Мельком глянув на шум приближающегося чего-то тяжелого, увидел автобус и велел сержанту: – Тормози автобус, узнай, есть ли там врачи, а то я студент, учусь еще. Знаний маловато. – Понял, – вскакивая на ноги, ответил он. – Я сейчас! Сержант убежал, а в это время из оврага выбрались чумазый лейтенант и его помощник, хозяин запорожца. Судя по отчетливому запаху горелого мяса и продолжавшим вырываться языкам пламени над краем оврага, потушить машину они так и не смогли. Оглядевшись, тот посмотрел в сторону остановившегося автобуса и удивленно на меня. – Будет жить? – спросил у меня подошедший лейтенант. – Шансы, несмотря на страшный вид, есть. Но чем дольше тянем, тем их меньше, – вымыв от крови руки спиртом, ответил я, после чего, используя остатки материала, продолжил перевязку. Когда я бинтовал голову, от автобуса в сопровождении сержанта подбежал пожилой кряжистый седоусый мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти на вид. Тот сразу, можно сказать с ходу, включился в работу. Обмениваясь фразами чисто медицинского толка, мы одновременно с работой прощупали друг друга. Его удовлетворили мои знания для студента второго курса (на третий я только собираюсь поступать), я же наблюдал за работой опытного сельского фельдшера на пенсии Степана Никифоровича Степанова, в войну бывшего ротным фельдшером. Используя фактически всё, что у меня было, мы смогли закончить с основной работой, включая наложение импровизированных лубков из подручных материалов. Даже голову зафиксировали на доске, привязав ее вместе с телом. Мало ли, спина повреждена? К этому времени милиционеры смогли с помощью водителей остановившихся машин собрать носилки с помощью двух палок, срубленных в лесу, и куска брезента, и раненую и погибшего мальчика погрузили в почтовую машину, которая ехала в сторону ближайшей районной больницы. Сержант остался у места происшествия, лейтенант же поехал на мотоцикле сопровождать почтовую машину. Заодно сообщить о происшествии и известить все службы. Степан Никифорович уехал сопровождать раненую, не забыв свои вещи из автобуса, которые ему принес водитель. А я стал собирать инструмент, убирая его в чемоданчик. – Весь измарался, – сочувственно сказал сержант, поглядывая, как водители-добровольцы, используя ведра и лопаты, закидывают все еще дымящуюся машину землей и песком. Воды рядом не было. – Да ничего, у меня в машине канистра с водой, отмоюсь и переоденусь. А одежда на выброс, уже не отстираешь. – Шелкнув запорами чемоданчика, я спросил: – Что там с этим лихачом? – Сгорел, так и не смогли вытащить. – Он что, живой был? – удивился я. – Да, когда мы подъехали, еще кричал. Потом замолк. Бак, похоже, полный был, вытекать начал, ну и полыхнуло, – обернувшись, добавил: – Всё еще потушить не могут, машину почти надвое разорвало, а всё еще горит. Думаю, в багажнике канистры были с бензином. – Наверное, пьяный был, раз так гнал. У меня на глазах чуть в полный автобус на обгоне не врезался. Думал догнать да морду набить. – Теперь уже не узнаем, пьяный он был или нет, – вздохнул сержант. – Это да. Кстати, похоже, не простой человечек был. – Почему вы так решили? – заинтересовался сержант. – Он меня в гору на сотне обошел, и это на «Победе». Не родной движок там стоит, будь уверен. – Товарищ лейтенант записал госномера машины и отправит телеграфом данные по погибшему, так и узнаем. – Ну, это ваши дела. Развернувшись, я направился обратно к машине. Поставив слегка перепачканный чемоданчик рядом с багажником, я нашел канистру и позвал деда. Нисколько не стесняясь, я разделся до трусов и, бросив испорченную одежду под ноги, велел, наклоняясь: – Лей. Почти сразу на спину полилась слегка теплая вода, что я набрал перед выездом. Наблюдая, как по каменистой обочине, пузырясь, течет розоватая вода, я мысленно костерил лихача-полудурка. Мало того что свою жизнь сгубил, так поломал еще двоим. Одному навсегда, другой – даже не знаю. – Хватит. Чистый уже, – сказал дед, опуская канистру. – В одежде вещи какие есть? – Мелочь только. Документы под козырьком в машине, – отряхиваясь от капель, ответил я. После чего взял рубаху и, намочив часть, где она была чистой от брызг крови, отмыл чемоданчик-аптечку. Достав из чемодана свои вещи, я переоделся в шорты и футболку с рукавами. Подобрав испорченную одежду, выгреб всё из кармана и зашвырнул ее подальше в кусты. – Садись, сейчас поедем, – велел я деду, который убирал канистру в багажник. Перебежав дорогу шлепая сандалиями (обувь я тоже отмыл), подошел к сержанту и спросил: – Я тут нужен? – Да нет. Огонь стихает, вон уже и дымит меньше. Спасибо за помощь, – козырнул он, после чего протянул руку. Пожав ее, я ответил: – Не за что. Всего хорошего. Вернувшись в машину, я запустил успевший слегка остыть мотор и сказал гагаринское: – Поехали. Как ни странно, но успели мы вовремя. Хотя начало темнеть, но мы уже въехали в город и остановились у гостиницы, где были заранее забронированы номера. Быстро оформившись, я перетаскал вещи и, искупав дочек после дороги, заставил их поесть, потом сам принял душ и через полчаса уложил их спать. Утром, пока мои завтракали в столовой рядом с гостиницей, съездил в аптеку и обновил запас лекарств почти всех видов, что использовал (в дороге может пригодиться, как я убедился), даже перевязочный материал закупил и два жгута. Тот, что у меня был, уехал вместе с пострадавшей девушкой. После этого торопливо позавтракав, пригласил своих в машину, вещи уже были собраны. Дальнейшая дорога заняла куда меньше времени (и прошла на удивление благополучно), мы оставили Киев сильно левее и продолжили путь к Москве. Приехали ближе к обеду следующего дня. Проехав пол-Москвы я, наконец, свернул в родной двор и заглушил хорошо потрудившийся мотор. – Ой, как тихо стало, я уже привыкла, что только едем и едем, – воскликнула Тома. – Вылезай, балаболка. Дарью Михайловну я уже предупредил, так что наверху нас ждет праздничный обед. Давайте бегите, а я вещи начну носить. Когда я закончил с переноской всего багажа и запер машину на стоянке, мои уже успели устроиться в квартире. Дед, напевая, принимал душ, бабушка помогала Дарье Михайловне накрывать на стол, Тома с Лидой смотрели телевизор в зале, а младшие или играли с новыми игрушками, что я привез из Франции, или бегали по квартире, заглядывая во все углы. Не изменилось ли чего, пока их не было. – Уф-ф, вроде всё, – пробормотал я, укладывая последний сверток в прихожей. Я перетаскал снизу, а укладывают пусть женщины. Тут всё их, кроме моего и общего чемодана дочек. Дед вышел из ванной в моем халате, поэтому, воспользовавшись заминкой – сестры не успели среагировать – я занял душ, пообещав, что быстро. Когда после душа прошел в кабинет в запасном халате, дед сидел там на диване и листал подшивку газет. – Это что такое? – спросил он, указав на небольшую коробку размером полметра на полметра с надписями по-французски. – Мини-бар, он же холодильник. Привез из Франции. Хочу установить в кабинете вон в ту нишу в шкафу и замаскировать. Буду хранить там спиртное, не в общем же его держать, куда у дочек есть доступ? – А в этот, думаешь, не залезут? – В этот точно нет, – уверенно ответил я, проходя к столу и садясь за него. – Он на встроенный замок закрывается. – У тебя такой только один в наличии? – с деланым безразличием спросил дед. Я с подозрением посмотрел на него, предчувствуя, что меня сейчас будут грабить. – Один, – подтвердил я и попытался ногой спрятать коробку с мини-баром за стол. – И тебе он так нужен? – Нужен. – А мне нужнее, – отрезал дед. – Ты себе еще найдешь, а я где такой возьму? Подумав, я кивнул. Тут дед прав, с моими связями сделать это было не трудно, канал Алекса мне был известен. – Ладно, тем более у тебя скоро день рождения. Подарком будет. – Вот и ладушки, – обрадовался дед. Похоже было, что он меня провел, взяв нахрапом, и сам не ожидал благополучного исхода. Я мог настоять на своем. – Что думаешь завтра делать? – спросил дед. – О, дел полно, нужно всё успеть до начала занятий. Так что я на вас рассчитываю, присмотрите за внучками, пока я по Москве бегаю, улаживаю свои дела. – Конечно, поможем. Аль не родственники? – Это да… Херес будешь? Из солнечной Испании, между прочим. – А давай. Испробуем, что это такое. Спустя двадцать минут дед сделал еще один смачный глоток, с удовольствием прищурился и, хитро улыбнувшись, спросил: – У тебя только одна бутылка или?.. – Грабю-ю-ют, – тихо прошептал я. Два с половиной года спустя, ноябрь 1968 года, Москва Подняв воротник, чтобы спрятаться от пронизывающего ноябрьского ветра, я нетерпеливо посмотрел в сторону площади у метро. «Может, в машину сесть? Блин, тогда пропущу Владимирова, а он мне очень нужен. Да где он?! Рабочий день начинается, это его обычный маршрут из дома на работу. О, он вроде?!» Поежившись от ветра, я направился наперерез интересующему меня объекту, что направлялся к дверям станции метро. – Здарова, – поприветствовал я его. – Привет, – кивнул майор. – Есть минутка поговорить?