– А он как же? – неуверенно показал боец на гниду-напарника. – Сам сдохнет через пару минут, – безразлично ответил я. – Товарищ граф, можно мне с вами, я пригожусь. – Да я к раненым еду, к эшелону, – махнул я рукой в нужную мне сторону, но посмотрев в умоляющие глаза двадцатипятилетнего парня, вздохнул и указал на танк: – Лезь на корму. Тот выдернул винтовку из груди раненого напарника, наклонился и собрал по чехлам боеприпасы, как я рассмотрел, всего шесть патронов, после чего полез на танк. Сидора у напарника не было, но он был у бывшего раненого. Вернувшись на свое место, я стронул тяжелую машину, и мы покатили дальше. Оставшийся путь до эшелона нам никто не мешал, правда, когда мы въехали в лес и прямо по нему, лавируя мимо крупных стволов и подминая молодняк, направились дальше, то красноармеец вынужден был забраться ко мне в боевое отделение, иначе его бы веткой смахнуло, мы и так чуть мотоцикл не потеряли. Теперь он сидел на месте наводчика и, изредка поглядывая в смотровые щели, разматывал бинт на руке. Через пару минут я расслышал его удивленный возглас, видимо, он добрался до раны и обнаружил, что ее действительно нет. Двигались мы по лесу напрямую к эшелону. Я, не отвлекаясь от управления, наблюдал за ними с помощью «Глаза», поэтому видел, что наше приближение обнаружилось только тогда, когда танк, подминая кустарник, выехал к полотну и остановился, покачиваясь на катках, буквально в паре метров от носилок с одним из раненых. Тот не мог пошевелиться, поэтому когда на него, лязгая траками, стало надвигаться бронированное ревущее чудище, только крепко зажмурился. Да и для других, кто находился у эшелона, мое появление было полной неожиданностью, поэтому все замерли, глядя на танк с ненавистными крестами расширившимися глазами, не зная как на это реагировать, поэтому я сразу же после того, как заглушил «четверку», велел Вихрову: – Посиди пока внутри, мне с местными пообщаться надо. Открыв люк мехвода, я выбрался наружу и, спрыгнув на траву, привычно поправил форму и осмотрелся. Раненых у эшелона хватало, на носилках или просто на шинелях они лежали у полотна. Со стороны паровоза доносился лязг и удары кувалды по железу, но шум быстро стих. «Глаз» показал, что там прекратились работы, слух о нас и дотуда докатился. Поправив ремень, я направился к одному из медиков, под белым халатом которого виднелась командирская форма. Надеюсь, он тут старший и может принимать решение. На ходу достав из пространственной сумки флягу с морсом, в танке было жарко и просто хотелось пить, я сделал пару глотков и, убрав ее на место, подошел к врачу, который отдал пару приказов двум девушкам в белых халатах и хмуро посмотрел на меня. – Кто таков? – спросил он, в его голосе слышались командные нотки. – Ух ты голосок-то какой, – искренне восхитился я. – Так и хочется вытянуться во фрунт и отдать честь… Вы тут старший? – Да как вы?!. - он аж запыхтел от возмущения. – Все ясно, нормального диалога не получится, – констатировал я и, развернувшись, громко крикнул: – Есть тут кто, кто может принимать решения и не солдафон?! – Что вам нужно? – услышал я вопрос. Повернувшись, я посмотрел на женщину-военврача, что стояла в тамбуре ближайшего вагона. – Прежде чем начать договариваться, хотелось бы узнать, кто вы? – У меня тот же вопрос, но на ваш отвечу. Старший санитарного эшелона военврач второго ранга Лютова. – Граф Арни Ки Сон, магистр боевой магии к вашим услугам, мадам Лютова, – поклонившись и махнув согласно этикету «афганкой» перед собой, я водрузил ее обратно на голову. – Что? – не поняла та. – Я говорю, что я путешественник, путешествую по мирам и заглянул к вам. У вас тут война идет, меня она совершенно не волнует, это ваша война, но все же я рассчитываю с нее что-то получить. Сам я славянин по происхождению и помогаю вам, Советам, как вас тут называют. Но все же против немцев воевать не буду, мне за это никто не платит, а пока не платят, я не работаю. Только ради своего интереса. У меня такой есть. На оккупированных немцами территориях осталось множество складов, брошенных вами при отступлении. Мне нужны координаты этих складов с примерным их содержимым, кто-то из раненых командиров их знает, а я за это всех ваших раненых лечу и полностью восстанавливаю. Как вам предложение? – Бред какой-то, – пробормотала главврач. – Понимаю неверие с вашей стороны, но готов продемонстрировать чудесное исцеление любого тяжелораненого, у которого нет шансов. Но только одного, у меня не благотворительная организация, бесплатно не лечу. А то вылечишь так, так остальные на шею сядут и попросят остальных так же на халяву лечить. Не выйдет. – Извините, я вам не верю, – твердо сказал Лютова, видимо приняв какое-то решение и посчитав меня психом. – Верю не верю, вы раненого укажите, которого нужно вылечить, а потом сомневайтесь. Кстати, я одного уже вылечил, в танке у меня сидит. Вихров! – заметив, что в люке показалась голова бойца в пилотке, я махнул ему рукой, чтобы тот подошел. Тот подбежал и встал рядом, повесив винтовку на плечо. Попросив объяснить, как он был ранен и о причинах его выздоровления, я иронично посмотрел на главврача и напомнил о демонстрации. Тот меня не подвел и еще показал продырявленный край рукава гимнастерки, заляпанный кровью. В этот раз раненого вынесли, хотя он и был на грани, это был практически превращенный в головешку танкист, лейтенант, как пояснила главврач. Подойдя к носилкам, я посмотрел на черный, с трудом державшийся обрубок, из многочисленных ран которого сочилась сукровица, и попросил собравшимся медикам дать мне свободное пространство. Быстро сформировав плетение «малого чуда» из арсенала целителей, я все же был малым целителем, запустил его в лейтенанта, и на глазах ахнувших зрителей тот за пять минут снова стал человеком, но невообразимо худым. С виду явная жертва концлагерей. Но так и должно быть, вся масса ушла на восстановление ног и кистей рук. Когда тот открыл глаза, я достал последний пирожок и, протянув ему, велел: – Ешь, сейчас еще дам. Тебе массу наращивать надо. Тот мгновенно ухватил его руками и стал с жадностью жевать. Медики вокруг были, скажем так, в аху… в общем, ошарашены они сильно были, но надо сказать, быстро пришли в себя и некоторые даже начали проявлять чисто академический интерес к раненому. – Проблем с желудком не будет? – задала профессиональный вопрос Лютова, изумленно разглядывая и трогая кожаные покровы лейтенанта. – Нет, все в норме. Волосяной покров сам отрастет. – Просто невозможно, – пробормотала главврач и посмотрела на меня. – Теперь я вам верю, вы действительно можете вылечить всех раненых. – Ну, я-то в этом не сомневался, однако хотелось бы поговорить о моем интересе. Мне нужны координаты со складами. – Игорь, – посмотрела главврач на того врача-солдафона. – Сходи в командирский вагон и расспроси всех, кто знает об этих складах. Такого шанса поднять всех на ноги мы упустить не можем… Это чудо, это просто чудо. – Хорошо, – кивнул тот и, прихватив двух медсестер или санитарок, не знаю, кто они были, скрылся в тамбуре ближайшего вагона. – Вы можете и мышечную массу восстанавливать? – спросила главврач, наблюдая, как лейтенант вылизывает испачканные маслом пальцы. Пирожок он уже съел и взял протянутую мной флягу, жадно присосавшись к горлышку. – Все могу, лишь бы голова была на месте и с момента гибели прошло не более трех минут. С лейтенантом могу сказать так, он может восстановить массу естественным способом, или могу ему помочь я, но тут еды много надо. – Это понятно. Для такого дела и НЗ не жалко использовать. Хочу посмотреть на результат. Ежова, бегом в мое купе и принеси сидор, он лежит на верхней полке. – Санитарка рванула к вагону, а главврач повернулась ко мне и извиняюще пояснила: – Продовольствия у нас очень мало, но чтобы увидеть результаты, я готова его потратить. – Ясно, – согласился я, и пока санитарка бегала, присел у лейтенанта, что с живым интересом нас слушал, флягу он уже допил и, достав из своих запасов последний пирог, ножом нарезал его, кивнул тому. – Ешь. Того упрашивать не надо было, схватив в обе руки по куску, он стал жадно есть, а я изредка проводил руками над его телом. Результаты было видно невооруженным глазом. Когда он доел пирог, то уже не выглядел таким дистрофиком, просто очень худым. Так как я использовал все запасы, то лейтенант оставался все таким же голодным и встретил санитарку с сидором облегченным взглядом. – Просто великолепно, – пробормотала главврач и снова склонилась над танкистом. Потом она начала над ним колдовать, градусник, слушала грудь, и тому подобное, даже встать на ноги ему велела, а меня отвлек тот врач Игорь. Он оказался хирургом и действительно имел довольно непростой, жесткий характер. Тот доложил мне, а рассказ действительно был похож на доклад, что шесть командиров имеют нужную мне информацию. Причем один из них был старшина. – Отлично, – обрадовался я и, велев Вихрову встать на часах у моего танка, а то мало ли оберут его, вон, сколько легкораненых ходят, десятка два, направился следом за хирургом в вагон. Лютову трогать сейчас не следовало, она вся ушла в исследования танкиста. Большая часть командиров знали один, максимум два склада, с которых получали вещевое довольствие, я быстро записал координаты, но вот последний, в звании майора и без обеих ног, который колыхался на грани сознания, был начальником одного из таких корпусных складов и мог многое рассказать, но не хотел этого делать. Хирург его убеждал и так и эдак, поэтому отодвинув врача в сторону, я жестко сказал: – Слушай, майор, пока ты тут кисейную барышню изображаешь, твои боевые товарищи умирают от ран, только что две души начали возноситься. На хрена ты скрываешь координаты, если они уже у немцев? У тебя есть шанс спасти своих сослуживцев, товарищей за уже ненужную информацию, а ты тут не мычишь, не телишься. Чтобы тот не потерял сознание, я наложил на него пару «малых исцелений», и он недолго чувствовал себя вполне нормально. – Это так? – спросил он у хирурга-Игоря. – Да, есть шанс, – кивнул тот. – Своими глазами видел, как он вылечил полностью обгоревшего лейтенанта, вон он за окном босиком по траве ходит и приседает, как ему Лютова велит. – У меня под койкой сидор, там планшет. В нем координаты не только моих складов, но и всех соседних нашего края. Там почти две сотни обозначений. Большую часть формировали за счет запасов с моих складов, – наконец ответил майор и сказал мне: – Ты обещал, парень. Достав из сидора планшет, с интересом изучая указанную на карте информацию, я кивнул и ответил: – Я всегда выполняю свои обещания, – после чего повернулся к хирургу-Игорю и сказал. – Вы свою часть договора выполнили, все, что нужно, я получил, теперь моя очередь выполнять свою часть договора, но есть одна проблема. – Какая? – насторожился тот. – Вы лейтенанта видели после того, как он восстановился? – Продовольствие? – ахнул тот. – Черт, у нас нет продовольствия. – Ну почему нет, – помахал я планшетом. – Тут в шестнадцати километрах находятся дивизионные склады одной из частей второй линии, а это восемь длиннющих бараков, набитых продовольствием и вооружением. Могу предложить вам вот какую идею, я восстанавливаю всех раненых, у которых последствия лечения не будут такими, как у лейтенанта, после чего формирую из них небольшую боевую группу и двигаюсь к складам. С охраной я разберусь сам, бойцы мне нужны только как грузчики, и то только для продовольствия, что отправится к вам, после этого мы возвращаемся, готовимся ко всеобщему восстановлению особо тяжелых раненых, и все, моя часть договора выполнена, и вы будете решать дальше ваши проблемы, а я навещу все остальные склады, что указаны на карте. – Предложение интересное, но нужно разрешение Марии Игоревны. – Это уже вы между собой решайте. Кстати, тут в пяти километрах от эшелона в овраге прячутся окруженцы в количестве двухсот человек. Там много раненых. Думаю, они согласятся поучаствовать в захвате складов и лечении своих людей. Только нужно кого-нибудь послать за ними. – Нужно подумать, – кивнул врач. Повернувшись к майору, что продолжал нас слушать, да и другие раненые командиры, лежавшие на соседних полках, активно грели уши, я хлопнул его по плечу и сказал: – Часов через восемь будете плясать, можете быть уверены… Так, кто из вас в вагоне имеют легкие ранения? Будем лечить. Для меня легкие, это когда руки и ноги на месте… Не молчим, отзываемся. – Лучше, наверно, я покажу и объясню, где какой командир или боец лежит и какие у них ранения, – предложил хирург. – Идет, время тратить на диагностику не буду, – кивнул я. – У вас тут и тяжелые есть, я их подлечу, чтобы богу душу не отдали до нашего возвращения со складов. Шли по вагонам мы недолго, мне быстро надоело смотреть на раненых, что с такой надеждой провожали нас взглядами, слухи о лейтенанте-танкисте мгновенно расползлись, многие из ходячих раненых видели это действие из окон, а много ли надо раненым, чтобы поверить в магию? Когда пуля в животе или ожог в половину тела, волей-неволей хочется верить в такое спасение. Во втором же вагоне, тут были простые бойцы и младший комсостав, я махнул рукой и велел Игорю: – Вытаскивайте всех, у кого руки-ноги целы из вагона, скопом лечить будем. Если по одиночке лечить, я тут на полдня застряну. Время к вечеру подходит, а мне через полчаса на складе нужно быть. – Сделаем, – кивнул тот, – но… Просьбу хирурга я выполнил и поднял на ноги три десятка раненых, которых можно назвать легкоранеными, не девушкам же носилки вытаскивать наружу, хотя до этого они в основном этим и занимались. Пусть мужики поработают. Пока вылеченные мной раненые с изумлением двигали вылеченными конечностями или телами, там бегал Игорь, проверяя их состояние, я столкнулся на выходе из вагона с Лютовой. – Скажите, – прямо спросила она, серьезно взглянув в глаза. – Если бы вы не получили, что хотели, вы бы так ушли и никого не лечили? Почесав затылок, я честно ответил: – Да лечил бы, почему нет. Только представьте себе то, что вы наблюдали с тем лейтенантом, произошло бы со многими тяжелоранеными… Что бы вы делали? – Да-а, – протянула главврач, зябко передернувшись, и честно ответила: – Хреново было бы.