— Понял, — кивнул тот, а я, оставив ему в прикрытие курсанта, направился обратно в наш лагерь. Очень уж интересная у меня появилась задумка, и если она выгорит, то будет просто великолепно. Только вот нам снова понадобится помощь летунов, тем более нами предположительно обнаружен крупный штаб немцев. Нужно «языка» взять, убедиться в своих предположениях, благо двое курсантов отлично знают немецкий язык. Добравшись до лагеря и откликнувшись на окрик часового, я привычно собрал вокруг себя курсантов и вслух расписал все, что видел, не выкладывая свои мысли, и поставил каждому задание разработать по две операции по уничтожению аэродрома и возможного штаба. Как я уже говорил, у нас все же был больше учебный выход, и парни реально учились, поэтому я каждый день давал им подобные задания, с ограничениями по времени от десяти минут до часа, а потом выслушивал по очереди их ответы и ставил оценки. Без шуток, у меня для этого отдельный блокнот был. Тот же Михаил — такой же инструктор, как и я, хотя тут он и в моем подчинении. Он также проводил тестирование, отслеживая, как курсанты ведут себя под огнем, их реакцию и результаты ответного огня. У него был свой блокнот, куда он записывал все успехи парней. Надо сказать, в первый свой выход мы действительно отобрали лучших, и результаты впечатляли. Мы изредка проводили рокировку, назначая старшими дозоров то одно курсанта, то другого, и наблюдали, как те ведут себя. Молодцы, срывов не было. Моя группа в этом тестировании не участвовала, и сейчас, разлегшись на нарубленном лапнике и греясь у бездымного костра, на котором булькал котелок с водой, с интересом наблюдала за курсантами. Задания у них были для каждого свое, советоваться тут было нельзя. Решать нужно было самому и, как я уже говорил, в двух вариантах. Посмотрев на часы, я понял, что пора отправлять смену Молчуну, и отправил Стрижа, и как только тот ушел в сопровождении одного из курсантов, у которого я первого принял сдачу экзамена по планированию операций, то объявил о том, что время на раздумья закончилось. Курсанты собрались вокруг, все, кроме двух, что были со снайперами, — в охранение я своих определил, и по одному начали выкладывать планы операций. У некоторых они повторялись в разных вариациях. Сидевший рядом Михаил хмыкал от полета мыслей гениев планирования, но молчал. Когда доложился последний курсант, я покивал и сказал: — Молодцы, не подвели. Я не отрицаю, силовые акции у вас хорошо спланированы, многие догадались снова привлечь авиацию и использовать эффект неожиданности, но… Многие, кроме Глаза, проигнорировали мои слова о том, что на наших глазах взлетел транспортник с генералом на борту. Предложение Глаза захватить такого генерала вызвало у вас улыбки, но в действительности курсант попал в самую точку. Да, я планирую захватить высокий чин гитлеровской армии. Еще вы упустили то, что подразделение люфтваффе на аэродроме транспортное, а ваш непосредственный командир проходит обучение по пилотированию как раз двухмоторных самолетов. — Прошу прощения, — поднял руку курсант с позывным Слон. — Но нам это было неизвестно. — У вас должна быть догадливость… Вы должны были догадаться спросить об этом бойцов моей группы, они об этом знают. — Ничего мы не знаем, — возразил лежавший на лапнике Гусев. — С обеда до вечера каждый день пропадали где-то, и все. — Так, кто знает, что я занимался пилотированием? Руки подняли трое: Толик, Томская и Михаил. — Ну вот, они знали, значит, вопрос снимается. Могли у них спросить. Теперь по составленному мной плану. Трое бойцов под прикрытием Молчуна и Егорова выдвигаются к дороге и берут «языка». Используйте трюк с натянутой поперек дороги веревкой. Кто идет, решит Михаил, веревка у Молчуна. После допроса «языка» и подтверждения факта нахождения штаба в селе, мы связываемся с нашим командованием, сообщаем ему наши планы и просим задействовать авиацию, после чего ожидаем прибытия на аэродром еще одной важной шишки и даем сигнал к вылету. Летчики в это время должны сидеть в кабинах своих самолетов, чтобы вылететь по первому нашему сигналу. Мы же берем пленного, уничтожаем охрану и летный состав, пока наши летчики штурмуют штаб, грузимся в один из «юнкерсов» и летим следом за нашими бомбардировщиками. Просто улетать не совсем хорошая идея, погода портится, и я вынужден принять решение прервать рейд, а с важным пленным это уже благополучное завершение удачной операции… так, вижу у вас задумчивость на лицах. Через десять минут группа захвата выдвигается к дороге, до этого вы должны найти пробелы в моем плане. Приступайте. Я готов к конструктивному диалогу и работе над ошибками. Ищите их. Несколько шероховатостей в моем плане было найдено, и главный из них — импровизация во всем, но я ответил на это, что весь наш рейд является импровизацией. Так что, поговорив еще с курсантами, я отправил часть отдыхать, а другие направились к дороге, старшим был Монах. После того как группа ушла, вернувшийся и попивший чаю, чтобы согреться, Молчун ушел с ними, а мы с Михаилом отошли в сторону и присели на ствол поваленного дерева. Лагерь у нас располагался в овраге — хорошее место для укрытия, и ветра нет. — Давай выкладывай, — открыв свой блокнот, велел я Михаилу. Тот по своим записям быстро перечислил курсантов, поясняя, в каких сферах он определил их слабые и сильные стороны. — Да, — согласился я. — Это хорошо, что ты отметил Глаза и Слона, но я бы добавил, что кроме них аналитическим мышлением обладает еще и Смелый. — И что? — А то, что способных командовать группами осназа в тылу противника у нас и так хватает, а это те самородки, которые нужно огранить. — Ты хочешь дать им характеристику на направление в аналитический отдел координационного штаба, что недавно организовали у нас во втором учебном корпусе? — Просьба Лучинского выявить их. Он курирует этот новый проект, — кивнул я. — Не хватает там командиров с требуемыми умениями, а эту тройку под учат — и вот готовые аналитики. Там со временем и опыт придет. Штаб был организован недавно и при моем косвенном участии. Идею-то я подкинул, просто Лучинский ее развил, ему многого не нужно. Что-то подобное, но не особо развитое было у нас в наркомате, куда стекалась вся информация, а тут на нашей базе расположился специализированный координационный штаб, с которым мы и держим постоянную связь. Не только мы, но и другие группы. Все это пока проходит испытание, и можно сказать, еще не совсем официально, просто получено разрешение развернуть его и пройти месячные испытания, но я уже понял, что идея принята и штаб заработал в том виде, в каком был развернут. Но Лучинскому были нужны люди, командиры, что имели аналитическое мышление. Конечно, есть тесты, которые выявляют таких людей, и я один из тех, кто этими тестами владел, вот в боевой обстановке через такие задания я и выявлял нужных людей. Поговорив насчет достижений своих курсантов, мы разошлись. Михаил стал возиться со станцией, а я прилег на лапник и завернулся в шинель. От одного склона к двум воткнутым шестам был натянут брезент, часть свисала с одного бока до земли и была закреплена колышками. Так что под этим навесом могло поместиться около десятка человек. В данный момент отдыхали тут Змей и Семен. Томская колдовала у костра, где заваривался очередной котелок чая. Только им и спасались. Ветер наверху был пронизывающий. Наблюдателей приходилось менять каждый час. Вздремнуть я успел не больше часа, разбудили меня вернувшиеся «охотники за немцами», как их прозвал острый на язык Гусев. Сам корректировщик бронебойного расчета стоял у склона и, поглаживая висевший на ремне автомат, с улыбкой смотрел, как подводят к нашему лагерю немца. Это был не рядовой солдат или унтер, а офицер, капитан. Причем не простой, зенитчик. — Начинайте допрос, — велел я Толику. Он с двумя бойцами подхватил доставленного пленного и утащил его в сторону. Ну, а я, пока группа отпивалась чаем, опрашивал Монаха. Тот доложил, что вышли они на второстепенную дорогу в лесу, проходившую километрах в четырех от нашего лагеря, подготовили засаду, натянули веревку и, присыпав ее сверху всяким мусорим, залегли на обочине. Молчун засыпал их листвой и отошел в сторону, страхуя. С другой стороны расположился Егоров. Парень неделю всего на военной службе, а уже какие успехи! Инструктора на нашей базе недаром едят свой хлеб. И сам позицию нашел, и подготовил два пути отхода на всякий случай. Повезло почти сразу. Сперва две грузовые машины прошли, потом появился одинокий мотоцикл. Резко натянувшаяся веревка снесла двух седоков, а капитана, что сидел в люльке, всего лишь оглушило, сбив фуражку и выдрав клок волос. Бойцы мгновенно подскочили, добили рядовых солдат, спрятали тела и технику в лесу, после чего, подхватив капитана, рванули к лагерю. Тот чуть позже пришел в себя и уже смог бежать сам, поэтому они так быстро и вернулись. Молчун их страховал и доложил, что преследования не было, да и вообще немцы, похоже, еще даже и не догадывались о том, что один из их офицеров пропал. Так что время у нас было. Отправив Монаха к остальным бойцам отогреваться и отдыхать, я направился к группе, где главенствовал Толик, там же был и Михаил. — Ну что тут у вас? — поинтересовался я. У обернувшегося Толика блестели от возбуждения глаза, речь его была прерывиста: — В селе находится штаб четвертой армии под командованием генерала фон Клюге… — М-да, найти такой штаб и навести на него авиа цию — это несомненный успех, — задумчиво пробормотал я. — Что делать будем? — Узнайте, куда направлялся этот офицер, известна ли ему зенитная оборона штаба, что знает об аэродроме с транспортниками, и не собирается ли там в ближайшее время побывать высокий чин вермахта… Мих, отойдем. Сейчас донесение в Центр напишу, и отправишь, время тянуть не будем, скоро этого офицера хватятся. — Идем, — кивнул тот. Сняв правую перчатку, я снова подул на пальцы и, надев ее обратно, поднял бинокль и продолжил наблюдение за аэродромом. Погода была мерзкая, на грани, когда еще можно летать, но могут и запретить вылеты. Да еще облака опустились почти до земли. Радовало одно: Центр настаивал на продолжении операции в любом случае. Было четвертый час, еще пара часов — и стемнеет, а на аэродроме было тихо. За все время наблюдения больше никто не прибыл сюда с желанием вылететь в войска или в тыл, тишь да гладь была на аэродроме. Плохо было то, что экипажи той советской авиа ционной части, с которой мы уже работали, второй час сидят в кабинах своих самолетов, ожидая сигнала к вылету. О своей цели они теперь знают все: что и где расположено, где находятся зенитки. — Еще двадцать минут, и отдаю приказ на начало операции. Если не удастся никого взять, то хоть штаб уничтожим, аэродром разгромим и самолет захватим, — пробормотал я. Лежавший рядом на шинели Толик только хмыкнул на мои слова, я их повторял каждые пять минут вот уже полчаса, поднял голову и прислушался. — Вроде летит кто-то? Прислушавшись, я расслышал гудение. — Транспортник, — сразу определил я. — Вот и немцы в небо ракеты запустили, обозначая свой аэро дром. Все, сигналь Михаилу, пусть отправляет сигнал. Хоть груз доставленный возьмем, что бы там ни было. Толик перевернулся на спину и замахал руками в сторону, где находилась основная группа. В этот момент, пока Михаил передавал в Центр, а те дублировали летунам кодовый сигнал к началу операции, остальные бойцы начали выдвигаться по своим маршрутам. Я, естественно, заранее подробно описал каждому бойцу, что и как ему делать. Ведь дальше они будут, как и на прошлом аэродроме, работать обособленно, так что тут без этого никак. Снайперы разделились. Из-за того что обе зенитки были расположены в разных местах, а снайперы жестко были ориентированы на уничтожение расчетов, им пришлось также работать обособленно. Гусев и Семен сейчас ползли к небольшому возвышению в ста метрах от стоянки самолетов. Оттуда был отличный вид на полевой стан и особенно на два бронетранспортера, которые могли стать для нас проблемой, а так наши бронебойщики ликвидируют основную проблему. Толик, прихватив Егорова и еще одного курсанта с «МГ» в руках — ими были вооружены почти все бойцы, трофеи надо использовать с толком, — направился устраивать пулеметную засаду, чтобы работать по домикам и не дать летному и техническому составу оказать сопротивление. В общем, у каждого было расписано, что ему делать. Даже Томская имела приказ следовать со своими санитарными сумками за мной и не отходить ни на шаг. Толик уже убежал, а Виктория как раз подползла и замерла рядом, вжимаясь в промерзшую землю и испуганно поглядывая на заходивший на посадку «юнкерс». Нашим летунам, если считать взлет, добираться сюда около получаса, пятнадцать минут из этого времени уже прошло, так что мы начали готовиться к схватке. Конечно же, мы работали наудачу, неизвестно, кто в этом транспортнике. Может, он вообще грузовой, и внутри находятся мешки с почтой. Конечно, если бы кто из штаба приехал, чтобы мы могли его опознать и захватить, вызывая наших летунов, было бы проще, а тут действительно работали наудачу. Когда «юнкерс» заходил на посадку, все замерли. Это не шутка, я заранее предупредил, что летчики хорошо видят землю и не нужно привлекать внимания. Так вот когда самолет коснулся колесами полосы, мы с Викторией продолжили ползти по-пластунски к небольшому бугорку, откуда открывался отличный вид на взлетное поле. Полевой стан был дальше, и по нему будут работать другие, для меня расстояние великовато. На мне стояла задача не дать летунам добраться до самолетов и взлететь. В это время загрохотали винтовки, застучали пулеметы, и гулко стало бить противотанковое ружье. Видимо, кто-то был обнаружен постами немцев, хотя мы успели определить, где находятся все секреты. В общем, начался бой. Я вскочил и, пригибаясь, добежал до бугорка, упал за ним, рядом плюхнулась Томская. Высунувшись и выставив ствол, я сделал первый выстрел. Механик, что занимался обслуживанием прилетевшего самолета, завалился набок, второй выстрел — и один из четырех бегущих к своему «юнкерсу» летчиков споткнулся, сделал пару неуверенных шагов и тоже упал. Экипаж до только что севшего самолета не добежал. Троих снял я, последнего у самой двери, пока я судорожно перезаряжался, кто-то из бойцов прикрытия. Силовая группа, которой было поручено взять груз или пассажиров, что могли находиться в самолете, уже справилась со своей задачей и отходила в сторону самолетной стоянки, бежали туда и мы с Томской. Я, конечно, все охватить не мог и следил за этим участком, остальные были на Толике и Михаиле. В самолете, а это был пассажирский вариант, было трое пассажиров: генерал и два полковника. Вот их-то и взяли наши курсанты. Взяли довольно просто. Когда самолет сел, немцы прямо к трапу подогнали две легковушки из тех, что стояли под навесом, после чего пассажиры расселись в них, генерал в одну, полковники в другую. Что меня привлекло в них, пока я полз к той кочке, так это пузатые портфели. Ну а курсанты под командованием Монаха просто перехватили их при выезде с полосы на дорогу, расстреляв моторы и водителей, а после просто вытащив за шкирку пассажиров. Те были в шоке и не особо сопротивлялись. На стане, как я рассмотрел, что-то горело и взрывалось, прикрытие также отходило к стоянке самолетов. Влетев в салон только что севшего самолета, я проверил его с пистолетом в руках, после чего забежал в кабину и, быстро сориентировавшись проверил уровень топлива. До наших долететь хватит, уже хорошо. Запустив все три прогретых двигателя, я стал наблюдать, как грузятся бойцы. Первыми добежала четверка, что брала пленных и портфели, потом отошло прикрытие от стана, и, наконец, моя группа, навьюченная вещами. Шесть человек несли на себе вещи всей группы. С трудом, но они добрались до самолета и начали грузиться. Змей хромал налегке и осуществлял прикрытие. — Командир, — влетел в кабину Молчун, который страховал наших у входа в салон, — два бомбардировщика летят в нашу сторону. Оба горят. Привстав, я выглянул в боковое окошко и рассмотрел, что к нам, снижаясь, шло два «СБ». — Эти летуны в курсе, что мы тут работаем! — крикнул я ему. Моторы «юнкерса» работали на высоких оборотах, и приходилось повышать голос. — Мы их не сможем взять, у нас и так перегруз. Следи за вот этими двумя датчиками, а я пока запущу моторы другого транспортника. Выскочив из кабины, я велел Михаилу организовать оборону нашей машины, а Толику помочь летунам после посадки — те явно шли на вынужденную. Что мне не понравилось, так это то, что Томская занималась ранеными, а они были, троих заметил. Потом узнаю, кто и сколько точно. Ладно хоть убитых не было, мне бы об этом сразу доложили, да и если бы ранения были серьезными, тоже. — Егоров за мной! — крикнул я. Покинув салон, мы побежали к крайнему под маскировочной сеткой самолету. Дверь была не заперта, поэтому я прошел внутрь, пока Егоров бегал, убирая маскировочную сеть в сторону. Проведя все необходимые манипуляции, я по очереди запустил все три мотора. Хорошая штука этот электрический стартер. При этом я поглядывал через окна обзора наружу и видел, как сперва плюхнулся, разбрасывая детали фюзеляжа, один «СБ», потом второй. К ним уже бежали шестеро бойцов под предводительством Толика. Одеты они были в обычную форму красноармейцев, так что, думаю, нормально опознаются. Но это еще было не все. К нам от села, над которым под бешеным обстрелом зениток заходил на бомбардировку очередной клин «СБ», направлялись еще три машины с дымными хвостами. От них серьезно отстав, спешил четвертый, вот у этого еще и хвост горел. — Серьезная там у немцев защита у штаба, — пробормотал я. На моих глазах в строю бомбардировщиков взорвался один «СБ», серьезно повредив другие. То, что летуны направлялись к нам, меня не удивляло. Во время связи с Центром я велел передать всем экипажам, что в стороне, по таким-то координатам, будем находиться мы, и в случае серьезного повреждения самолетов можно там совершить посадку и эвакуироваться с нами. Видимо, командование полка качественно донесло это сообщение до всех летчиков, поэтому я не удивился, что самолеты направлялись к нам, удивляли потери. Только в этот раз двое из четверки пошли на вынужденную, два других, поднявшись выше, покинули самолеты и сейчас спускались на парашютах. Ветер их начал уносить в разные стороны. А это все время. — Одного самолета может и не хватить с такими потерями в технике, — пробормотал я и, покинув этот самолет, велел взъерошенному после беготни с маскировочной сеткой Егорову убирать такую же с соседнего аппарата. Неподалеку от этой машины лежал на земле Стриж и, используя тело одного из мертвых немцев технической обслуги как бруствер, изредка посылал пулю в сторону стана. Видимо, там были выжившие, и он бил на движение. Молчун тоже работал по стану, но находился чуть дальше. Когда я запустил двигатели этого самолета, до нас добрались экипажи двух первых «СБ». Выбравшись из салона второго транспортника, я спросил у летунов, что как раз подбегали к первому «юнкерсу» — двое несли на руках товарища: — Кто пилоты? Двое, тяжело дыша, подняли руки. Томская в это время подбежала и, велев положить раненого, засуетилась над ним, ножницами разрезая одежду комбинезона и форму под ним. — Ясно. Кто опытнее? — Я, — отозвался один из пилотов, в звании капитана. — Понятно. Вы в тот самолет, что уже загружен, готовьтесь к вылету, остальные в эту машину. Второй транспортник я приготовил для других возможных подбитых членов экипажей вашего полка. Ожидайте их, потом взлетайте. Все, разбегаетесь. Виктория уже закончила с перевязкой, поэтому, подхватив сумку, побежала следом за мной к нашему «юнкерсу», а оставшиеся экипажи из подбитых «СБ» следом понесли раненого к нашему самолету, место для него было. Одного курсанта я отправил к Толику, тот руководил приемом сбитых, и приказал ему передать, что они полетят следом на другом самолете. — Взлетаем, — велел я капитану, что уже устроился в кресле пилота. Сел рядом и надел наушники. — Понял, — кивнул тот. — Дверь закрыта?