Тот отвечать не мог, только хрипел с расширенными от ужаса глазами, но руку поднять смог и показал дрожавшим пальцем в противоположную сторону вагона. Отшвырнув его в сторону, я перебрался еще через шестерых парней и, спрыгнув на пол, чуть не придавил рыжего паренька. Быстрым шагом направился к небольшой кучке попутчиков, что окружили участок пола и смеялись, что-то выкрикивая. Подойдя, я заглянул через плечо крайнего. Там мой щенок крутился и визжал, когда в него со всех сторон тыкали пальцами. Молодым ублюдкам доставляло удовольствие мучить моего маленького друга, и они ржали, продолжая свое дело. Я даже пошатнулся, мне показалось, что это Шмель в кругу и издеваются над ним, но быстро пришел в себя и перешел в состояние контролируемого бешенства. Ухватил того, за спиной которого я стоял, за голову и с хрустом свернул ему шею. После чего проделал ту же процедуру со вторым, и когда освободился проем, протянул руку, подхватил щенка и сунул его себе подмышку, он к этому месту и запаху уже привык, быстро успокоиться, сообразив, что вернулся к хозяину. — И чья это была идея? — холодно спросил я, поглаживая дрожавшего под моей курткой щенка. — Ты что сделал, сволочь?! — заорал самый здоровый из восьми подонков, что издевались над животным. Сейчас уже шести. — Наказал… Так я не слышу ответа, чья была идея мучить моего друга? — Ах ты!.. — бросился ко мне тот, что стоял справа, но отлетел в сторону, получив мощный удар ногой в живот. Не жилец, я ему нутро порвал. Я таким ударом доски ломаю, не то что хрупкий человеческий организм. — Парни, вы все равно все умрете. Я не прощаю, когда мучают моих друзей, лучше выдайте мне зачинщика, уйдете легко. — Бьем! — рявкнул тот здоровяк, и оставшаяся пятерка бросилась на меня. Разом, по команде. И так было понятно, что идея добраться на этом поезде до Германии проваливалась. Как только эшелон остановится и проверят, что тут происходит, то и возьмут меня под белы рученьки. Так что шанс один, рвать когти, но перед этим… Щенка я предварительно достал и поставил на ближайшие нижние нары. Тот уже немного пришел в себя и перестал дрожать, но то, что я снова оставил его одного, ему не понравилось, и он заскулил, однако никто из тех, кто находился рядом, к нему не подошел. Более того, еще и отодвинулись. Когда руки у меня освободились, я сразу встретил атаку малолетних подонков. Уйдя из захвата первого, я вырвал ему гортань, бросив ее в лицо третьему, ударом кулака в грудину остановил сердце второго, взвившись в прыжке, нанес удар ногой третьему, ошеломленному тем, что ему в лицо попало. Носок сапога проломил ему висок. Встав на ноги, я повернулся к двум оставшимся, здоровяку и второму, тоже крепкому пареньку. — Да кто ты такой?! — с отчаяньем и заметным испугом спросил здоровяк. Наклонившись, он достал из-за голенища нож, классическую финку. — Не подходи, пырну! Подняв правую ногу, я тоже достал финку и направился к ним. Они отступали, пытаясь спрятаться за другими попутчиками, но те расходились, пока эти двое не были прижаты к стене вагона у параши. Кстати, полной. — Не подходи! — завизжал здоровяк, бешено крутя глазами. Что было странно, остальные попутчики смотрели хоть и с испугом, а некоторые и ужасом, но у всех было одобрение моим действиям, похоже, всех достала эта группа западенцев. А судя по говору, это они и были. Метнувшись вперед, я рассек горло второму, после чего увел в сторону удар ножом здоровяка, причем так, что тот всадил его себе в ногу, и, работая с быстротой швейной машинки, начал наносить ему удары ножом в живот. После этого ухватив здоровяка за шиворот, я сунул его вниз головой в парашу, пробормотав: — Это тебе, тварь, за Смельчака. Да, я успел дать своему щенку имя. Смелый — он вполне заслужил, яростно кидаясь и пытаясь укусить за пальцы тех подонков, что его мучили. Отпустив его — из параши только пузыри поднимались, я вытер руки и свою финку о его рубаху и убрал ее обратно за голенище. Забрав с нар Смелого, я положил его на изгиб локтя и, поглаживая пальцами, угрюмо осмотрел всех пассажиров. Те даже в стену пытались вжаться, когда я на них смотрел. — Ну что, рабы, довольны представлением? А ведь подобное вы теперь часто видеть будете. Не верите, так я вам расскажу… Минут за десять я описал все то же самое, что рассказывал на рынке Луцка, добавив в конце: — …я как партизан многое знаю о рабстве в Германии. А когда узнал, что у меня сестру забрали, поехал за ней, освобождать. И освобожу, а вы лишь бессловесный скот, смотреть противно. Оставив их обсуждать услышанное, я вернулся к своим нарам. Вещи мои не трогали, поэтому, забрав мешок, я убрал в карманы флягу и миску и, держа сидор за лямки, подошел к створке. Просунув кончик ножа в щель, я приподнял щеколду и потянул створку в сторону. Выглянув, я осмотрелся. Вокруг были поля, внизу глубокий кювет с покатыми, поросшими травой склонами. Обернувшись, я осмотрел парней и спросил: — Границу проехали? — Да, — кивнул один из попутчиков. — Полночи что-то делали и под вагоном возились. Уже часов шесть едем по Польше. — Это хорошо, спасибо, — кивнул я ему. Выбросив наружу мешок, я подхватил Смелого, тот ползал у меня под ногами у открытой створки, и шагнул следом. Прыгать было сложно, не в том плане, что крутой склон, а в том, что я опасался подавить щенка, так что приходилось контролировать полет, падение и перекаты, последние особенно. Но мы оба вполне нормально перенесли десантирование и улеглись в траве. На задней площадке последнего вагона мелькнул часовой, что грозил мне кулаком, но я только помахал ему рукой и, проверив, как там Смелый, встал на ноги, ощупал себя одной рукой и направился к мешку. Он был метрах в пятидесяти. Присев у мешка я достал флягу и миску, налил щенку и, пока тот жадно лакал, сам попил. Кстати, не я один десантировался из вагона. Километрах в полутора было видно, как его покинули еще двое с мешками в руках, может, позже еще кто был, но поезд начал поворачивать, и тот вагон я уже не видел. — Попил? Писать не будешь? — спросил я у щенка. — Ну как хочешь, а я отолью. Оставив щенка у миски, пришлось доливать ему, он никак не мог напиться, я отошел в сторону и расстегнул ремень на штанах. Чуть позже ко мне подошел Смелый и, принюхавшись, тоже пустил лужу. Через минуту проверив оружие и повесив за спину сидор, я подхватил Смелого и, привычно держа его на сгибе руки, побежал по кювету в противоположную нашему движению сторону. То есть в сторону границы. Дело было в том, что когда я выглядывал и десантировался, то видел впереди по ходу нашего движения крыши в окружении фруктовых деревьев — какое-то большое село с церковью. Или костелом, не разглядел. Появляться там не хотелось, поэтому я уходил в противоположную сторону. Чуть позже переберусь через дорогу в противоположный кювет и обойду это село стороной. Потом разберусь, где я, сейчас нужно уйти подальше. Нужно понять, в какой я местности и как двигаться дальше, а сейчас нужно сделать рывок, если меня будут искать. Искать, скорее всего, будут серьезно, мало кому понравится убийство восьми человек, хоть и будущих рабов, но поручат это дело полиции. Пусть ищут. Перебравшись в другой кювет, я по полю стал уходить в сторону рощи, а когда на дороге появился очередной эшелон, лег в траву и переждал, пока он не пройдет мимо. Я, конечно, отошел от дороги на километр, но рассмотреть меня можно было легко. Поиграв со Смелым, я снова взял его на изгиб локтя и побежал дальше. Доберемся до деревьев, там и позавтракаем, а то и щенок ворчал и намекающе покусывал меня за палец, да и у меня живот уже петь начал. Добравшись до деревьев, мы устроились на опушке и, развязав горловину сидора, я достал небольшой сверток с пирожками. Это была единственная пища, что имелась с собой, остальное мы еще в вагоне подъели. Нужно было покопаться в мешках тех парней, наверняка бы еды набрал на неделю, но я торопился как можно быстрее покинуть вагон, кто его знает, может, еще немного, и остановится эшелон на какой-нибудь станции. Попробуй оттуда сбеги. Поев, я убрал тряпицу обратно и завязал горловину. Посмотрев машинально на часы, сразу определил, что они стоят. — Блин, завести забыл. Заведя часы, посмотрел на солнце, подождал минут десять и, определив время, подвел стрелки. Время было десять часов дня, где-то двадцать — двадцать пять минут. Подхватив щенка, я поспешил покинуть рощу и, выйдя на дорогу, направился по ней, удаляясь от границы вглубь Польши. Я надеялся, что мне кто-нибудь встретится и можно будет узнать, не только где я нахожусь, но и есть ли тут у немцев аэродромы. Мысль снова экспроприировать летный аппарат не отпускала меня. Я уже разленился, и пересекать всю Польшу и Германию на своих двоих мне категорически не хотелось. Зачем, если можно угнать самолет и спокойно по воздуху, где посты не установишь, добраться до того места, до которого мне нужно? Именно поэтому я и шагал по дороге, а не скрываясь по оврагам да лесам. Хотя тут лесов-то особо и не было, поля вокруг, посадки, да и все. В роще, пока была возможность, я пытался очистить свою одежду от капель крови, которой меня забрызгало тогда в вагоне. Но я не особо преуспел в этом, поэтому когда впереди заблестела гладь речки, не дойдя до моста несколько метров свернул к водной глади. Вот, искупаюсь, заодно и пости раюсь. У этого автомобильного моста не было охраны, а вот у железнодорожного, что находился километрах в трех вверх по течению, была, я ее рассмотрел, особенно зенитку, поэтому найдя укромное место, спокойно занимался своими делами. Кстати, то село, которое я разглядел, было как раз перед мостом, то есть я его фактически прошел, оставив с левого бока. Неожиданно крупноватое оно оказалось, надо по карте посмотреть — может, смогу сориентироваться? Пока щенок нарезал круги вокруг мешка, я разделся, выгреб из карманов все вещи, после чего бросил одежду в воду, камнем притопив ее у берега, пусть отмокает. Портянки я тоже замочил. Оттолкнувшись от глинистого берега, я отплыл на спине метров на пять и стал загребать руками. — Эх, хорошо, — пробормотал я и, вернувшись к берегу, а то Смелый забеспокоился, глядя на меня и скуля, и стал заниматься стиркой. Всю кровь не отстирал, больно уж любила она впитываться в ткань, но следы стали едва заметными. Пока одежда сохла на кустах, я продолжил купаться, изредка подплывая и играя со щенком и так успокаивая его. То, что по мосту прошли трое — двое по гражданке, один в форме полицейского — я засек сразу, как и то, что они по тропинке свернули ко мне. Подплыв к берегу, я положил руку на траву рядом с мешком, с интересом наблюдая, как на небольшую полянку в кустарнике, где я и расположился, выходит эта троица. — Кто таков? — строгим голосом по-польски спросил «синий полицейский». Синяя полиция — название коллаборационистских подразделений польской полиции на оккупированных немцами территориях Польши. — Путник, иду по заработки, — ответил я ему на суржике. Тот его, видимо, знал, так как покивал и задал следующий вопрос: — Ты не с поезда? А то были тут лихие парни, что на ходу его покинули, — спросил тот и мельком посмотрел на щенка. Стало ясно, что мое описание им было получено, и он меня опознал. Вскинув руку с пистолетом, я дважды выстрелил в тех, что по гражданке были одеты, и направил ствол на полицейского, цыкнув зубом: — Руки от кобуры… Теперь одной рукой расстегиваем… так, двумя пальцами достаем. Там «Вис», как я понял? Достаем, кладем на траву перед собой вместе с запасными магазинами и делаем три шага назад… Молодец, стоим так и дальше с поднятыми руками. Выбравшись из воды, я убрал оружие в сторону и велел полицейскому лечь. Используя пояса убитых поляков, я связал ему руки и ноги. — Зачем я тебе? — спросил он на суржике. — Узнать, где я, и понять, как вы меня нашли, — удивленно повернулся я к нему, заканчивая с обыском тел убитых. Все трофеи я убрал в мешок, да и было их не так много, но тот же «Вис» теперь лежал там. Допрос поляка длился минут десять, я торопился по той причине, что узнал, как они меня обнаружили. Дело в том, что замеченный мной населенный пункт был не селом, а городом Замосць, или Замость, как его называли еще в царское время. Так вот там была церковь на окраине с высокой колокольней, где сидел наблюдатель с биноклем. Так что меня на дороге сразу рассмотрели, а когда узнали, что поезд покинуло семеро — ага, не я один выпрыгнул! — направили в мою сторону группу на перехват. Мое описание уже было, особенно то, что я слишком трепетно отношусь к своему щенку. Так что когда те оказались на поляне, то сразу меня по Смелому-то и опознали, но было поздно. Этот берег с колокольни не просматривался, но долгая пропажа может насторожить наблюдателя, хотя я считал, что около часа у меня есть, потом уже поднимут тревогу. По остальным вопросам полицейский отвечал быстро и честно, у нас был договор: я получаю все, что хочу, то есть информацию, он легко уходит из жизни. Пытки поляк боялся, вернее боли, да и умирать не хотел, но тут уж я не мог поступить по-другому, свидетелей не хотел оставлять, особенно тех, которые знали, что меня интересовало. Аэродрома рядом не было, оборудованные площадки были, но самолетов не было. Примерно в двухстах пятидесяти километрах находилась Варшава. Там аэродромы были, как гражданские, так и военные, и летной техники. Но меня заинтересовало то, что в ста километрах был Люблин, довольно крупный город, там были также и аэродромы. Так что я посчитал, что стоит сперва заглянуть туда. Ликвидировав жандарма — как и обещал, это было безболезненно, один удар, и все, — я подхватил вещи и, скрываясь в кустах так, чтобы наблюдатель меня не рассмотрел, ушел вниз по речке на полкилометра и, переправившись на другой берег, стал одеваться. Под ногами суетился Смелый, прихватывая меня зубами, он снова успел проголодаться. Надел я только белье, остальное еще сохло, поэтому накинув одежду на мешок, который у меня уже за спиной был, и подхватив в одну руку щенка, а в другую сапоги, босиком направился в сторону Люблина. Карта Польши, благодаря немецким летчикам, у меня была, но к сожалению, только Польши, а Германии не было. Зато на этой карте были отметки, что у Люблина расположены два аэродрома. Судя по меткам, один военный, второй транспортный. Посмотрим, что там за машины стоят. Выйдя на дорогу, я пощупал одежду и, сняв ее, быстро оделся, вбил ноги в сапоги, предварительно намотав портянки, и направился дальше быстрым, но не торопливым шагом. Люди мне встречались довольно часто, были пешеходы, проезжали на телегах, конные, и даже один раз машина была. Причем частная. Красный «рено». Я до того удивился, что привстал в траве, разглядывая ее. Но больше всего было велосипедистов. У меня даже мелькнула мысль заиметь себе такой транспорт. Хорошая штука и есть не просит. Кстати, поесть бы не помешало. Естественно, ото всех я прятался. Так что когда была возможность уйти на параллельную полевую дорогу, то не преминул этим воспользоваться, там действительно было не такое сильное движение, а когда рассмотрел, что меня догоняет большой воз с мешками, который тащили быки, то я даже с дороги сходить не стал. — Не подвезешь, диду? — спроси я его на суржике. — Садись, — кивнул тот и продолжил с тем же сонным видом править быками. Щенка я спрятал под куртку. Так что тот его не заметил. Расположившись на мешках, я спросил, куда дед едет. — Дак к Казимиру на мельницу, зерно вот везу, молоть надо. — А он далеко? Я просто не знаю, не местный. — Дык верст шесть осталось, вот за тем лесом аккурат на реке мельница и стоит. — Водяная, значит? — Ветряная. Там у реки ветры хорошие. На холме он ее поставил. — Деду, а где у вас тут поснедать можно купить? Маленько не хватило на дорогу. — Так у меня можешь, я запасы хорошие взял. С дедом мы сторговались, и он вполне принял как платежное средство оккупационные марки, они, оказывается, и здесь ходили. Я это узнал, когда нашел их в карманах того патруля с полицейским, так что расплачивался спокойно. Всего я купил цельный каравай хлеба, свежего, утреннего, кусок буженины, кусок пирога с рыбой, соленых огурцов, лука, чеснока и всего того, что берут с собой в путь такие вот возницы. Мне кажется, он мне все продал, что у него было, еще и заработал на этом, цены-то я не знал. Он же мне продал большую ткань, из которой я сделал узел, все равно мешок набит плотно и ничего туда не влезет, а так узел и в руке можно понести. — Спасибо, диду, — поблагодарил я возницу, спрыгивая с воза, после чего направился прямо, а тот свернул к мельнице. Ее уже было видно, и надо сказать, возов и телег там хватало. Очередь неслабая была. Щенка я уже покормил, еще на возе во время движения сунул ему разжеванный кусок хлеба с небольшим куском буженины, так что поел тот охотно. Теперь самому нужно было подкрепиться. Как только мельница исчезла за очередным холмом, я свернул подальше от дороги и, сложив рядом мешок и узел, стал готовить обед. Было часа три дня, как я определил по солнцу, часы это только подтвердили. Кто-то спросит, зачем я ношу часы, если есть солнце. Да, я легко определяю время по солнцу, наработал эту привычку, но ночью и в пасмурную погоду оно не особо помогает, да и минуты отсчитывать или секунды тоже необходим хронометр. Думаю, полицейского и его помощников уже обнаружили, так что следует поторопиться. От той речки я удалился километров на десять, нужно увеличить это расстояние. Поев и снова накормив и напоив пса, в этот раз он вместе со мной поел пирога с рыбой — вкусный, кстати, оказался, я собрался и, снова подхватив в одну руку щенка, а в другую узел с едой, вышел на дорогу. Сперва навстречу проехали двое велосипедистов, я от них укрылся в траве, не заметили, а потом услышал позади шум мотоциклетного мотора и остался на дороге. Если немцы, затрофею технику и уеду подальше, если местный, попрошу подвезти. Как оказалось, немцы в Польше не особо отбирали технику, вернее отбирали, но далеко не у всех.