Я же к восьми утра, сменив один раз лошадей по пути, добрался до города. Сразу подъехал к штабу и сдал всё сослуживцам из разведотдела, и достал знамя. Наличие полковника и так шок вызвало, а тут ещё и знамя, и в этот раз дивизии. Это было лишь второе знамя, захваченное с начала войны, и оба раза мной. Полковник, увидев своё знамя, только и мог, что ругаться, он о его похищении только сейчас узнал, никто кроме меня не знал, пока я его тут из мешка не достал. Тут и командующий поспешил прийти, полковника увели на допрос, тот сломался, увидев знамя. Пачки штабных документов тоже унесли на изучение, знамя забрали, командующий же поблагодарил меня, пообещав соответствующую награду. Я лишь напомнил о своём прошении о переводе. Оказалось, бумажка до него не дошла, видимо не успели подать, но пообещал подумать. Майор, начальник разведотдела, что это слышал, делал мне какие-то знаки, глазами играл, но я не обратил на него внимания, я с ним служить не собирался. Терпеть не могу, когда меня строят на пустом месте. Я объяснил, что разведка – это не моё, намекнув, что с начальником не сработались, командующий это принял. Дальше я писал рапорты, майор не мешал, ушёл в штаб, а я два часа убил на это – часто отвлекали. Потом меня наконец отпустили отсыпаться, причем сам начальник разведотдела. Наградной лист я написал – на того солдата, что в немецкой форме был со мной в деревне, остальные особо и не поучаствовали, значит, наградами баловать нечего. Это не мои люди. А добравшись до постоя, отмахнулся от своих – всё позже, слишком устал, помылся из ведра, рухнул на кровать и вырубился. Дядька всё же успел основные новости сообщить, пока я мылся. Иносказательно, всё же денщик присутствовал, он посетовал на разгулявшихся польских бандитов, что этой ночью зверски избили начальника кадрового отдела армии. Только не ограбили почему-то. Обе ноги сломаны, пальцы правой руки размозжены, другая рука в двух местах сломана, челюсть вдребезги, и ещё исхлестали кнутом. Жёстко, но необходимо, совсем тут страх потеряли, а то думают, что если высокий чин, то они неприкасаемые. Приходится такие меры применять, чтобы научить, что все мы по земле ходим, и все мы смертны. Да, ещё наставник сказал, что пара телеграмм пришли, от стряпчего и редактора газеты «Патриот», но это уже потом прочитаю, как проснусь. Будить себя я приказал через шесть часов, до пяти вечера мне вполне хватит выспаться. Когда я проснулся, то потянулся с довольным видом. Меня дядька сам разбудил, мягко тряхнув за ногу. С опаской, мог и нож получить. Я на резкие попытки пробуждения несколько неприятно реагирую. Подтвердив, что всё, проснулся, я велел через час завтрак подавать и несколько секунд лежал, заложив руки за голову. Мир снова обрёл краски, потерянные после перехода фронта. Там как будто я не сам участвовал, хотя каждое своё движение помнил, а будто статистом был и просто наблюдал за интересными приключениями. Сейчас же всё вернулось – краски, обоняние, да и всё прочее. Так что поднялся я с хорошим настроением, сделал в саду зарядку в одних кальсонах, потом с дядькой поборолись по-серьёзному и на шашках минут пятнадцать помахались. Завтрак уже готов был, поэтому я сходил умылся повторно, и за стол. Дядька скорее ужинал, а для меня завтрак. При этом ночь я собирался в своей постели провести, не хотел себе режим сбить, чтобы день и ночь спутались. После завтрака покидать место постоя я не планировал, часов в восемь вечера скатаемся искупаться, денщику я уже велел запрячь пролётку, а пока изучал телеграммы. Сегодня я не планировал посещать штаб армии, мне отдых дали до завтрашнего утра, так что сейчас моё время, и посещать разведотдел и видеть майора, к которому я испытываю неприязнь, как-то не хотелось. А пока я спал, пришла ещё одна телеграмма, уже от директора завода, видимо и до него дошла информация, где я нахожусь, так что я приступил к изучению поступившей почты. Начал с сообщения стряпчего. Оно не было длинным, телеграммы – это не письма, на несколько страниц не распишешься, это долго и дорого, а так кратко даётся лишь самая важная информация. Так вот, тот сообщал, что французы продлевать контракт с моим заводом не будут, хватит им и того, что у себя будут производить, так что получат то, за что уже заплатили, и адью. Останутся одни отчисления, да и то на мой счёт во Франции. Зато удалось заинтересовать японцев и англичан провести презентацию за наш счёт. Стряпчий ожидал моих распоряжений на этот счёт. Подумав, я дал добро, причём чтобы англичанам отправлялись каски с девизом завода на английском языке. Пока те просто закупить хотят амуницию, насчёт покупки лицензии молчат. Ладно, что там от редактора? Егор благополучно добрался, доставил посылку. Первая статья уже вышла, вызвав бум продаж газеты. Выпустили второй тираж в два раза больше, за час всё расхватали, даже не осталось отправить тиражи в другие города, и на следующий день тираж в три раза больше, и всё раскупают, теперь следующую газету готовят к выпуску со второй моей статьёй и фотографиями, она завтра выйдет, также ожидается большой спрос, поэтому сразу будут распечатывать втрое больше обычного объёма, а если что, то и ещё допечатают. В этот раз газета солидно заработала, вышла на самоокупаемость. Сейчас спешно для типографии бумагу закупают, а то не хватает. Егор пока в столице, дождётся выхода второй статьи и с пачками газет вернётся к нам. Ну, и заодно курьеров поищет, о чём редактор пока не знал. Сообщение же директора завода было в том, что их посещали сначала жандармы, но не нашли ничего предосудительного, после этого приезжала комиссия от военных. Производство смотрели. Однако о причинах прибытия, хотя там было аж три военных инженера, так и не рассказали. Пустить пришлось всех, и у жандармов, и у военных были постановления на осмотр, подписанные довольно высокопоставленными лицами, и мои подчинённые, струхнув, пустили и всё показали. Надо бы им гайки закрутить, и охране тоже, совсем мышей не ловят. Ответы я сам разослал с телеграфа всем трём адресатам. Пришлось очередь отстоять, не один я этим способом связи пользовался, но уплатил и отправил. И оттуда сразу на речку, купаться и загорать, чем и занимался до наступления темноты – знаете ли, отдых тоже нужен. Вернувшись на место постоя, я засел за статью. Она в голове давненько уже крутилась, и вот настала пора выложить её в виде статьи и обнародовать. Я хочу спросить у народа российского, от дворян до простого крестьянина, что такое хорошо, а что такое плохо? Пусть присылают письма на адрес редакции, самые лучшие ответы будут напечатаны в газете. Сейчас поясню, что я имею в виду. В Русско-японскую или уже в эту Первую мировую войну случались разные ситуации, когда мы, когда нас, и вот некоторые не самые доблестные офицеры, трусы (это я не писал, но было понятно), даже в такие моменты, когда можно ещё воевать или вырваться к своим, приказывали капитулировать, прикрывая свою трусость тем, что жалели солдат. Взять того же генерала Стесселя в Порт-Артуре. Пора бы вспомнить крылатую фразу: «Русские не сдаются». Я также описал несколько разных ситуаций, где офицеры, даже генералы, давали приказ о капитуляции, хотя ситуация даже ещё критичной не была, и похоже, всё это скоро продолжится. Причём старший офицер, отдавая приказ о капитуляции, не обращает внимания на мнение своих офицеров, и многие не хотят в плен, но вынуждены подчиниться приказу и поднимают руки, хотя могут со своими подразделениями вырваться и добраться до наших, чтобы усилить их. В завершение статьи я задавал вопрос народу российскому, и даже обратился к императору: как поступить этим офицерам, что не хотят в плен? Что для них должно перевесить – верность присяге, которую давали все, или приказ вышестоящего командира? Вот на этот вопрос я и просил отвечать народ российский. Статьёй я увлёкся настолько, что закончил её в два часа ночи. Осталось набело переписать и отправить. Ну, это когда курьер придёт. Егору я сообщил, что если как только найдет желающего, немедленно отправлять. Где я нахожусь, он теперь знает, пусть высылает и сам выезжает. Они с дядькой при мне будут, больно уж на пару ловко действуют, а в столицу и обратно пусть курьеры катаются. С этими мыслями я прибрал статью – после того денщика Мыколы, что моими записями интересовался, я больше открыто на столе бумаги не держу – и лёг спать. Утром мы с наставником полчаса шашками звенели в тренировочном бою, он ещё на ходу отпускал едкие комментарии по поводу моей криворукости и ловко плоской частью шашки хлопал мне по заднице, показывая, что на голову выше меня в фехтовании. Ну, я и не спорю, за месяц многому не научишься, так что я лишь в начале пути освоения холодного оружия. После тренировки был завтрак, и, собравшись, я на Вороне выехал к штабу. Как раз к девяти прибыл, к назначенному времени. Когда прошёл в комнаты нашего разведотдела, зам почти сразу отправил к начальнику, тот уже справлялся обо мне. Ну и шепнул, что полковник такого порассказал, да и в штабных документов и картах, что я принёс, тоже нашли много информации, так наши офицеры за голову схватились и сейчас части перекидывают против мест удара германцев, выстраивая высокоэшелонированную оборону. И это только об одном участке мы знаем, всей информацией полковник не владел, тут бы корпусного, а лучше вообще армейского уровня офицера добыть. А знамя в столицу отправили, следом за первым, их там на всеобщий осмотр выставят, чтобы было видно, что русские войска воевать умеют. Вывалив всё это, зам отправил меня к начальству. К моему удивлению, когда я, постучавшись, вошёл, майор, лучась улыбкой, направился ко мне, предложил сесть и, с довольным видом поглядывая, предложил вина. Я с подозрением разглядывал его, предчувствуя, что он приготовил мне какую-то гадость. Слишком не вязалось его теперешнее отношение с тем, что было, когда мы познакомились. Поэтому я сразу взял быка за рога: – Господин майор, вы подписали моё прошение о переводе? – Послушайте, Игорь Михайлович, – перешёл тот на дружественный тон, хотя повода я для этого не давал. – Зачем вам этот перевод? Вы отлично показали себя и явно нашли своё место и предназначение. Да и командующий был доволен и выразил надежду, что вы продолжите служить Отчизне в моём отделе. – Мне эта работа нравится, я отрицать не буду, но не люблю начальства над головой, предпочитаю положение, когда я сам себе хозяин, именно поэтому вообще подумываю об отставке. Как война закончится, дай бог я её переживу, обязательно подам подобное прошение. В вашем же отделе, извините, я служить не буду, у нас характеры разные, не сработаемся. Давления не люблю, как и когда меня используют. – Игорь Михайлович, помните, что сейчас война идёт, и место ваше не там, где вы хотите или пожелаете, а там, где Отчизна прикажет. – Эта «отчизна» уже отправилась в госпиталь с переломами, надеюсь, ситуация больше не повторится, – холодным тоном заметил я. Майор удивлённо мигнул и, когда осознал, с некоторым ужасом посмотрел на меня: – Полковника Гуреева – это вы?.. – Ну что вы, я был в этой время за линией фронта. Не докажете. Я очень не люблю, когда мною играют как вещью. – Но это чудовищно, вы… – Не нужно оскорблять меня подозрениями, господин майор, – подбавив ещё льда в голос, я зло посмотрел ему в глаза, он меня реально бесил, явно одного поля ягодки с Гуреевым. – Сейчас же, прошу прощения, я бы хотел записаться на аудиенцию к командующему, надеюсь, он удовлетворит моё прошение о переводе. Разрешите идти? – Идите, – задумчиво меня изучив, майор как-то неожиданно быстро пришёл в себя. Покинув кабинет, я отправился в штаб и записался на приём, но свободными оказались только семь часов следующего вечера. Да и командующего не было, выехал, будет только завтра. Что-то штаб далеко от войск находится, чтобы всё объехать, уйма времени необходимо. Я попросил отметить, что подойду пораньше, мало ли что, и направился на место постоя – не хочу больше видеть ненавистную рожу майора. У меня к нему уже антипатия в тихую ненависть перерастает. Сам не понимаю, почему, но не нравится он мне, и всё тут. Может, он и хороший человек, но в первую нашу встречу так поставил себя, что впечатление уже сложилось. Так зачем себя мучить и общаться с ним? Очень хотелось верить, что моё прошение будет удовлетворено. Но после обеда я всё же вернулся в разведотдел и помогал перебирать сообщения из разных частей. Если находил что-то интересное, откладывал, остальное в мусор. Это была первичная сортировка поступающей информации. Иногда встречался откровенный бред, даже не знаю, что курили отправляющие. Работа сразу быстрее пошла с моей помощью, так что к вечеру планировали закончить. Майор заходил пару раз, смотрел на меня неприязненным взглядом, но этим всё и ограничивалось, видел, что я работаю, зацепиться не за что. А прошение он так и не подписал, как мне тихо шепнул зам, порвал его, как увидел. Самое интересное началось вечером. Когда я вернулся со службы и ужинал у себя – денщик мой отлично готовит, – прибыло несколько жандармов в сопровождении полицейских, и старший из них, ротмистр, сообщил: – Господин Волков, поступило сообщение о том, что вы причастны к нападению на полковника Гуреева. – Наверняка мой непосредственный начальник майор Баюнов сообщил. Он полностью соответствует своей фамилии, как кот Баюн, сказки любит рассказывать. Во время нападения на полковника я находился за линией фронта, проводил разведывательные мероприятия, удачные, между прочим, командующий армией обещал представить меня к награде. – Но при вас казак состоит, а полковника исхлестали кнутом. – И что? Я интересовался у него, тот всё это время был у своих знакомых из казачьей сотни охраны штаба армии, свидетелей много, они подтвердят, что играли в карты всю ночь. – Проверим. А как насчёт англичанина, который подослал польских бандитов к вам в Калише? Как там его?.. – Майор Пейн. Я уплетал булочки и откровенно издевался над ротмистром, меня эта ситуация изрядно забавляла. Одному уроду захотелось на волне моей славы и себе плюшки получить, – это я о начальнике разведывательного отдела, надо сказать, не особо компетентный офицер, убедился в этом, пока работал в канцелярии да послушал других офицеров. Другому уроду захотелось, пользуясь случаем, пропихнуть на моё место, нагретое, своего родственничка. И что, думают, я утрусь? Вообще, некомпетентность большинства офицеров бросалась в глаза, так мало тех, кто хочет учиться, и много – кто не хочет, так они этим ещё и кичатся. И вот я внезапно понял, что это пена, грязь на здоровом теле армии, и если их убрать, то станет чище. Так что я уже смирился. Если и случится кому из офицеров пропасть, а неизвестному трупу где-то появиться, то переживать я не буду. Уверен, я делал только лучше. Оттого и пострелял так результативно в столице, валя генералов и разного рода политиков. В том числе князей. Сейчас вон главнокомандующим стал Николай Второй, пока ещё подобрать подходящего генерала на роль командующего он не смог и посильно тянул эту лямку. Хорошо ли, плохо ли – ещё только предстоит узнать. Единственно, что я увидел хорошего в этой ситуации, Россия охотно сотрудничает с Францией и очень неохотно с Англией, а та выкручивается как может, чтобы обелить себя, причём пытаясь понять, кто её так подставил, и никак это ей не удаётся. Император Николай Второй прощать их не собирался, что бы те ни делали. – Ну да, точно, майор. А болезнь у наследника, как уж её?.. – Гемофилия. – Точно, – широко улыбнулся тот. – Так вы говорите, все дети императорской семьи ею болеют? – Не я, майор говорил… Хотя о чём это я? Ничего не знаю, ничего я не говорил. Сейчас же, господа, прошу покинуть место моего постоя, или показать доказательства тех обвинений, что вы хотите мне предъявить. Тут появился слегка пьяненький наставник, которому помогали слезть с седла три казака из сотни охраны штаба армии, на что я и указал: – Ну вот, можете поинтересоваться, где был мой учитель по фехтованию прошлой ночью. Спросить у того ничего не смогли, он на удивление трезвым и ясным языком обматерил жандармов и рухнул вперёд плашмя. Молодые казаки, что его сопровождали, заслушались, даже подхватить не успели. Пришлось двоим уносить старого казака на кровать, – мой денщик показывал дорогу, у наставника в доме своё место было. Однако жандармы не заинтересовались моим предложением, хотя обвиняемый появился, значит, их интерес не в этом. Ну, я на это и рассчитывал, раз сливал информацию. Не знаю, кто в разведотделе работает на жандармов, а армейские офицеры их сильно недолюбливают, но ситуация ясно показывает, что стукачок есть, а с учетом того, что жандармы знают содержание нашего приватного разговора с командиром разведотдела, то стукач выявлен. Майор и есть. Ну, или его зам, помнится, он в соседнем кабинете один находился и вполне мог нас подслушать. Ротмистр же, отодвинув стул, сел рядом, и я, вздохнув, велел вернувшемуся денщику принести ещё один стакан и обслужить гостя. Хоть и незваный, но законы гостеприимства я считал необходимым соблюдать. – Я хочу знать, что наговорил тот майор. – Какой майор? Баюнов? Да мало ли что он наговорил? Тем более общались мы по службе, а это секретная информация. Про нападение Гуреева я услышал где-то, вот и решил Баюнова припугнуть, тем более что тот действительно этим переводом мне навредил. Очень уж у нас отношения с майором сложные, не хочу с ним служить, думал, намекну – тот прошение о переводе подпишет. – А вы умны, как я посмотрю, и хитры. – Раньше, признаться я таким не был, пока не получил по голове от бандитов. Может, там что лопнуло, но мыслю яснее, легче учиться, да и вообще жить. Другим человеком буквально стал. – А может, вы не настоящий Волков? – Вы меня раскусили. Моё настоящее имя Франкенштейн, и меня собрал из разных людей безумный профессор в замке, что находится горах Трансильвании. – Не нужно паясничать, штабс-капитан. Я хочу знать всё, что касается болезни императорской семьи и способов её лечения. Тем более факт этой болезни не известен общественности, и возможно, что майор выдал вам дезинформацию. Если вам знакомо такое понятие. – Я же не идиот! Ложные данные. Если уж у нас состязание эрудитов, тогда скажите, что означают следующие армейские термины, например, «деташемент»… – Не будем спорить, в военной терминологии, признаться, я не силён, – поднял он руки, признавая свое поражение. – Давайте поговорим серьёзно. Я действительно хочу получить эту информацию. – О болезни императорской семьи? Я так думаю, вы сделали стойку сразу, как ваш агент из разведотдела сообщил, что речь шла о них, а это по факту государственная безопасность. – Вам говорили, что вы очень умный человек? – повторился ротмистр. – После получения удара по голове вы шестой. Раньше я маскировался. – Мы посмеялись, и я продолжил: – Шучу. Просто стараюсь развивать логическое мышление после известных событий в столице. Знаете ли, помогает. – Так что сказал тот майор? – Я ничего вам не скажу, смысла не вижу. Просто отправьте сообщение выше о болезни наследника, пусть спросят врача, что пользует императорскую семью, вот он как раз специалист и разберётся в деле. Если он заинтересуется, пускай подъезжает, поговорим, и я всё ему расскажу, что знаю. Он сможет провести исследования, и если они будут удачными, всё же я англичанам не доверяю, пусть лечит этим способом Алексея Николаевича. – Почему именно так? – Я добыл эту информацию, я и хочу получить благодарность императора. Земли мне не помешают. Можете считать меня меркантильным человеком, но любой поступил бы так же. Вы, думаю, тоже. – Вы интересный собеседник, – задумчиво протянул он. – Ладно, оставим тему болезни, что ещё рассказал этот майор? – О, много что, записывать не надо, – остановил я ротмистра, который достал блокнот. – Я уже всё записал. Чуть позже передам записи. В общем, шантаж, вымогательство, всё это происходило в столице, и лишь с одной целью: набрать как можно больше своих сторонников. Списки прилагаются, там значимые фамилии столицы и Москвы, как бы вам за них голову не снесли, ротмистр. – Поглядим. Сходив за записями и списками, я передал их жандарму. Остальные стояли во дворе и не приближались к столику, чтобы не слышать, о чём идет разговор, видимо таков был приказ ротмистра. Подстраховывался. А с записями всё реально, вот только часть информации я помнил из будущего, часть получил от того англичанина, что якобы стрелял в великих князей. Их группа как раз вербовкой и занималась, они не были ликвидаторами, это я их на эту тему посадил, без их на то желания. Изучив записи, тот заметно помрачнел и, торопливо распрощался. Я же закончил ужин и, войдя в комнату старого казака, пнул лежанку: – Можешь не притворяться, они ушли. Наставник открыл глаз и, потянувшись, широко улыбнулся: – Знаешь, командир, как же интересно с тобой работать! Приятно иногда клоуном побыть. Прямо как в шапито. – Угу. Сейчас езжай к телеграфу и отбей телеграмму Егору, чтобы дождался моего приезда. – Понял, сделаю. В столицу поедем? – Ты тут останешься, на хозяйстве. Я туда и обратно, недели две не будет. Никто сюда Боткина не отправит, а меня выдернуть легко. Ротмистр не дурак, тоже телеграмму отправит, и так как вскоре информация до Боткина дойдёт, он и задёргается. Меня сразу отправят в Питер. – Интересную ты штуку провернул. А я ведь не верил, что этим вечером жандармы заявятся. А с майором, командиром твоим, что делать будем? Не нравится он мне. – Взаимно. Я, когда возвращался после рейда, решил скинуть его с этой должности, и если не самому занять, то адекватного офицера дождаться, с которым полажу, тогда в отделе поработаю. Но сегодня я разобрался: там и работы никакой нет, собрал мудак всяких захребетников, что хотят отсидеться в тёплом месте при штабе, – и понял, надо менять ситуацию. С такими кадрами никакой разведывательной информации от отдела не будет, и армия останется слепой и глухой. А это может, да и должно привести к катастрофе, и наша армия погибнет. – Так надо менять ситуацию! – Возможно. Только я не знаю, кто этого майора прикрывает, занимает он эту должность явно не по праву, слабый специалист, значит, под высокой рукой ходит, надо бы выяснить, кто это… Ладно, давай на телеграф, ну и я по делам прокачусь. Наставник не стал спрашивать, куда это мне приспичило. Мой денщик оседлал ему коня, мне Ворона и вьючную. Я прихватил нужные инструменты и поскакал прочь от города. Хм, как и я думал, слежка была – бричка за мной увязалась. Куда ты в лесу без дороги денешься? Сбросив хвост, я добрался до почтовой станции, где мы лошадей меняли, когда ночью везли пленного полковника, только к станции выходить не стал, а, поискав в кустах, вытащил спрятанный железный ящик и уволок его подальше от станции и стал вскрывать. Ну точно, денежный ящик. Я его в кабинете финансиста нашел и, когда приподнял, понял, что он совсем даже не пустой, оттого и прихватил. Сам нёс и в рапорте о нём не указывал. В ящике деньги и золотые монеты оказались, а сверху ведомость, тут была зарплата офицеров всей германской дивизии. Выходило почти сто тысяч, – однако неплохо получилось! Все деньги отправились в сумку, ведомость тоже прихватил и поскакал обратно. В полночь вернулся, денщик, проснувшийся от шума, повёл лошадей в конюшню, а я отнёс сумку с трофеями к себе в комнату и убрал под кровать. Потом собрал вещи, приготовил багаж и сделал вид, что лег спать. Из одеяла сложил контуры спящего человека, а сам переоделся в тёмные одеяния и через открытое окно скользнул наружу. Через полтора часа я вернулся и, раздевшись, действительно уснул. Этой ночью в Лодзи ночевал генерал Жилинский, прибыл по служебным делам, в истории моего мира именно он ответственен за провал наступательной операции в этих местах. Так что я забрался через окно в частный дом, где тот встал на постой, вырубил его – подушку на лицо навалил, – и, дождавшись, когда дёргаться перестанет, проверил пульс и так же через окно ушёл, посыпая путь жгучим перцем. А часовой так и спал стоя. Всё я проделал очень аккуратно, надеюсь, смерть генерала примут за несчастный случай, а врачи, проведя поверхностный осмотр, только подтвердят это.