— Подбираем подходящие комплекты формы, — доложил главстаршина, который был ответственен за это. Вторая наша операция была в уничтожении крупного автомобильного моста, захваченного немцами. Охранял его взвод при двух зенитках, установленных с разных сторон, и двух пулемётных дзотов. Это тоже сообщил мне язык — на комендатуру возложена доставка охране горячей пищи. Так что тот знал, что тут и как. Что делать дальше, мы с Лазаревым обговорили несколько раз, потом и с расчётами зениток повторили это. Чтобы каждый знал, чем заниматься должен. Когда показался трёхпролётный мост, по которому двигалась немецкая техника, — катер с виду напоминал немецкий, моряки в соответствующей форме, флаг на корме развивается, — наше появление было встречено вполне радостно. Махали руками, летели вверх фуражки и кепи. Пара офицеров на берегу — там легковушка на песчаный пляж выехала, отдыхали фрицы — махали бутылками с вином. Команда на борту махала в ответ руками. По ходу движения стрелять зенитки не могли, основной упор открытия огня — правый и левый борт, а также корма. Впереди — мёртвая зона. Одна установка находилась в центре катера, а вторая — на корме. Обе двуствольные. Поэтому мы взяли немного к берегу и прошли в правый пролёт, высота его позволяла и большим судам проходить. Мы тут сколько раз проплывали!.. Идея была такова: пройти мост, чтобы тот оказался за кормой в прицеле зениток, и открыть огонь. Зенитки просто сметут здесь всё, и дзоты тоже расковыряют. Да какие дзоты, мешками обложились — вот и пулемётная точка. Ну и по технике пройдутся, если боезапас останется. Потом пулемётный расчёт будет работать по дороге. Если всё получится и отгоним немцев, то подходим к опорам, и прямо с борта катера подрывник минирует быки. Он уже приготовился — навязал связки с шашками, чтобы всё проделать быстро. И тут меня один из наших ряженых, что состоял в расчёте зенитки, отвлёк. — Самолёты по горизонту, — негромко сообщил он. Мы уже вышли из тени моста и под урчание дизельных движков неторопливо двигались дальше. Подняв бинокль, я присмотрелся к самолётам, что летели от передовой. — Опа, так это «горбатые». Наши штурмовики. Пять их. Скатившись по трапу, я рванул к радиорубке, на бегу судорожно ища в кармане комбинезона листок с записями частот, на которых работают наши летуны. А что, пока мы подготавливались, выделенный боец, слушавший немцев, слушал и наших, и записал, на каких частотах те работают. Между прочим, на разных — истребители свои имеют, штурмовики свои, у бомбардировщиков своя частота. Удивительно, но факт. Влетев в пустую радиорубку, надел наушники и щёлкнул тумблерами — радиостанция была знакомой, на буксире такая же стояла. Стал крутить ручку настройки, пока не нашёл нужную волну. В открытый нижний люк заглянула Аня, вопросительно подняв брови. Как только настройка была завершена, включил на вызов и забормотал в микрофон: — «Горбатые», идущие к автомобильному мосту. Приём. Я Ар-117. Повторяю, «горбатые», идущие к мосту, ответьте. Я Ар-117, ответьте. — Филин-8 на связи, — сквозь шум помех расслышал я далёкий голос. — Опознайся. — Я Ар-117. Я Саша Поляков. Мост наш. Отмена атаки моста. Он наш. «Горбатые», покрутитесь в стороне, а когда мы охрану уничтожим, поддержите огнём. Просьба помочь, сигнальная — зелёная ракета. — Я Филин-8. Принято. Работайте, мешать не будем. Атакуем по зелёной ракете. — Слышала? — повернулся я к Ане, и та, кивнув, исчезла. Как только она передала сообщение, что у нас имеется воздушное прикрытие, так сразу заработали зенитки. Выглянув наружу, я убедился в своём предположении. Вдали таяла в небе зелёная ракета, а пять штурмовиков делали заход за заходом на дорогу, уничтожая технику на обоих берегах. Под этим прикрытием мы подходили к опорам. В плане «Б», в случае если немцев будет много и нам не дадут минировать, мы для подрыва опор воспользуемся торпедами. Тут, правда, ещё попасть нужно, но как повезёт. Лазарев проходил в училище теорию по торпедированию, но когда это было! А ведь в отсеках порохового погреба ещё и мины были, даже якорные. Взяв прислонённую у двери винтовку, я стал выцеливать оглушённого немца, что прятался у бронетранспортёра, перевёрнутого взрывом. Но не успел — хлопнул выстрел, и я погрозил Ане кулаком. Это был мой немец! Та лишь хмыкнула и, приведя оружие к бою, стала искать следующую цель. В это время нас накрыла тень — мы вошли под мост. Пятеро бойцов и двое матросов поднялись по скобам на быке. Четверо охраняли сапёра, а тот с помощниками закладывал взрывчатку. Он ещё сверху радостно проорал нам, что там ниши есть, что нам изрядно сэкономило время. Всё заняло шесть минут, и наши сверху посыпались на палубу. Тут мы впервые испробовали этот катер на полном ходу. Он понёсся прочь, а позади догорал фитиль бикфордова шнура. Только после взрыва, разнёсшего бык и обрушившего два пролёта, Илы полетели домой. Я успел с ними по рации попрощаться и поблагодарить, тандем сработал отлично. Теперь же стоит подумать. Откуда мы угнали катер, немцы если ещё не знают, то скоро узнают, где взорван мост — тоже. Значит, мы должны находиться где-то между этими точками, а это тридцать шесть километров. Прочесать не так и трудно. Однако я надеялся на действия генералов и на маскировку. Сейчас откопаем с корнями деревца и кустарник на берегу, к которому мы подходили, уйдя из зоны видимости с моста и дороги, и замаскируем катер. Теперь я опытный, знал, как маскировку наводить. Отстоимся до темноты, а дальше — к своим. Ирония судьбы в том, что я планировал спрятать торпедный катер всего в двух километрах от уничтоженного моста, где нас точно искать не будут. Там небольшая речушка, полускрытая деревьями, вливалась в Дон, вот в ней и постоим. Узкая она, но катер войдёт. А пока проводилась маскировка, мы допросим трёх языков из бывшей команды этого бота. Шум наверху, лёгкий перестук топоров и возня на палубе нисколько не мешали нам с главстаршиной заниматься допросом немецких моряков. Лейтенант в этом не участвовал, сейчас главное — быстро навести маскировку, и он там командовал. Мы уже вошли в приток, что я приметил, кстати, на немецких картах его не было, это означало, что там нас искать точно не будут. Я велел Лазареву как-то перегородить его, замаскировать, чтобы с вод Дона не было его видно, и тогда нас действительно до вечера не найдут. Если вообще будут искать, тут я надеялся на генералов. Аня, как мы отошли от моста, уселась в рубке с наушниками и после небольшого моего инструктажа уверено крутила настройки. На каких волнах должны работать оба генерала, она знала и мониторила их, слушая, не прозвучит ли наш позывной. То, что в эфире паника, я уже знал. Пока мы прятались, Аня вышла на немецких тыловиков и позвала меня, не понимая, о чём они так экспрессивно «лают». Я послушал разговор. Ага, генералы справились. Потапов — точно, на его берегу находился аэродром, от которого ничего не осталось, а немногие выжившие немцы сообщали о полчищах русских варваров. Один аэродром уничтожен, и это хорошо, но о двух других пока был молчок. Может, о них раньше звучало, до того как меня позвали, а может, эти тыловики чисто по уничтоженному работали и до двух других им дела не было. Вряд ли, конечно. Тут или ещё не знают, или дело не выгорело. О захвате ман-групп генералов тоже не сообщалось, так что я был в надежде. Правда, эти два немца переговаривались только по этой волне, а что на других было — неизвестно, может, там прозвучала информация о других диверсиях этих групп. Я оставил Аню продолжать слушать эфир и спустился в кают-компанию, куда главстаршина привёл первого немца. Этот фриц вполне охотно сотрудничал, не запирался, откровенно отвечая на все вопросы. Я потом на втором проверил его честность, всё совпадало. Почему здесь оказался катер и что содержалось в ящиках, стало ясно. Всё оказалось предельно просто, а я-то думал-гадал… На берег были сгружены ящики с киноаппаратурой и высажены шесть кинематографистов: режиссёры, операторы и прочие. Воздухом те опасались лететь, один самолёт с аппаратурой уже подбили, и вот их разными путями, но в основном морем и по реке, и доставили к тому селу. Тем более до этого эта группа находилась в Крыму, где вела съёмку, и морем было их доставить предпочтительнее. А киношники — из Геббельсовой конторы, пропагандисты. Торпедисты доставили груз в один конец и собирались утром возвращаться, так что мы появились вовремя, опоздай на час-другой, и увидели бы пустую пристань. Допрашивая немцев, я, сверяясь с картой, записывал всё в блокнот: где они были, что видели в портах. Мало ли, нашим информация пригодится для бомбёжки важных терминалов или заправочных узлов. После обеда я вышел на палубу размяться и осмотрел, как наведена маскировка. Ну что скажу: не идеально, конечно, но очень даже неплохо. Указав четыре места, где нужно её поправить, я до наступления темноты дал всем отдых. * * * Дёрнувшись, я чуть не ударился о койку над головой — тут всего полметра было между ними, в три уровня койки, тесно. Капитанскую каюту занял Лазарев — как я и обещал, он стал капитаном торпедного катера и осваивался на борту. Насколько я понял, все моряки, что тут были, — это костяк команды. Главстаршина теперь зам Лазарева. Надо будет прикинуть и подумать, где добыть моряков. С той колонной военнопленных нам просто повезло, что там вообще моряки были. Вряд ли такое везение будет и дальше. С генералами мы не оговаривали, что если они встретят моряков, то направляли бы их к нам. Вахтенный матрос, разбудивший меня, показал на часы. Время. Часы были у всех моряков, теперь у всех. Трофеи я раздавал щедро. Тем, кто их добыл, тому они и принадлежат. Более того, ещё до посадки в грузовик я велел всем построиться и двинул такую речь: — Товарищи краснофлотцы и красноармейцы. Дело, которое вскоре нам предстоит, опасное, однако я в вас верю. И я, как командир, беря на себя ответственность, решил возродить традиции прошлого. Если кто не знает: при абордаже чужого судна или военного корабля, это судно даётся на разграбление абордажникам. Слово «разграбление» мне не нравится, но согласно прошлым традициям всё, что абордажник может унести в руках, это всё его, и капитан или другие офицеры, в данном случае красные командиры флота, претендовать на это не могут, если они сами не пристрелили того, на ком находятся эти трофеи. Закон трофея священен: с немца, которого убили лично вы, можете взять себе всё, кроме оружия. Пистолетов и ножей это не касается. Если немца застрелило сразу несколько человек, то делится всё поровну между стрелками, судьёй для дележа, если сами справиться не можете, можно позвать какого другого моряка. Повторяю, всё с тел своих убитых — это ваше, с тел чужих можете снять, только чтобы передать владельцу, если он сам этого сделать не может. Заберёте себе — это мародёрство со всеми отсюда вытекающими. Надеюсь, всё понятно? — Понятно! — хором откликнулся строй. Стоит ли говорить, что матросы и бойцы, обыскивая тела убитых, снимали всё. Ане были честно принесены вещи четверых немецких моряков и ранец, куда она всё это может сложить. Быстро парни приняли новые правила, видимо, они им понравились. Ну а кому это претит, могут отдать свои трофеи товарищам. Вряд ли они будут против. Крысятничества не было, а у моряков изрядно прибавилось личных вещей. Как те же наручные часы или губные гармошки, сигареты и зажигалки, хотя и не все курили. Вот и у этого вахтенного сверкали на кисти левой руки трофейные часы. Кивнув ему, что встаю, я собрался и поднялся в рубку. Помогать Лазареву не требовалось, он здешнее русло Дона знал как свои пять пальцев, не раз дозорную службу нёс, пока катер не потерял. Поэтому мы в темноте аккуратно задним ходом, порыкивая дизелями, вышли из протоки и, развернувшись, пошли вниз по реке до места стоянки. То, что там всё должно быть в порядке, мы были в некоторой степени уверены. Дежурства в радиорубке были распределены между бойцами и Аней. Нет-нет они да выходили на волну, на которую была настроена радиостанция на буксире. Юра более-менее умел с ней работать, так что тревогу он мог поднять, предупреждая нас. Кстати, изредка заходя в рубку, где были слышны немецкие нешифрованные передачи, я наконец развеял своё сомнение: все аэродромы были уничтожены. Ай да генералы! Более того, немцы сообщали о многочисленных пропажах своих небольших подразделений и нескольких колонн с военнопленными. Тела конвойных найдены не были. Ну это, может, и о других колоннах, например, которую я со старшиной-разведчиком освободил или в которой генералов вели, поди разбери, но то, что обе мангруппы действуют и вполне неплохо, это факт. Опознались мы, трижды мигнув фонариком в сторону стоянки, и с десятисекундной заминкой нам ответили — три быстрых мигания, одно длинное и одно быстрое. Всё правильно. Если стоянка захвачена, дед, а именно он знал сигнал опознавания, сообщит без последнего, это означает, что там чужаки. Мы в ответ на правильный отзыв дважды быстро мигнули, это тоже обговорено, сообщая, что точно свои. Катер, урча двигателями, причалил к борту бронекатера Фадеева. Я сразу стал отдавать приказы: — Всем подъём, готовимся к срочному отходу. Раненых на буксир, пусть медики ими займутся. Ящики с патронами на барже? — Да, все перетащили, — сообщил дед, обнимая меня. — Только машина с пулемётами сломалась, так мы их сняли и перенесли на баржу, поэтому с берега на судно ничего заводить не нужно. — Ладно. Центровку погрузки проверял? — Да, ходил с твоим прибором. Пришлось перекладывать некоторые вещи, но баржа стоит ровно. — Отлично. Всё, отходим. Пока было время, я собрал совещание командиров. Кроме меня — дед, Лазарев и Фадеев. Последние пребывали в изрядном удивлении, куда это мы несёмся сломя голову? Снова какое дело или боевая операция? Зачем тогда буксир берём, который у нас как тыл? Совсем непонятно. Да и место для тайной стоянки здесь замечательное. — Мы уходим в Азовское море, — сказал я, когда все расселись, отчего тут же воцарилась полная тишина, нарушаемая топотом команды над головой и рёвом запущенных двигателей, прогреваемых после долгой стоянки. — Не понимаю, мы же хотели уйти к нашим в акваторию Волги? — проговорил Фадеев. В отличие от него Лазарев, бросающий на меня задумчивые взгляды, сообразил, что к чему, тем более он был свидетелем событий. — Мы не сможем уйти по Дону к нашим. Река перегорожена. После подрыва моста пройти можно только через один пролёт. А над другими рухнули перекрытия и настил полотна. Там же, где можно пройти, не пройдёт буксир. Как я понимаю, Александр его не бросит, как и баржу. Она там тоже не протиснется. Единственный выход к нашим — Азовское море через Керченский пролив. Только зачем такая спешка? — Когда я со штурмовиками общался, то свой позывной и фамилию с именем засветил. Иначе они меня не послушали бы, а так был шанс, и он сработал. А немцы не дураки и дважды два быстро вычислят. День мы потеряли, а ночь я терять не хочу. — Засветил? — не понял Лазарев. — Это как плёнку засветить?.. — Правильное сравнение, — кивнул я. — Я как бы засветился перед всеми. Все обо мне слышали. Как маяк в ночи, мол — я тут. Нужно поторопиться, немцы поймут, что через мост мы не проходили, где-то здесь стоим, сообразят, что мы где-то в Азовском море и перекроют Керченский пролив. Хотя они его и так перекроют. До него мы дойти не успеем, перехватят. Как засекут, авиацию натравят. Мы им как кость в горле. Но Азовское море — это не Дон, спрятаться можно много где и осматривать им придётся огромные площади. Тем более у меня имеются некоторые планы насчёт северного побережья моря. — А западное? Тот же Ейск, например? — поинтересовался лейтенант. — Если бы немцы с катера там бывали, я сам туда пошёл бы, но они туда не заходили. Красться будем редко, только тёмными ночами и недалеко от побережья. Но подальше от наблюдателей на берегу, чтобы не засекли. Укрываться будем в пустых бухтах с маскировкой. Всем всё ясно? Тогда обговорим, как будем проходить под двумя мостами и мимо Ростова. Причём пройти мы должны так, чтобы о нас не должны ни знать, ни даже заметить. — Тучи луну закрыли, самое то для тихого прохода мимо города, — задумался Лазарев. — Вот мосты только… — Точно. — Один из мостов, железнодорожный, немцы взяли целым, а вот второй, как я понимаю, автомобильный понтонный. Как его проходить будем? — посмотрел на меня лейтенант. Вопрос Фадеева был в самую тему. Охрана имелась у обоих мостов, значит, они не могут не заметить, как мы проходим. Это не мимо города, набрав скорость, дрейфовать по течению с двигателями на холостом ходу. Их так еле слышно. Тут думать надо. Один мост перед городом, можно сказать, в черте, второй — за ним. Когда мы угоняли трофеи, то благополучно прошли мост, там переполох у охраны поднялся, только когда в порту склад рванул. А потом, когда мы шифровку с катера у города отправляли, в километре от моста стояли. Ближе было не подойти, заметить могли. — Проходить мы их будем, когда диверсанты уничтожат эти мосты. — Там будут диверсанты? — оживился Фадеев. — Конечно. Это мы и есть, — засмеялся я. — Ладно, не доходя до первого моста, встаём борт о борт вот тут, видите, делаю метку на карте, там снова соберём совещание. — До утра не успеем, — сделав метку и на своей карте, покачал головой Лазарев. — Я знаю, но я и не надеялся, что мы вот так пройдём. — А может нагло, под видом немцев? Как у моста это сделали. Те ведь как-то опознавались? — Немцы днём там проходили. Не наш случай. Да и сигналы мы не знаем. Всадят нам в борт снаряд, и пойдём ко дну. Не-е, тихо пойдём. Если за эту ночь не успеем, у нас следующие есть. — А группы генералов? — вдруг за всё время совещания произнёс дед. — Они нам помочь могут? — Могут, но вызывать их я не буду. Это всё равно что подставить их. Сами справимся. То, что нас мало, — это не та проблема, о которой стоит волноваться. Команды доберём за счёт освобождённых. Меня беспокоит то, что топлива до наших едва хватит. А если какой форс-мажор? Значит, будем добывать, как и продовольствие. Его примерно на столько же дней нужно. Сейчас же важно уйти ближе к Ростову и укрыться. Там нас в первое время меньше всего будут искать. Главное, чтобы местные жители на стоянку не наткнулись. Люди разные бывают. Ладно, вон Юра сообщил уже, что все корабли готовы покинуть стоянку. Расходимся, товарищи командиры. Что нужно делать, все знают. — Кстати, — обернулся в дверях Лазарев. — А правда, что мы скоро станем офицерами? — Расползлось уже, — проворчал я себе под нос, но всё же утвердительно кивнул. — Зимой должны объявить и начать переоснащение армии и флота. — Ясно. Вот же, золотопогонником буду. Кто бы подумал? — покачав головой, Лазарев следом за мичманом покинул каюту. Команды на всех четырёх теперь кораблях были перетасованы. Но мои все со мной и остались, как и раненые и медики. Остальные же, включая армейцев, были распределены по другим кораблям. Больше всего людей было на барже — двадцать два человека. Лёха там так и командовал. Экипаж — два человека, остальные — расчёты зениток. Основная наша огневая мощь. На обоих катерах — по десять моряков и командиры. Чисто перегонная команда, вести бой с них невозможно, людей нет. Едва-едва нацарапали по одному расчёту. Однако я собирался исправить это упущение. Когда я поднимался в рубку, меня отловила Зимина, её от усталости даже немного шатало. Она доложила, что раненые осмотрены, матрос прооперирован. Я поблагодарил врача и отправил отдыхать. После получаса манёвров, взяв на буксир баржу, мы направились в сторону Ростова. Впереди шёл катер Фадеева, осуществляя разведку, проверяя, нет ли впереди чего проблемного. * * * До первого моста мы добрались нормально. И вот первая неожиданность: тот был изрядно разворочен, и там шли восстановительные работы. Даже сейчас, ночью. Похоже, авиация поработала. Фадеев, который подходил ближе, укрываясь прибрежным кустарником, смог рассмотреть всё достаточно подробно. Там вовсю использовали прожекторы. Но гасили их, если слышался шум авиационных моторов. Мы опять же собрались в кают-компании. Фадеев доложил, что трёх пролётов как не бывало, четвёртый едва держится, да и один бык повреждён, а у моста стоит какое-то судно, но какое, он не понял, не различить в темноте. Оно в полосу света от моста не попадало. Только и смог рассмотреть тёмную массу. — Похоже, тут бомбардировщики поработали.