– Здравствуй, Игорь, – поздоровался старший лейтенант милиции, на входе снимая форменную шапку с кокардой. – Ты помнишь меня? – Здравствуйте, Петр Семенович. Проходите, присаживайтесь. У меня амнезия, с памятью после того, как очнулся в больнице, все в порядке, – на всякий случай я напомнил. – Вы трижды приходили ко мне насчет нападения, но, как и тогда, и сейчас я скажу. Ничего не помню. – Я по другому поводу, – ответил участковый и присел на тахту, застеленную покрывалом. – Ты ничего странного не слышал у вас в коридоре? – Да нет. Я только проснулся… правда, не понял, из-за чего. Ходил в магазин за свежими продуктами. Но, видимо, слишком устал и лег спать. А потом меня что-то разбудило, решил вот почитать. – А что тебя разбудило, не скажешь? – Да нет, не знаю. – Хм… Не знаю даже, как тебе сказать. – Говорите прямо, что-то случилось с моими родителями? Братом?! Сестрами?! – Нет-нет, – поспешил успокоить взволнованного меня участковый. – Ты знал Павла Ромова? – Да, когда мы шли из больницы, он выглядывал из окна, а потом в коридоре брат нас познакомил. Вернее, тот меня знал, просто Толя мне сказал, кто это такой… А почему вы сказали «знал» – в прошедшем роде? Я теперь его так и так знаю. – Он выпал из окна. Видимо, несчастный случай, а ведь все его предупреждали, и я в том числе. Да еще случилось это на глазах у Иванишиной с третьего этажа. Сейчас она у себя, пьет успокоительное. – Беда-а, – задумчиво протянул я. – Значит, ты ничего не слышал? – Да нет. По коридору кто-то бегал да причитал, но это уже было после того, как я проснулся. – Ясно. Ну ладно, пойду к Ивановым, там уже кто-то вернулся с работы, их расспрошу. – Если я что вспомню, то обязательно сообщу. А так – заходите еще. Как только участковый вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, я презрительно хмыкнул и снова открыл книжицу на закладке. Роль закладки исполняла бумажка с неровно написанными строками. В ней рукой Павла Ромова были написаны те оставшиеся шестеро, кто напал на меня в октябре прошлого года. Может, кто-нибудь скажет, что это слишком малая цена за мое избиение, но я считал иначе. У меня такой характер, и менять я его не хочу и не собираюсь. Да, это я отправил Павла Ромова в полет на железные копья забора под окном его комнаты. Жить с ним в одной квартире я не собирался, к тому же старые и свежие сегодняшние грешки не давали мне существовать спокойно. Вот я и решил эту проблему кардинально. Причем именно так, как привык это делать еще в той жизни. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы. Для меня важна внутренняя гармония души, но пока ходят и топчут землю эти подонки, что пытались меня убить, ни о какой гармонии не может быть и речи. Да, я тоже не ангел, более того, если у меня вырастет хвост, копыта и рога, а я начну пахнуть серой, то нисколько не удивлюсь. Это моя внутренняя сущность, и если она проявится внешне, значит, так и должно быть. Я хоть и бывший пограничник, офицер спецназа ФСБ, а после тяжелого ранения сумел пробиться в опера МВД, но положительным человеком меня назвать нельзя. Я никогда не был и не буду хорошим. Таким уж меня сделала прошлая жизнь, и именно с этим характером я и попал в сей мир. У меня были причины уйти на темную сторону жизни, и надо сказать, что я ни разу не пожалел об этом. Будет время, может, приоткрою завесу тайны моей прошлой жизни. Однако я повторю, не надо считать меня хорошим человеком. Это далеко не так. Теперь можно рассказать о том, что я узнал от Ромова перед тем, как выкинул его в окно. Про Свиридова из своего класса я знал, добавилась только информация о причинах, почему он участвовал в моем избиении. Оказалось, мое тело его сдало, причем довольно серьезно вложило, уличив того в краже денег, аж до директора дошло. Теперь тот на учете в детской комнате милиции. Но это было все с год назад, однако у Свиридова была крепкая память, и он решил поквитаться при первой же возможности. Я сам такой, поэтому хорошо понимаю его, даже жаль, что он выбрал меня в виде цели мщения. Два других недоросля, Алексей Трифонов и Юрий Родимцев, также учились в моей школе, только в других классах, причины те же. Обоих тело вложило, причем неслабо так. Первого по поводу случайного поджога кабинета химии – родители платили за ремонт, так что злобу тот затаил немалую. Второго о том, что подглядывал к девкам в туалете. Причем тот это делал снизу. А вот про троих остальных хотелось бы рассказать особо. Трудные подростки, учатся в соседнем районе, все – кандидаты на отчисление. Тело заложило их по ограблению сигаретного ларька, доказать не смогли, но те остались на подозрении. Положив листок на столешницу, я дотянулся до подоконника и взял из пепельницы коробок спичек. Так-то отец, по словам Толика, курит на кухне, как и все, но на всякий случай пепельница есть и у нас в общей комнате. Глядя, как догорает листок, являвшийся в данный момент уликой, я подумал: «Скоро родители придут, надо будет обрадовать их непредвиденной для семейного бюджета тратой. Хотя на фоне “несчастного случая”, думаю, моя информация пройдет с успехом… Блин, нужно адаптироваться и искать источники финансирования. Можно, конечно, найти работу, но по мне, так проще опустить на деньги местную бандитскую группировку. Тем более один из напавших на меня гаденышей – брат вора. Не вор в законе, но уже близко. По словам Ромова, тот имеет немалый авторитет среди урок, да и сам трижды сидел. Грабить простых граждан даже у меня рука не поднимется, совесть какая-никакая просто не позволит, но вот воры – это совсем другое дело. В общем, посмотрим, цель для отъема денег у меня есть, но нужно подготовиться». Через некоторое время пришли родители, они включились в помощь соседям, потерявшим сына, а я, сославшись на разболевшуюся голову, пошел отдыхать к себе, благо брат и сестры все еще были на горке. Нужно подготовиться, ведь в понедельник мне идти в школу. А это значит, что до этого времени я должен изучить район, в котором живу. Заодно погуляю у хаты марухи, где жил брат-авторитет одного из избивших меня ублюдков. Похороны Ромова меня никак не коснулись, я воспользовался своей универсальной отмазкой: «Мам, у меня голова болит», – после которой получал таблетки от головы, брал трофейный бинокль отца – он был маленький и спокойно умещался в кармане – и уходил гулять. Так что похороны и поминки прошли мимо меня, зато гуляя по городу, я в достаточной степени изучил его, чтобы не путаться в улицах и домах. Осмотрел пустую из-за выходных школу, садик, куда водили сестер, ну и, конечно, подходы к квартире бабы авторитета. Имя у него было Гоша-Музыкант, из-за того что он был неплохим щипачом. А пальцы, как у музыканта, и без наколок. Пятница и воскресенье у меня ушли на гуляния, но вот в субботу после похорон, когда я вернулся домой поужинать и снова уйти гулять, на меня навесили сестер, поэтому вечернее изучение города сорвалось. Немного побыв на горке (пока я не замерз), мы направились через весь город к бабушке с дедушкой в гости. Толик убежал к друзьям, и с нами его не было. У родителей мамы я еще не был, поэтому сходил из чисто познавательных интересов. Те жили на окраине города в собственном доме, поэтому сестры, хорошо знавшие дорогу, вернее маршрут автобуса и тропку от остановки, показали мне, где они живут. Бабушка, Елизавета Марковна, встретила нас с искренней радостью. Дедушки, Авраама Лазаревича, не было, ушел гулять – оба они были на пенсии, – но довольно скоро вернулся, застав нас за поеданием вареников с творогом. С бабушкой и дедушкой жила наша прабабушка, Серафима Рузева, удивительно бойкая восьмидесятисемилетняя старушка. Свою жилплощадь она отдала в приданое внучке, троюродной сестре мамы, а сама жила с сыном, то есть с моим дедушкой. Тогда, за стаканом чая, я размышлял о столь не любимых мною евреях, глядел на прабабушку, бабушку и дедушку, думал, что слегка погорячился, смешав иудеев и евреев. Все прояснил мой дедушка, которого, как родителей и остальных родственников со стороны матери, я действительно стал считать родным. – Понимаешь, Игорь, – дед потрепал по макушке Тому и снял ее с колен, вручив вареник. – Грань между евреем и иудеем достаточно тонка. Не все иудеи – евреи, и не все евреи – иудеи… Долго я слушал старого еврея, бывшего интенданта партизанского отряда, о чем свидетельствовали награды: орден Отечественной войны первой степени и медаль «За боевые заслуги» – на фото, что висело на стене. Там дед был куда моложе, видимо, фото было сделано сразу после войны. В общем, он пояснил мне эту грань, достаточно квалифицированно введя в курс дела. Кстати, дед был христианским евреем. Иудеев среди моих родственников не было. До темноты мы вернулись домой, где попали под заботу матери. Не потерявшая еще былую красоту дама – теперь понятно, в кого я пошел – пыталась нас накормить, невзирая на сообщение, что мы поужинали у бабушки, и отпустила сестер с Толиком на снежную горку. Окрестная детвора там веселилась до девяти вечера. Сама горка освещалась специально подвешенными фонарями, сделанными мастерами автохозяйства. В воскресенье, как и говорил, я был представлен самому себе, поэтому почти весь световой день просидел на чердаке четырехэтажного дома у слухового окна, выходившего на подъезд и окна квартиры, где жил нужный мне авторитет. За этот день к нему наведалось двое дружков и те самые трое ублюдков, что меня избивали, видимо, они всегда ходили втроем. Также я заметил не совсем профессиональную слежку. После короткого размышления двое молодых парней были признаны мною бывшими коллегами. Видимо, уголовка в чем-то заподозрила Гошу-Музыканта, ну или тренировала молодые кадры. Я сам так часто делал с новенькими и совсем зелеными операми. Изучив лица и манеру походки всех, кто приходил к Музыканту, я незаметно спустился с чердака и направился домой. Нужно подготовиться, ведь завтра в школу, а вечером встреча с Николаем Петровичем. Про последнего хотелось бы рассказать особо. Это был мой сосед по палате, капитан милиции Голушко Николай Петрович, опер уголовного розыска. Сошлись мы с ним на почве интереса к восточным единоборствам. Он был самбистом, причем, похоже, не особо хорошим, раз получил десять сантиметров стали в живот, и очень интересовался другими способами убийства себе подобных. А так как я, после того как привел тело в более-менее приличную форму, стал показывать некоторые результаты, то не избежал его внимания. На сетование, что у меня нет хороших спарринг-партнеров, он предложил приходить заниматься к ним в спортзал отдела, где есть отличный инструктор. Мол, там даже иногда люди из комитета тренируются. В общем, договорились встретиться в понедельник вечером. Утром мы с Толиком надели школьную форму, фуражки с кокардами убрали в портфели, застегнули верхнюю одежду и отвели сестер в садик. После чего направились в школу. Когда я переобувался в сменку, повесив пальто на крючок в раздевалке, ко мне подошла староста нашего класса. – Здравствуй, Соколов, – нейтрально начала она. – И тебе не болеть, Ющенко, – спокойно ответил я, надевая фуражку. Убожество эта школьная форма, военизированная страна, но куда деваться, тут все так ходят. Больше всего она напоминала школьную форму главного героя из мультфильма «Вовка в тридевятом царстве», вот и тут все мальчишки так ходили. Ничего общего с той, что помнил я. Разве что у девчонок она мало изменилась до перестройки. – Меня Юлей зовут, – напомнила та. – Я помню, – кивком подтвердив, поправил пряжку ремня. – Пойдем, я покажу, где можно переписать сегодняшние уроки и объясню, где наши классы. Сейчас будет история. Ведет Людмила Андреевна. – А классная? – Третий и четвертый урок. Она у нас литературу ведет. – Хорошо, – сказал я, заканчивая со шнурками и разгибаясь. – Веди. Следуя по коридорам школы за старостой, я крутил головой, чувствуя, что мне становится не по себе от огромного количества детей, носящихся по коридорам, и от того страшного гомона. «Надеюсь, я быстро привыкну», – с сомнением подумал я. В это время какой-то мальчишка – на год, может на два, младше меня – умудрился, пробегая мимо, отвесить мне пендаля, но от расправы не ушел. Схватив его за шкирку, я перенаправил маршрут его движения, поэтому он со всего размаху влип лицом в оштукатуренную и покрашенную в зеленый цвет стену коридора. «Хм, нос и зубы всмятку», – мысленно хмыкнул я и, не сбавляя шага, последовал дальше. Староста так ничего и не заметила, только обернулась внизу лестничной площадки на начавшийся шум в коридоре, мельком глянув на толпу детишек, окруживших пострадавшего. Показав мне на доске объявлений наш лист с указанием уроков и номеров кабинета, она начала знакомить меня со школой. Некоторые школьники моего возраста здоровались со мной, частью это были одноклассники, остальных я не знал. Пройдя в нужный класс, староста сказала, показывая рукой на пустую парту: – Это твоя, ты сидишь вместе с Настей Андреевой. На парте лежал учебник и тетрадь, показывая, что моя соседка по парте – в школе, просто куда-то отошла, да и в самом классе было всего человек десять, с которыми я коротко и сухо поздоровался. Ни с кем близко сходиться я не собирался. Когда прозвенел звонок, класс быстро наполнился подростками, большинство глазело на меня. Поймав взгляд Свиридова, я приподнял верхнюю губу, показывая зубы, особенно один, обломанный. Тот все понял и опустил голову. Конечно, не стоило показывать недоноску, что я все помню, но месть тем и сладка, чтобы жертва чувствовала ее приближение. Наконец в класс вошла пожилая учительница, и все встали. Чуть помедлив, я последовал примеру большинства. – Здравствуйте, дети, – поздоровалась она. – Здравствуйте, – хором ответили мы. – Я гляжу, наш отличник Игорь Соколов вернулся? Ну что ж, давайте начнем урок. История и последующая за ней биология прошли нормально, хотя больше всего вызывали меня, проверяя, не подзабыл ли чего, но пятерки, появившиеся в дневнике, доказали, что я отличник. Не тело, то уже прошлое – я сам в прошлой жизни закончил школу с золотой медалью. На уроке литературы я познакомился с классной. Ну, что я скажу… она действительно была классной. Когда в класс с журналом в руках вошла девушка лет двадцати пяти с красивым лицом, обрамленным каштановыми волосами, с грудью третьего размера и точеной фигуркой под строгим серым костюмом, я невольно восхищенно цыкнул зубом и причмокнул губами. Девушка была в моем вкусе, не удивлюсь, что все мальчишки в классе влюблены в нее. Получив локоть в бок от соседки по парте, немного пришел в себя. Кстати, она еще моя соседка по лестничной площадке. Это ее мама мне продала книжки по уголовному и гражданскому кодексу, за которые я уже занес деньги. Кстати, как оказалось, зарплаты у родителей были небольшими, но они умудрялись с этими мизерными деньгами не только жить, но и как-то содержать нас, своих детей. Вспомнив, как требовал себе купить гитару, я только огорченно вздохнул. Более чем уверен, что родители потратили на это все свои немногие накопления, если они вообще были и не пришлось занимать в долг. Ничего, как стану на ноги, сразу возмещу им все траты. Классная Марина Львовна была приветлива, она расспросила меня о состоянии, мило огорчилась, что я так ничего и не вспомнил, и начала урок. Под конец занятия мне что-то прилетело в затылок. Проведя рукой, я увидел на пальцах обслюнявленный комок бумаги. Видимо, классная имела отличной зрение, потому что немедленно сказала: – Игорев, немедленно встань! Что это за детские игры – плевать в одноклассников?! – Марина Львовна, вы не волнуйтесь и не огорчайтесь. Во время перемены я сам с ним поговорю, и он больше не будет так делать, – улыбнулся я классной чарующей улыбкой. Та изрядно озадачилась моим поведением, поэтому спросила: – Почему ты так решил? – Понимаете, с разбитыми губами и выбитыми зубами очень трудно плевать. – Ты хочешь его побить? – удивилась учительница, видимо, за телом в прошлом подобного не водилось. Сзади кто-то захихикал. – Ну что вы, я его даже не ударю ни разу, – подняв руки, показал я чистые ладони. – Все-таки я поступлю по-своему… Игорев, дневник! После того как урок закончился, мы остались в этом же кабинете, так как следующей тоже была литература. Я дождался, когда учительница выйдет, и направился к задним партам. Ожидая подобного, я морально подготовился, понимая, что мне нужно сразу показать в классе, кто есть кто, чтобы в последующей учебе ничего похожего не было. Угораздило же меня попасть в тело слюнтяя и мальчика для битья… – Ну и что ты мне сделаешь? – скрестив руки на груди, спросил крепкий кареглазый паренек гораздо крупнее меня. Большая часть класса осталась, ожидая, что будет, поэтому с интересом следили за нами. Молниеносно нанеся удар в горло, от чего тот захрипел и схватился за больное место, я взял паренька за шиворот и дважды со всей силой приложил его лицом об парту. После чего нанес удары в солнечное сплетение двум вскочившим мальчишкам, видимо дружкам. Пострадавший, держась за разбитое лицо, сполз под парту. Может, и зря я, но надо показать сразу, при первой же возможности, чтобы меня не трогали и обходили десятой дорогой. Эти детки понимали только силу. – Я все классной расскажу! – крикнула староста и выбежала в коридор, а я, посмотрев в глаза Свиридову, снова приподнял верхнюю губу, взглядом показывая, что с ним сделаю. Пусть немного потрусит, смерть легче встретит.