– Ты зачем дворец в Лондоне взорвал?! – был первый вопрос, когда Братский ворвался в комнату, где я отдыхал. Лениво оторвав голову от подушки, я потянулся, отчего короткая пижама поднялась, обнажив живот, и, зевая, со стоном сказал: – Ну взорвал и взорвал, откуда я знал, сколько взрывчатки надо, чтобы Биг-Бен на воздух поднять? Сколько было, столько и заложил. Грохнуло, когда я уже в порту был. Только потом в Испании из газет узнал, что верхние этажи у дворца тоже рухнули. Скрывать своё участие в подрыве я и не собирался, более того, я гордился своей работой. Честно говоря, даже не думал, что так всё легко получится: раз – и всё. Братский подошёл ближе, заглянул мне в глаза и хмыкнул: – Меня местные сотрудники посольства пугали, что у тебя не взгляд, а чёрные провалы, страшно, аж жуть. Сейчас я ничего такого не вижу. Обычный рыжий мальчишка с любопытством и задором во взоре. – Пружина разжалась, – улыбнулся я. – Я в порядке. – Знаю, что означают такие взгляды, судя по тебе, ты себя переборол и снова стал самим собой. Не все так умеют. Я двоих парней именно так потерял. Списали, как психически неуравновешенных. – Ну да, мне повезло. Как раз тем взрывом и смог взять себя в руки, а тут уже в посольстве окончательно пришёл в себя. – Рассказывай. Братский прошёл к столу и дождался, когда я устроюсь напротив. Этот номер во внутренней гостинице посольства СССР в Мадриде был одноместный, хотя и приличных размеров. В общем, как вчера днём я прибыл в Испанию и добрался до посольства, так и провёл всё время в этом помещении, а сегодня утром уже и Братский заявился. На миг я задумался, с чего начать, поэтому Братский решил меня поторопить: – Где ты провёл год, мы уже знаем. У оружейного мастера учился. Хвалят тебя, упорный ученик, всё на лету схватываешь. Давай дальше, что было после нашей встречи? – Отправился отдыхать в Марсель и случайно познакомился с двумя парнями. Они помогли устроиться в школу при военно-морской академии флота Франции, за два месяца обучили основам морской тактики и трём специальностям. Спецов для мобилизации готовили на случай войны. Потом практика, я там на месяц в море на учения загремел. На торпедном катере ходил практикантом, командир катера меня своим замом сделал, многое дал, хороший парень. Тут вдруг Братский заржал натуральным образом. Отсмеявшись, а смеялся он долго, вытер слёзы платком и пояснил причину своей, скажем так, истерики: – Информация о твоём местонахождении уже через пару дней была известна почти всем разведкам. Мы много утечек перекрыли, однако о тебе знают. Я тебя об этом предупреждал во время нашей встречи в Париже. – Было такое. – В общем, с той минуты тебя искали все. Абсолютно все. Всё побережье Франции, Италии и Испании прошерстили, в других странах искали. А он под боком устроился, у французских моряков. Мы такие силы прилагали, чтобы не дать тебя схватить, а он учился, ни о чём не подозревая, да ещё в учениях поучаствовал… Ладно, что дальше было? Я описал, как отдыхал после окончания школы, как вернулся в Париж, как меня взяли и доставили в Лондон. Вот там я не стал всё открывать, не хочу, чтобы меня считали полным отморозком, это может повредить. Выдал отредактированную версию, лишь о подрыве Бит-Бена описал чистую правду. – …Я эту чёртову башню чуть не полночи искал. Город не знаю, спросить не у кого, улицы пустые, одни полицейские да солдаты на перекрёстках. Еле ушёл. Пришлось на крышу одного из домов подниматься, чтобы определиться. Ладно, дворец подсвечивался. Повезло, я находился на том же берегу, что и дворец с башней, все мосты перекрыты. Приехал, там взял охрану на прицел. Четверо было, ха, даже оружия не имели. Пристрелил одного, чтобы трёх других запугать, вот они и перенесли всё незаметно в башню. Потом я их застрелил, свидетели тревогу могли поднять, поджёг бикфордов шнур, у меня полчаса времени должно было быть, ну и рванул в порт. Подобрал скоростной морской катер, глиссер, с помощью охранника стоянки поднял на борт бочку с топливом, а когда покидал порт, и увидел вспышку и гриб взрыва. Думал, ядерный заряд рванул, а это мои шашки, оказывается. Покинул порт, еле ушёл от патрульного судна, скорость у меня выше была, и, пользуясь покровом ночи, свалил, тот меня потерял. Я ушёл за зону действия его радара, меня этому не учили на курсах военных навигаторов, но зато командир катера на практике многое дал. Потом путал следы. Ушёл подальше от берега и, сделав полукруг, выбросился на испанском побережье. Я же штурман, рассчитать не трудно было. Всё топливо ушло, но добрался. Дальше на попутке до Мадрида, и вот я здесь. Только осторожничал при контакте, повторения захвата, как в Париже, не хотел. В принципе всё. – М-да, дать тебе основы – и готовый диверсант… – задумчиво протянул Братский. – Так всё же в каком вы звании? А то на прямые вопросы вертитесь отвечать, как целка перед членом десантника. – Фу, как грубо. Полковник я теперь, а когда мы впервые встретились, подполковника недавно получил, – ответил Братский, пребывая в задумчивости. – Когда в Союз уходим, что-то мне здесь разонравилось? – Оценил прелести социализма? – усмехнулся Олег Игоревич. – Скорее хорошие границы государства и неплохую службу безопасности. Кстати, имена тех, кто меня сдал, хотите знать? – Выкладывай. – Лисицын, Жирев и Павлухин. – Лисицына и Павлухина мы взяли, перекрыли канал утечек, а что за Жирев? – В МИДе работает, курирует совместную работу с разведкой и конторой. – Понятно, прибудем обратно в Союз, разберёмся. – Лучше сейчас, мало ли что натворить может. Отправить сообщение – и его возьмут под контроль. – Не учи отца яйца высиживать. Ладно, собираемся, машина уже готова, самолёт на аэродроме тоже. Мне принесли одежду. В Испании было жарковато, но одежда была осенне-весенняя, для Союза приготовили. Я быстро оделся, и мы покинули номер и само здание посольства. Кстати, арендуемое. Везли меня на машине посла. Пришлось на пол сползти, чтобы снаружи не видели, посол был тут же. Обеспечивал прикрытие. Также незаметно меня подняли на борт, и уже через полчаса мы были в воздухе. Я попросил у стюардессы тетради и писчие принадлежности, а получив их, стал делать записи. Отвлёкся лишь раз, когда медсестра осмотрела повязки, меня уже осматривал врач в посольстве, наложил новые, но ещё тут проверили. Кстати, пока Братский разрешающе не кивнул, стюардесса за бумагой не пошла. Да и сам самолёт хотя и был реактивный, но не такой и большой, представительского класса, между прочим. «Як-40», это мне Братский пояснил, сидевший неподалёку. Я сидел за столиком и не отрываясь писал, Олег Игоревич уже заглядывал через плечо и констатировал, что писал я песни и ноты для них. Между прочим, в салоне мы были не одни, естественно, полковник прибыл с сопровождением, но нас так сопровождали, что я узнал о нём только в самолёте. Была боевая группа из одиннадцати человек, так что после того, как мы оказались в самолёте, они тоже поднялись на борт. – Песни? – спросил Братский. – Да, самые лучшие, разных жанров. Хорошие песни. Почему-то у меня появилось острое желание выложить их на бумагу. – Понятно. Ну, пиши, дело хорошее, – вернувшись на своё место, сказал Братский. – Кстати, главы многих государств уже обратились к нашему генсеку насчёт тебя, требуют представить тебя публике. – Хрен им. Пусть отвечают, что это были слухи и утка, мол, не существует попаданцев из будущего. Бред сивой кобылы. – К сожалению, убедительные доказательства те успели получить, не пройдёт. – Всё равно хрен им. Меня не уговорите. Сотрудничать буду только с Союзом. – Тебе же он не нравится. – Мне не нравится манера правления. В Союзе жить нравится, после России, где я родился, рай. – Кстати, когда я был в последний раз у товарища Брежнева, он зачитал мне цитату из твоей тетради, сейчас вспомню: «Пока вы, идиоты, не наведёте социализм у себя в стране, какого… э-э-э… вы в других странах его проталкиваете? Социализма в Союзе нет». Как тебе? – А где я не правильно написал? Всё верно, всё в тему. Сперва нужно, чтобы советские люди получили все блага, что им наобещали, пример показать другим странам, что социализм и коммунизм – это хорошо. А вы что делаете? Нет, Россия – родина моя, а Союз – государство. Терплю, но не сказать, что люблю. – Антигосударственные речи ведёшь, – покачал Братский головой. – А вы арестуйте меня. Пока я вижу тот бардак, что по глупости в правительстве наделали, уважения вы моего не получите. Сотрудничать буду, но не более. Следующие восемь часов мы почти не разговаривали, а у меня одна за другой из-под руки исчезали исписанные тетради. Восемь тетрадей исписал, больше не было, дальше на бумаге писал, один из подчинённых Братского всё это архивировал и складывал в портфель. Вот и работал, пока не добрались до Москвы и не совершили посадку. В Москве был вечер, часа полтора до наступления темноты, поэтому наш кортеж сразу помчался в Кремль, меня глава государства видеть желал. Мне так пояснили. Устав с писаниной в самолёте, я задремал в «Волге», в которой меня везли. Впереди и позади было по такой же машине, все чёрные. Вдруг машину повело, и водитель заорал: – Засада-а! Подскочив, я успел только заметить, как сносит с дороги передовую машину ЗиЛ-самосвал, гружённый щебнем, он после столкновения полетел из кузова, и как к нашему борту несётся другой грузовик. Наш водитель почти увернулся, удар пришёлся в заднее левое крыло, отчего машину развернуло и опрокинуло. Ладно, хоть кувыркаться не стали, метров сорок проскользили на крыше, высекая искры из асфальта. – Беги, – прохрипел Братский, сидевший на переднем сиденье, поворачивая ко мне окровавленное лицо. – Безопасность гарантируем, да?! – зло спросил я, ворочаясь в осколках стекла и искривлённого металла, пытаясь перевернуться на живот. Да и нога разболелась, снова по больному месту удар пришёлся. Послышался щелчок открытия ремня безопасности, и полковник грузно упал на крышу, после чего, подволакивая ноги, похоже у него был повреждён позвоночник, стал выбираться из машины на локтях с пистолетом в руке. Странно, удар, конечно, приличный был, но не до такой степени, чтобы вырубить водителя и нанести такие травмы Братскому. Тут я заметил, что у водителя расползается кровавое пятно на спине, и сообразил, что оба впередисидящих были обстреляны снайперами. Тогда всё сходилось. Дотянувшись до пояса водилы, я достал «Макаров» из кобуры и выбрался следом за полковником. Это было тяжело сделать, во время столкновения и аварии я не был пристёгнут, помотало меня по салону. В общем, как я уже говорил, нога жутко болела и плохо гнулась. Братский сидел, привалившись к борту машины, редко и прицельно стрелял куда-то в сторону третьей машины, где палили несколько автоматов. Какофонию автоматных очередей со множеством хлопков пистолетных выстрелов заглушил хлопок гранаты, и третья машина запылала. Гранатомётом шарахнули. – Беги, – хрипло повторил Братский и закашлялся. На губах у него показалась кровь. Почти сразу, пятная грудь дырами и рвя одежду, по полковнику кто-то дал очередь из автомата. Очень точную, меня не задели. Стало ясно, что брали меня живым, и только живым. Быстро вскочив и застонав от боли, я, хромая, нырнул в дым горевшей машины охраны и добежал до смутно знакомого забора. Чёрт, да я же тут повис на ремне, когда убегал от парней из конторы! Точно, тот самый парк. С некоторым трудом и неловкостью перемахнув через забор, я похромал дальше. Преследователи были, трое, один в офицерской милицейской форме и с автоматом бежал впереди, почти нагнав меня, двое ещё только через забор перелезали, один вроде ранен. Не знаю, сколько человек участвовало в засаде, но эти три точно из недругов. Навскидку выстрелив и свалив лейтенанта, я попытался было подскочить к нему, чтобы поднять автомат, но не дали, выстрелами отогнали от тела, пули так и свистели мимо или впивались в землю между мной и убитым, отчего приходилось метаться из стороны в сторону. Вдруг я вывалился на опушку в парке и увидел перед собой озеро с той самой вышкой для прыжков. Это меня подстегнуло, появилась безумная идея. Собрав последние силы, ногу уже почти не чувствовал, я рванул к ней, криками и маханием руками разгоняя прохожих, чтобы убегали. А то застыли, понимаешь, с удивлением прислушиваясь к уже стихающему шуму боя. Ни фига не реагируют, а вот как я выстрелил несколько раз в преследователей, чтобы притормозить их и заставить залечь, то сразу разбегаться начали. Из-за осени вышка была закрыта, хотя здесь гораздо теплее, чем в Лондоне, но это не помешало мне, припадая на одну ногу, добежать до неё. По мне не стреляли, однако оба преследователя двигались следом, поэтому я удивился, когда хлопнул выстрел, и неповреждённую ногу обожгло огнём, будто кипятком плеснули. Касательное ранение, но оно ещё больше замедляло меня. Перевалив через цепь ограждения, с шумом обрушившись на деревянный пол, я пополз к лестнице, оставляя за собой окровавленный след. Схватившись за первую ступеньку, я подтянулся к ней. Снова выстрел, и боль в правой руке, тоже лёгкое ранение, но пистолет я не выронил, там ещё оставалось два патрона. На площадке, встав на ноги и хватаясь за перила, сил стоять не было, я стал подниматься выше. Забравшись на пятую из шести площадок, я осторожно подполз к краю и выстрелил, дважды. Первый промах, после второго один из преследователей схватился за плечо и упал за скамейкой, за которой прятался. А вот второй рванул ко мне, опытный, сволочь, и считать умеет, понял, что я без патронов остался, а запасной магазин я не брал. Правда, не так резво рванул, держась за окровавленный бок, это его подстрелили мои охранники. Снова с трудом встав на ноги, я продолжил подниматься, прикладывая к этому все силы. При этом на ходу я стал сдирать рубашку, оставляя на ступеньках лежать лёгкую куртку, потом тёплую рубашку, майку, брюки, еле слезли, намокли от крови. Трусы и носки тоже скинул. Один ботинок я ещё у озера потерял, как раз когда меня ранили, а второй тут скинул. Наконец вот она, самая верхняя площадка, та, что для профессионалов. Внизу раздавался топот и шумное дыхание быстро поднимающегося преследователя, но он не успел – оттолкнувшись от края, я стал солдатиком падать вниз. Тот уже был на площадке подо мной и, заметив мой прыжок, в отчаянной попытке оттолкнувшись, попытался схватить, но промахнулся, обнял воздух и, матерясь, начал падать рядом головой вниз. Вошли в воду мы почти одновременно. Удар ошеломил меня, но сознание я не потерял, ледяная вода взбодрила, поэтому, заработав руками и ногами, я выплыл на поверхность, диким взглядом оглядываясь и откашливаясь. Неужели получилось? Последняя надежда выбраться из этой передряги и сработало? Однако это было так, я вынырнул в озере, вроде том же самом. Хотя вид вокруг сильно изменился, никакой площадки, и башни на берегу не было, да и деревья имели совершенно другой вид, хотя и золотились осенней листвой. Загребая, я поплыл к берегу, морщась от боли в ранах. Кстати, вынырнул я один, больше никто не выплыл. Ещё я отметил, что наручные часы на руке остались, я их пропустил, как и очень дорогой перстень на среднем пальце правой руки, трофей из Британии. Получается, мне можно было не раздеваться, раз эти вещи остались при мне. Ну ладно, тоже опыт. Тампоны, закрывающие ранки на груди, частично отклеились, от удара о воду часть концов лейкопластыря отошла. Подумав, я на плаву одной рукой стал срывать их. Лучше убрать, мало ли. Когда я уже подгребал к берегу, туда выскочили двое молодых мужчин, лет по двадцать пять. Скинув плащи, оставив их на берегу и не боясь намокнуть, войдя в воду по бёдра, подхватили меня под руки и вынесли на берег. Меня ошеломил их вид, вернее, одежда. Усы – ладно, но бакенбарды, кто их сейчас носит? Однако с той одеждой, в которой они были, смотрелось это вполне нормально. Чёрные сюртуки, плащи до пят и высокие котелки, а также сапоги до колен. Ёп, куда я попал? – Сударь, с вами всё в порядке? – Олег, у него кровь, он ранен! – воскликнул второй и тут же закричал: – Врача, врача сюда! Алексей Павлович, прошу срочно подойти к озеру! – Извините, молодой человек, я правильно называю вас сударем? – спросил тот, которого звали Олегом. Вопрос был, похоже, с подковыркой, но, к счастью, я знал ответ, обращение «сударь» или «сударыня» было возможно только к лицам, имеющим дворянское происхождение, видимо, мужчина отметил мой перстень и наручные часы и сделал свои выводы. – К сожалению, нет. Я сын промышленников Лариных из Франции русского происхождения. Максим Ларин, к вашим услугам. Мы не дворяне, – отстукивая зубами, сообщил я. – О боже, Олег, смотри, его пытали, – воскликнул тот мужчина, что звал врача, указывая на мою грудь. Тут на меня такая дрожь напала, такой озноб, что я даже говорить дальше не мог, но всё же попытался. – И-идея-а? – стуча зубами, спросил я у своих спасителей, пока один закутывал меня в плащ с подбоем. – Что, простите? – не понял тот, что Олег. – И хде я? – В Москве, вестимо. – Х-ход какой?