* * * Похлопал по шее всхрапнувшего коня, тому не нравился запах, что витал в воздухе. Воняло горелым металлом, бензином и жжёной резиной. Чуть–чуть примешивался запах горелой изоляции и ещё чего‑то, что я никак не мог определить. В общем, в воздухе носились запахи пожара. После того как покинул формирующуюся мех–группу, я сделал крюк и, пройдя между Житомиром и Новоград–Волынском, вышел к Виннице. Сейчас я находился в тридцати километрах от неё. Я особо не торопился, двигаться старался в основном по ночам, изредка захватывая и световой день, поэтому не был обнаружен ни немцами, ни полицаями. Пока длился этот мой десятидневный тур по оккупированным территориям, я больше раздумывал о возможной реакции Ставки на сообщение обо мне. Людей они точно пришлют, скорее всего, даже тех, кто меня видел и знает лично. Из всех кандидатур, которые я мысленно перебрал, этим требованиям отвечал только один. Это был командир группы осназа, фамилии его не помню, ранен был, но то, что капитан, это точно. Если он жив, то пошлют, скорее всего, его. Что он может выяснить? Опрос бойцов, что часто общались со мной? Да, согласен, это жирный след. Они по фотографиям наверняка опознают меня. Да и привычки я не скрывал. Это всё идёт на подтверждение, что я восстал из могилы. Только вот как они это подтвердят? Могилу раскопают? Фигу им с маслом. Я, когда на Красятичи пошёл, дал диверсантам и сапёрам несколько заданий, я бы даже сказал, несколько десятков заданий. Мосты через речки взорвать, брод заминировать, странную яму в роще подорвать стапятидесятидвухмиллиметровым гаубичным снарядом. Так что нет там никакой могилы, а есть свежая воронка. Бойцы мне в Иванкове уже доложили, что они все задания выполнили, и про странную яму подтвердили, что взорвали. Правда, сапёры при возвращении столкнулись с какими‑то шальными полицаями и в перестрелке потеряли двоих. Там на звук боя наши диверсанты подоспели, они возвращались после уничтожения двух небольших мостов и додавили бандитов. Вроде подстраховался, но, блин, те волкодавы, что пустят по моему следу Сталин и Берия, если поверят в воскрешение, сто процентов вычислят моё местонахождение. Не сразу, но вычислят. Я ведь тоже тихо сидеть не буду, и слухи пойдут. В моём случае спасение в постоянном движении. В прошлый раз это помогло, только когда остановился, меня догнали. Да ещё ранило. Зря я тогда это сделал, но выхода другого не было, нужно было держать оборону. Причина такого выбранного мной пути была веской. Ещё когда я планировал уйти из мехгруппы, передавая дела Смелову, решил отправиться в Винницкую область. Что там делать без поддержки и материальной базы? Ничего, один раз смог собрать отряд, смогу и во второй. Да и не планирую я в первое время собирать отряд, а если надо, лагеря там есть. Как говорится, люди под боком. Однако мне на первое время была нужна всего лишь снайперская винтовка и взрывчатка, а там будет видно. И винтовка, и взрывчатка у меня были, попросил Путянина тайком поделиться, не сообщая об этом Смелову и другим командирам. Двадцать килограммовых тротиловых шашек, бикфордовы шнуры и немного детонаторов у меня находились в мешках на вьючной лошади. Спасибо складам в Иванкове, туда гребли всё подряд, что находили на местах боёв и в разбитых машинах. Видимо, кому‑то попала машина сапёров. Ах да, что мне делать в Виннице? Дело в том, что ещё когда я передавал дела Смелову, то, изучая карту, меня зацепил этот областной центр, потом меня как молния пронзила догадка–воспоминание. Там же находится штабной бункер, «Оборотень», если мне память не изменяет, и в этом году туда переедет Ставка Гитлера! Я же читал это в книгах, фантастике про попаданцев! Кто‑то скажет, что бросил своих на произвол судьбы, сбежал из‑за проявления каких‑то там инстинктов, хотя как раз был подготовлен к командованию подобными подразделениями и имел необходимый опыт. Во–первых, не из‑за каких‑то, своим инстинктам я доверял. Во–вторых, фактически весь мой опыт уместился на десяти листах. То есть я изложил часть своих планов, процентов тридцать, на бумаге, и если Смелов будет им следовать, не думаю, что последует крах и уничтожение мехгруппы. Написано всё толково, должны парни справиться. В–третьих, кто мне позволит дальше командовать мехподразделением, когда прибудут волкодавы Берии? Никто. Вот и все ответы. Но отчасти я согласен: да, бросил своих, у самого душа не на месте, но по–другому я поступить не мог. Им хоть помогут, а вот у меня работа предстоит куда как тяжелее. Пробраться в логово и хорошенько так пострелять. Да, покрутило меня, у самого голова кружится. Как очнулся, как‑то сам собой стал организовываться отряд, при моём, правда, участии. Потом освобождение лагеря, организация мехгруппы, освобождение двух сёл. Эх, хорошие денёчки были, а планы потом какие я собирался реализовывать? Организовать партизанский край и полностью закупорить транспортные артерии немцев на Украине путём диверсий и просто расстрела поездов из артиллерии. До этого была мыслишка с небольшим отрядом дойти до фронта и пересечь его, но она как‑то умерла после освобождения из плена бойцов и командиров. У меня даже голова кружилась от тех идей, что приходили в неё, когда у меня появилось достаточно людей для больших дел, но… Да, та встреча с Аделем – и все планы рассыпались как карточный домик. Пришлось тогда всё свалить на Смелова. Ну, не все планы, процентов тридцать, но надеюсь, хотя бы это парни смогут выполнить. Жаль, я не могу узнать, как у них там дела, выбили они немцев или те добивают их. Тяжело быть в неведении. Хорошо, что мне пришла в голову идея дать ложный след, а самому уйти в Винницу. Не пешком, естественно, на лошадях путешествовать куда как комфортнее и быстрее, только вот ухаживать мне за ними приходится. Но ничего, тоже опыт какой‑никакой. Когда я учуял запах гари, то двигался по дну оврага, ведя лошадей в поводу и чутко прислушиваясь к звукам леса. А лесополоса была довольно крупной. Утром, когда рассвело, вошёл в неё и до сих пор иду. Конечно, нужно бы встать где‑то на днёвку и поспать часиков пять, мне вполне хватит, но минут сорок назад я спустился в этот овраг и так всё шёл по нему. Причём склоны были круты, и выбраться наверх с лошадями не получится, вот я и шёл в надежде, что впереди склоны будут более пологими, а тут этот появившийся запах. — Тихо–тихо, – негромко сказал я верховому, продолжая похлопывать его по шее. Заводная, заметив это дело, подошла поближе. Приласкав и её, я привязал повод верхового коня, которого звали Принцем, к корню дерева, торчащему из сырой земли оврага, и, оставив лошадей, взяв наизготовку винтовку, скользя сапогами по влажной листве склона, поднялся наверх. Полчаса мне потребовалось, чтобы по запаху выйти на место крушения. На лес рухнул самолёт, немаленький, я бы даже сказал, крупный летательный аппарат. Найдя среди обломков останки хвоста, на который была нанесена красная звезда, я понял, что это наш аппарат. Ничего ценного среди обломков я не нашёл, поэтому направился обратно, да и само крушение произошло недели две назад. Я подумал, не Захаренко ли это самолёт, но прикинув по карте, понял, что это машина другого экипажа. Лошади терпеливо дожидались меня, поэтому, отвязав поводья, я направился дальше. Тут буквально в ста метрах было ответвление, и там можно было подняться на склон. Через час, сидя у костерка, на котором начала закипать вода, и приготовив куски сала и крупу для похлёбки, я размышлял о своих планах. Ладно, от преследования ушёл, но задача, которую я перед собой поставил, тоже была не слабой и не сказать, что лёгкой. Гитлера мне не достать, это несомненно. Без сообщника в кругах Вермахта, который сообщит точную дату приезда фюрера, ловить его на дороге между аэродромом и бункером можно только на удачу. А она переменчива. Да и не стоит у меня цель уничтожить его. Как это ни странно, но гибель Гитлера невыгодна Союзу. Есть много причин не убивать его, скажу про две главные: Гитлер не пойдёт на союз с Англией или США, а его преемник бросится искать помощи у наших союзников, и вполне возможно, в результате этого те будут оказывать помощь им, а не нам. Вторая причина: мы уже знаем все слабые и сильные стороны Гитлера, полководец он так себе, на этом можно сыграть, так как он любит разрабатывать операции и давать им громкие названия. Именно поэтому моя цель не Адольф Гитлер, нет, моя цель его генералы. Там есть те, которые нам могут принести немало неприятностей. Именно эти светлые головы немецкой тактики и стратегии и были моей целью. Осталось только определить точное местоположение бункера, честно говоря, я этого не знал, подготовиться, определить маршруты ухода. У меня может быть только один шанс и одна проведённая акция, потом нужно уматывать оттуда со всех ног. В общем, одиночная операция, которую нужно провести с максимальным эффектом. Второго шанса приблизиться к бункеру мне не дадут, хоть и хотелось провести несколько акций, я понимаю, что азарт до добра не доведёт. Плотно поев, я начал устраиваться на днёвку. Нарубив лапника, накрыл его плащ–палаткой, бросив сверху шинель. Солдатское одеяло у меня было. Как подушку, я использовал свёрнутую трофейную камуфляжную куртку. Так‑то я двигался в своём привычном обмундировании красноармейца, только вместо кубарей у меня были вставлены треугольники, теперь я был старшим сержантом. Тоже чтобы сбить со следа. Думаю, спецы Берии уже поняли, что я с маниакальной страстью ношу только своё звание, заслуженное, полученное за бои, а тут такой финт. В общем, ходил я в форме, но с немецкой курткой. Была ещё форма офицера, но она находилась во вьюках. Я уже собрался устраиваться спать, как раз закончил устанавливать растяжки в сорока метрах от лагеря, на открытых участках, и хотел начать стягивать сапоги, чтобы ноги отдохнули, как заметил, что поевшие лошади странно нюхают воздух. При сменившем направление ветре они явно что‑то унюхали. И это была не гарь, ветер дул от нас в сторону места крушения, это было что‑то другое, поэтому, подхватив прислонённую к стволу дуба СВТ, я скользящим шагом направился в ту сторону, откуда дул ветер. Перепрыгнув через растяжку, я направился дальше, углубляясь в лес. Через пять минут стало понятно волнение лошадей. На большой лесной поляне, которую пересекала дорога, в сорок первом шёл бой. Шёл яростный, до конца. Насколько я мог судить после получасового изучения позиций, тут полегла стрелковая рота со средствами усиления. Осматриваясь, я обнаружил миномётную позицию, противотанковую, где когда‑то стояло две сорокапятки, которые в данные момент лежали грудой металла под сгоревшим немецким танком «тройкой». Вернее, одна, вторая раздавленной грудой металла лежала метрах в тридцати в стороне. Заглянув в очередную стрелковую ячейку и снова обнаружив в ней останки погибшего бойца, я вздохнул и продолжил осматривать позиции. Тела бойцов и командиров не были убраны и гнили под открытым небом, вернее, то, что от них осталось за такое время. Осмотрев дорогу, я понял, что по ней не ездили, наверное, с момента того самого боя, следов не осталось вообще. Всё стёрли снег и оттепель. Изучение дало мне вот какую картинку. Рота занимала позиции и окапывалась – некоторые ячейки не были закончены, и бойцы сделали их для стрельбы лёжа. В общем, когда рота окапывалась, то на поляну выехала бронеколонна немцев из трёх танков, двух бронетранспортёров и десятка грузовиков. Встретили их огнём в упор, потом начался бой на истощение. Победили немцы. Я не нашёл ни одного погибшего в форме Вермахта, также не было и оружия, всё уцелевшее вооружение обеих сторон было собрано. Только и осталось, что уничтоженное да сильно поврежденное. С нашей стороны обе раздавленные сорокапятки, один миномёт, хотя по следам их было три, изувеченный пулями «Максим», который оставался на позиции, а рядом лежали останки его расчёта и часть личного оружия. Со стороны немцев потерь явно было больше. Три танка, два бронетранспортёра, девять грузовиков и один мотоцикл, который чуть позже я нашёл в кустах. Вся эта техника была горелой, и немцы не стали её эвакуировать. Хоронить наших они тоже не стали, просто собрали своих и то, что им могло пригодиться. Смертные медальоны у бойцов они не собрали, только документы. Я же собрал двадцать семь смертных медальонов, переписав данные и положив их на место. Хоть кто‑то из парней не будет пропавшим без вести. Особо что ценное найти я не надеялся, но неожиданно в полуразрушенной недостроенной до конца землянке с одним накатом, под рухнувшим грубо сколоченным столом мной был найден ящик с патронами. Правда, там находилось всего два цинка, но и то хлеб, пригодится. Там же я нашёл две «лимонки» со вставленными запалами. Время и сырость, конечно, дали о себе знать, но я надеюсь, что они ещё рабочие. Так, тяжело загрузившись собранными боеприпасами, я направился обратно в свой лагерь. Уложив цинки во вьюки, пришлось часть вещей перекладывать, я наконец устроился на лежанке и спокойно уснул. На этот раз мои «нюхачи» дали поспать спокойно, сами подрёмывая в стороне. В данный момент я находился километрах в двадцати пяти от Винницы, именно отсюда я и решил начать свои поиски. Я не знал точного местоположения бункера, ладно хоть с Винницей его связал. Думаю, мне помогут языки из рядов полицаев, поэтому этот лагерь я решил оставить на месте. Он меня вполне устраивал, да и заметно было, что этот лес редко посещается. Когда я проснулся выспавшись, световой день ещё не закончился. Судя по часам, было четыре дня. Поэтому сделав свои дела, сбегал к ручейку и, напившись, а также умывшись, я вернулся в лагерь. Потом с одним ведром ходил за водой – нужно напоить своих лошадей. Пока вчерашняя похлёбка разогревалась на костре, я насыпал овса в торбы, надел их на головы лошадей, чтобы они насыщались. В общем, пополдничав сам и обиходив лошадей, оставил им ведро, полное воды, у обеих хватало длины поводьев, чтобы дотянуться, а сам, накинув сверху куртку, направился в сторону опушки. Растяжки я снимать не стал, не фиг чужим у моего лагеря делать, там много ценных вещей. До опушки я шёл неторопливым шагом, посматривая по сторонам, держа винтовку на сгибе руки, минут двадцать. Как оказалось, тут было совсем недалеко, меньше километра. Встав на опушке за стволом берёзы, я дотянулся и сорвал зелёный листик, который только–только распочковался и развернулся. Уже два дня со стороны леса не смотрелись тёмными и мрачными, а зазеленели и повеселели, смотреть приятно. Ещё пара дней, и будет нормальная зелёнка, а то на самом деле укрыться негде, лес чуть ли не насквозь виден, а так хоть какая‑то маскировка. Покусывая листик и чувствуя его свежий пряный вкус, я рассматривал небольшую деревушку, раскинувшуюся метрах в четырехстах от леса. Дорога вилась по опушке. На самой дороге было пусто, ни одного транспортного средства, только женщина с девочкой на вид лет пяти–шести шли в сторону деревни. Несмотря на погоду, земля ещё была холодна, они были босы и в простой одежде, но шли довольно бодро. Достав из чехла бинокль, я стал рассматривать деревушку. Чуть в стороне с высокими деревьями на берегу было озеро или пруд – я видел, как возвращались домой четверо мальчишек с удочками и уловом. Достав карту, я стал изучать деревни, пока не нашёл нужную. Судя по немецкой карте, это была Медведка. Озера рядом не было, речушка протекала. До самого вечера я изучал жизнь в деревне и сделал вывод, что полицаев там не водилось. За несколько часов не заметил ни одного, да и жители вели себя спокойно. Посвободнее, что ли? Вернувшись в лагерь, я поужинал, снова обиходил лошадей и, поглядывая на мерцающий в темноте костёр, на котором кипятился чайник, размышлял, где взять языка. По всем прикидкам, нужно устраивать засаду на дороге и надеяться на удачу. Ночью ждать полицаев и немцев смысла не было, боятся они ездить по дорогам, бывают шальные, но редко. Так что утром нужно подготовить засаду в тихом малолюдном месте. Ночь длилась на удивление медленно, спать не хотелось, я уже выспался, поэтому занялся амуницией и чисткой оружия. Закончил где‑то в два часа ночи. От нечего делать решил прогуляться, спать не хотелось совершенно, кажется, я говорил, что мне требуется для сна всего несколько часов. Прогулка тоже не принесла никаких сюрпризов, под утро, заскочив в лагерь и проверив, как там лошади, я направился к той же опушке. Вышел к ней, когда практически полностью рассвело, было холодно и довольно сыро, выпала крупная роса. Потому поёживаясь под курткой и плащ–палаткой, направился по опушке вдоль дороги подальше от обжитых мест. К сожалению, шинель я оставил сушиться на ветви дерева в лагере, так что немного озяб. Место для засады я нашёл в трёх километрах от Медведки, место было глухое, да ещё дорога спускалась в овраг. В случае чего склоны послужат природным глушителем, и эхо от выстрелов уйдёт вверх. То есть в деревне меня не должны были услышать. Путники разве что. Чуть в стороне был довольно густой перелесок, а рядом, в двадцати метрах от дороги, находился остов полуторки. Кабина у неё сгорела, но вот побитые пулями борта ещё закрывали со всех сторон кузов от любопытных. Вот в этом кузове, расстелив плащ–палатку, я и улёгся, ожидая свою жертву да греясь под вечерним солнышком. «Скукотищ–ща–а-а» – широко зевнув, подумал я, сонно поглядывая на дорогу. Видел я её в обе стороны всего метров на сто, находясь также в овраге. В принципе нормальное место для засады. Не идеальное, но вполне удовлетворительное. Только вот во внештатной ситуации уходить будет сложно, это надо перевалиться через борт грузовика и бежать к деревьям. А тут метров тридцать. Но именно тем и хороша эта засада: кто ожидает, что в кузове кто‑то прячется? За весь день, а в данный момент время на часах было пять вечера, никто особенно интересный на дороге не появился. Были деревенские, по одному или, как однажды, караваном из трёх телег проехали по дороге. Были пешие и довольно прилично, кто‑то батрачил, деревенские, пока не началась страда в полях, наведывались к родственникам в соседние селения, потом будет некогда, но вот полицаев не было. Проехало однажды три машины одной колонной, но это был кусок не по моим зубам. К шести часам я начал испытывать нетерпение, если в течение часа никто не появится, сменю место засады. И так уже один раз покидал лёжку, чтобы облегчиться. Есть не хотелось, я вскрыл банку с трофейными сосисками и галетами, жажда тоже не мучила, со мной было две фляжки. Одна наша, стеклянная, другая трофейная двухлитровая, я бы сказал, термос. Я туда чай наливаю. Перед самым моим уходом, я уже сворачивался, вдали послышался звук мотора. Тихий, похожий на урчание котёнка. Замерев с плащ–палаткой в руках, которую я сворачивал, и прислушавшись, я понял, что едет одиночная легковая машина. Плюхнувшись животом на осыпанные прошлогодней листвой доски кузова полуторки, я замер, приготовив две гранаты. Как бы то ни было, я решил брать эту машину. Судя по всему, больше ничего интересного не будет, полчаса назад прошла семья крестьян, больше никого не было. Когда в просвете кустарника сверкнуло лобовое стекло легковой машины, я улыбнулся – язык мог оказаться жирной птицей. Я даже не ожидал увидеть на какой‑то заштатной просёлочной дороге генеральский «Хорьх». Выдернув кольцо из запала наступательной гранаты и мысленно отсчитывая секунды, я кинул её так, чтобы та рванула под днищем автомобиля, оглушив водителя и пассажиров. Кто сидел сзади, было не видно, закрывали бархатные шторы, но на переднем сиденье кроме водителя находился офицер. «Офицер на переднем сиденье – сто процентов адъютант. Кто же мне попался?» – с азартом подумал я, вжимаясь в пол кузова. Как только грохнул взрыв, я тут же вскочил на ноги и с пистолетом в руках рванул к машине. Та после разрыва громко взревела двигателем, но потом заглохла, скатившись с дороги и замерев, попав при этом одним колесом в канаву на обочине дороги. В это время вдали послышался звук мотоциклетного мотора, однако я не остановился, более того, мне это придало резвости. Подскочив к машине, я распахнул переднюю дверь и дважды выстрелил, пустив пули в головы водителя и офицера. В другой ситуации они могли бы остаться в живых, но тут так сложилось. Рванув заднюю дверь, я вырвал хромированный пистолет из рук моложавого немца в форме генерала и ударил его рукояткой пистолета в висок. Тот был квелым, ещё не отошёл от разрыва гранаты, поэтому особого сопротивления не оказал. Кроме него на заднем сиденье лежал пузатый портфель, и больше ничего. Развернувшись, я снял со спины винтовку и, вскинув её к плечу, стал терпеливо ожидать. Было слышно, что мотоцикл работал на высоких оборотах, я бы предположил, что неизвестный мотоциклист пытается догнать легковую машину. Наконец звук мотора стал ближе, и среди ветвей деревьев мелькнул силуэт мотоцикла с седоками. Через пару секунд на дороге показались мотоциклисты, их было трое на тяжёлом «цундапе»: водитель и пулемётчик в люльке рядовые, а вот на заднем сиденье находился офицер. Капитан вроде. Как только они выехали на открытое место, я спустил курок и пулемётчик раскинул мозгами. Вторым и последним выстрелом я пронзил водителя и сидевшего за ним пассажира–офицера. Одна пуля прошла двух немцев насквозь. Проверив, как генерал, тот был без сознания, я со всех ног рванул к мотоциклу, который работал на холостых оборотах, съехав с дороги в кустарник. Раненых не было, добивать не пришлось, поэтому заглушив мотор мотоцикла, я подхватил МП офицера, сняв с него же подсумки с магазинами, и побежал обратно – потом соберу остальное. Генерал куда интереснее. Через полминуты я открыл удостоверение генерала и, пытаясь прочесть, неуверенно пробормотал: — Генерал–майор артиллерии… Ва… Вальтер Вар–лимонт?.. Вроде правильно прочитал. Интересно, важная шишка или нет? Хотя важная или нет, один хрен, ноги надо уносить отсюда со скоростью звука. Озадаченно почесав затылок, я несколько растерянно осмотрелся. Мне нужен был язык, но полицай, умеющий говорить по–русски, и никак уж не генерал, которого я даже допросить не могу. Документы и то с грехом пополам прочитал, даже скорее угадал, что там написано. Наверное, тут сработал хватательный рефлекс, едет автомобиль, который могу взять, вот и сработал инстинкт. Блин! Ситуация была наибредовейшая. Чин у языка немаленький, то есть пленный ценный, к тому же ещё документы в портфеле. Однако теперь придётся бежать, причём бежать так, чтобы только свист в ушах стоял. Только от одного момента я был в сомнениях: кончить фрица тут или взять с собой? Простой он генерал или шишка из Ставки Гитлера? К сожалению, имя и фамилия генерала ничего мне не говорили, даже смутных воспоминаний не было. Его данные мне ранее явно не попадались. Что нужно уносить ноги от Ставки, сомнений не было, это и так было понятно, генерала точно будут искать. Да и вернуться не получится, бдительность явно утроят, а глупо рисковать я не хотел. Попадёшь так в засаду, и всё, поминай как звали. Второй раз так откапываться как‑то не хотелось. Что дальше делать, ещё будет время обдумать, но первым делом требуется вырваться из зоны поисков, а это по меньшей мере от тридцати до пятидесяти километров. Мне за сегодняшний день требовалось уйти километров на восемьдесят, не меньше. То есть нужно будет двигаться всю ночь. Как раз скоро стемнеет. Это всё я обдумывал секунд десять, после чего стал быстро действовать, стараясь не терять ни одной секунды, тут каждое мгновение промедления – цена жизни. Волоком за ноги вытащив генерала, я похлопал его по щекам, он застонал и, поморщившись, открыл глаза. Пока он приходил в себя, я ощупал его на предмет ранений, но тот, видимо, кроме лёгкой контузии и шишки от моего удара ничего не заработал. После этого я вытащил из кармана специально заготовленные кляп и веревку и проделал с генералом некоторые специфические процедуры. Связал руки сзади и вставил кляп, проще говоря. Тот особо этому не противился, уже понял, в какую ситуацию попал. Потом начался шмон и сбор трофеев. Карабины мотоциклистов я не стал брать, автоматов было всего три, один с капитана мотоциклиста и два в «Хорьхе» Также было четыре пистолета. Всё это я побросал в люльку мотоцикла, который подкатил к легковушке. — Давайте, ваше сиятельство, прошу, транспортное средство подано. Эх, прокачу с ветерком! – хмыкнул я и помог генералу забраться в люльку. Сверху я накинул на него плащ и надел каску. Получилось отлично, со стороны от обычного пулемётчика не отличишь. Себе я тоже подобрал такой же плащ и каску. Закончив с этим делом, я стал осматривать легковушку более внимательно. В багажнике обнаружились три чемодана. Выволок их, посматривая на генерала, который с молчаливым интересом наблюдал за моими действиями, и вопросительно поднимая бровь. Тот кивнул на втором, сообщая, что это его вещи. Чемодан я привязал сзади на люльку, а портфель сунул к оружию под ноги генералу, как раз уместился. Только после этого я завёл мотоцикл, и пока он работал на холостых оборотах, достал из своего ранца четыре наличные килограммовые толовые шашки и, отмерив бикфордов шнур, чтобы он горел пять минут, заложил взрывчатку в машину, поджёг шнур и бросился к мотоциклу. «От машины после четырёх шашек только куски остова сохранятся, пусть определят, остался генерал в живых или нет» – весело подумал я, давая газу и трогая с места. Через несколько секунд, ревя мотором и поднимая пыль, мы поднялись из оврага наверх и помчались рядом с опушкой леса в сторону Медведки. Буквально через двести метров мне попалась семья крестьян из трёх человек, идущая навстречу. Посмотрели они на нас настороженно, видимо, слышали выстрелы, но мы оба были в касках и плащах и очень походили на немцев, тем более немецкий автомат у меня висел на груди. К тому же я натянул на лицо генерала мотоциклетные очки и тряпку, импровизированную защиту от пыли, которой пользовался водитель мотоцикла. Так что кляпа не было видно. «Надеюсь, они не успеют спуститься в овраг до взрыва. Иначе будет плохо, могут пострадать» – подумал я, проскочив мимо на приличной скорости. Взрыв грохнул, когда мы проскочили поворот на Медведку и свернули на лесную дорогу, слегка заброшенную. Я бы сказал, малоезженую дорогу. Пока было время, я успел изучить окрестности, так что не петлял, а держал в голове карту и примерные координаты места, где находится мой лагерь. Дорога по лесу крутилась, были постоянные повороты. Но как ни странно, двигались мы в одном направлении, судя по заходившему солнцу.