дивизии, что осуществляло блокаду подразделений советских войск в крепости, наверняка вызвало «охотников», что были обучены летать ночью, но мы к крепости уже не вернулись. Во время полёта я поглядывал и на пассажиров. Пётр Кириллович находился на правом крыле, а пограничник, что имел схожий с ним вес, на левом. Пограничник был тяжело контужен и ранен, поэтому до сих пор пребывал без сознания, пока помочь мы ему не могли, а вот мой механик показывал большой палец, улыбаясь бледными губами и испуганно поглядывал вокруг. Не знаю, когда мы пролетели линию фронта, думаю, избежать встреч с немецкими лётчиками помогло то, что мы летели не напрямую к городу, а сделали крюк. Когда впереди показался затянутый дымами Минск, я велел всем пилотам искать госпитали или медсанбаты, и если кто найдёт, сообщать мне. Главное, чтобы рядом была удобная площадка со взлётной полосой. Мы уже были глубоко в тылу наших войск, так что не опасались совершить посадку в расположении немецкой части, ну или поблизости. Довольно крупный госпиталь нашел мой ведомый. Он ушел в сторону, слегка покачивая крыльями, чтобы не напугать пассажиров. Мы повернули туда же и в десяти километрах от Минска разглядели небольшой городок. На окраине здание, на крыше полотнище с красным крестом. Идиоты, немецкие лётчики их, похоже, не научили тому, что бомбят именно госпитали, причём с удовольствием. Мы по очереди совершили посадку прямо на дорогу в нескольких сотнях метров от окраины городка, та была вполне ровной. Видно, что за ней тут следили, засыпали щебнем, так что на этом наш полёт и завершился. Машин было мало, да и те уступили нам дорогу, водители наблюдали, как мы после посадки выстроили самолёты на обочине в шеренгу. Однако прилететь-то прилетели, пусть местные комендачи дальше разбираются, а мне требуется поспешать, с местными я встречаться не собирался. Как только мотор стих, я выбрался из кабины, скинул парашют на крыло и помог Петру Кирилловичу отстёгивать привязные ремни. Пограничник так и оставался без сознания, но пульс был.