Очнулся я, когда победа была присуждена моей сопернице. На улице уже был поздний вечер, мы с дамой вышли в финал, и после довольно упорной борьбы та честно выиграла у меня. Я даже и не поддавался. Одна из тех домашних заготовок сработала. Эта новая, ещё не видел, нужно взять на вооружение. Однако дама мастер, этого не отнимешь, так что я искренне поблагодарил её за интересную игру. Не забыв поцеловать ручку. Ну и наблюдал, как та получает приз. А это был эксклюзивный набор для игры в шашки, ручная работа. Дальше я постарался незаметно затеряться в толпе и уйти на улицу. Есть не хотелось, во время игры дозволялось делать перерывы и посещать буфет, что работал до самого конца. Там не только бутерброды были, но и вторые блюда, первых не имелось. Так что я был сыт. Поужинал час назад, перед игрой, бутербродами с двумя стаканами чая. Про звонок я не забывал, время от времени всплывало это в памяти, но чем дальше, тем легче мне было отмахиваться, слишком увлёкся игрой. К тому же заметку тоже не сразу выложили – на второй день; я ждал, ну и они подождут. Это не месть, я действительно не мог уйти из зала ДК, пока не закончится игра. И у меня есть увлечения, которые могут полностью занять мысли. Все мы люди. В этот раз у таксофона был всего один человек в очереди – ха, очередь из одного человека, и один в будке. Мне пришлось минут двадцать простоять, пока эти двое наговорятся, за это время в очередь ещё трое встало, так что, пройдя в будку телефона-автомата, я бросил монетку и сообщил дежурному телефонисту – впервые слышал, чтобы телефонистами мужчины были, обычно это чисто женская работа, ну кроме военной связи, – что следует вызвать такой-то номер. – Соединяю, – услышал я, а потом, после нескольких щелчков переключения, установилась связь. – Слушаю, – услышал я прелестный женский голосок, правда немного усталый. – Доброй ночи. Я по поводу объявления в газете. Кажется, я нашёл вашего щенка. – Извините, юноша, но нам его уже вернули. Спасибо, что позвонили. – Щенок был не один. Рядом лежали альбом и тетрадь. – Одну минуту. Ожидайте. Последовали недолгие переключения и пощёлкивания, а я на часы посматривал, вроде скорость обнаружения места телефона сейчас выясняется быстро. Было дело, у нас в военном городке дивизии, где я до перевода на должность командира полка прослужил начальником оперативного штаба дивизии, завёлся телефонный хулиган. Звонил разным людям, в основном ночами, пугал. Особисты его по телефону и вычислили, успели до того, как тот трубку сбросил. Пары минуты им хватило. Ожидая соединения, я поглядывал на часы. Если поговорить не удастся, бросаю трубку и бегу. Если что, золото припрятано, как покинуть Союз, найду возможность. Хотя, может, и тут поживу, до девяностых. Я же не знаю, что там дальше было после моего ареста, нужно посмотреть. Ни во что не вмешиваясь – до чего дойдёт страна ко времени моей бывшей смерти. Может, с развалом Союза и в Америке побываю? Да нет, не может, точно побываю. Поищу способы их уничтожения. Они нас вирусами, а мы их ядерными бомбами. Или нужно найти другие возможности. Это если этот эпизод не сработает в совместных действиях с целым государством. Всякие всё же случайности бывают. Хотя, думаю, история тут пойдёт по иному пути. Всё же тетрадь передал, а там многие ключевые моменты истории указаны. Могут они и по-другому пойти теперь. Не знаю, посмотрим. Да нет, точно пойдут, как к власти приближённые разберутся, что в тетради правда, когда описанное начнёт сбываться. Тут после очередного шуршания послышался трудно узнаваемый из-за не очень хорошей связи голос генерала Власика. Интересно, сколько народу нас слушает, что своими подключениями создали столько помех? – Мун? – уточнил он. Это имя я ему не говорил, можно было узнать только из тетради, где была дана короткая биография Муна. Значит, или перечитал тетрадь, или ему сообщили мои новые данные, полученные вместе с телом. Правильный ход, сразу развеивает все сомнения. Теперь нужно лишь доказать, что всё написанное и нарисованное не плод моего больного воображения, а реальность, какой бы она страшной ни была. Уж я постараюсь это сделать и всё донести до руководства. – Он самый, – почти сразу ответил я. – Полное имя? – потребовал тот. – Пак Мун Хо. – Хорошо. Руководство приглашает тебя на встречу. Кстати, почему так поздно позвонил? Тираж вышел ещё утром. – Вы вчера тоже не особо торопились, – проворчал я и, к своему удивлению, получил исчерпывающий ответ: – Вчера не успели, тираж ещё ночью был распечатан и готовился к доставке на почты и в пункты продажи. Никак не успеть было. – Хм. У меня тоже была очень уважительная причина. Пока в очереди у таксофона стоял, большая очередь была, выходные всё же, увидел на афише объявление турнира по шашкам, всерайонные – городские, получается. А я фанат шашек, у нас в дивизии комдив любитель был, ну и все стали игроками. Я в пятёрку лучших входил. Решил, что время есть, поиграю. Только что закончился турнир, я сразу вспомнил о звонке и побежал к телефону. Вот, позвонил. – Выиграл? – Продул. Там дама была, Алевтиной Анатольевной зовут, настоящий мастер, я даже не поддавался, хотя и подумывал, всё же слабый пол. Честно выиграла. – Место какое занял? – Второе всего лишь, утешительный приз в виде билета на балет. Я не любитель, подарил Алевтине Анатольевне. – Поздравляю, второе место тоже неплохо. Ты сейчас где? Сам желает тебя видеть, и чем скорее, тем лучше. – Я так понимаю, с вещами нужно собираться? – Конечно. Сам же написал, чем хочешь заняться. Одно фехтование чего стоит. – Значит, читали, – сделал я вывод. – Ладно, записывайте адрес, жду… Продиктовав адрес и узнав, что тот сам за мной приедет, я метнулся из будки к проезжей части, в будку уже стучали другие нетерпеливые желающие позвонить, и поднял руку, тормозя машину, которая, к счастью, остановилась, хотя таксомотором и не являлась. Сговорившись подвезти, поехал обратно к дому. Водитель высадил у входа в арку, так что я побежал ко входу в подъезд. Забежав наверх, торопливо прошёл к себе в комнату и, осмотрев вещи, уже всё было собрано, направился к соседке. Постучав, сказал выглянувшей соседке: – Марья Павловна, меня сейчас заберут, и я буду жить за казённый счёт, служба, сами понимаете. Деньги мне уже не нужны, а вам пригодятся, у вас семья. Я сам фронтовик и считаю, что помощь семье фронтовика – это долг любого мужчины. Держите, тут почти двадцать тысяч рублей. Мне без нужды они. К чести той, она поначалу отказывалась, удивившись моему возрасту и тому, что я называю себя фронтовиком, а потом, видимо решив, что я сын полка, были и такие, деньги всё же взяла. Это ей посоветовал один из соседей, тоже, кстати, фронтовик, рабочий одного из заводов, что с интересом наблюдал из очереди в туалет за нашим разговором. Остальные, впрочем, тоже. – На сберкнижку положите и берите сколько нужно, – посоветовал я ей. – Резерв всегда пригодится. Та поблагодарила со слезами на глазах, надо было всё же к ней в комнату зайти, столько свидетелей нашего разговора, а сам, возвращаясь было к себе, повернулся к очереди, что, шушукаясь, обсуждала увиденное. – Дядь Жор, сейчас люди в форме прибудут. Скажете, в какой я комнате проживаю, хорошо? – Ты что натворил? – нахмурился тот. – Пока ничего, я всего лишь важный свидетель. – Хорошо, укажу. Пройдя в комнату, я сел на стул и стал ждать, подперев рукой правую щёку. Сел у стола, положив локоть на столешницу. Осталось только ждать. К чести Власика, тот приехал действительно быстро, и двух минут не прождал, как отворилась дверь и в комнату прошли три офицера. Руки на рукоятках пистолетов, кобуры открыты были, глаза всё обшаривают, особенно задерживаясь на оружии, что было демонстративно выложено на столе, включая трость со слегка обнажённым клинком. Я был честен, всё показал. А про то, что корейской борьбой занимаюсь, в тетрадке было написано. Дальше зашёл сам генерал Власик, что, так же осмотревшись, мотнул головой, говоря: – Поехали, тебя уже ждут. Ты даже не представляешь, как тебя ждут. * * * Одиннадцать лет спустя. Конец весны 1949 года. Южная Корея, окрестности Пусана. Вечер Уже привычно перекатываясь, стараясь не получить травм от многочисленных камней, вросших в склон, я мягко встал на ноги и осмотрелся, зажимая рану на голове. Жаль, что я прихожу в себя в этом теле раз за разом только после того, как её получил. Учёные Союза, изучая эту особенность, предположили, что травма и является причиной духовной смерти Муна и вселением меня в это тело. Я был склонен с этим согласиться, хотя были выдвинуты и другие версии, тоже вполне логичные, но эта мне показалась более правдоподобной. Да уж, в четвёртом эпизоде я прожил аж одиннадцать лет, но не скажу, что меня там всё устраивало, хотя плюсов было не меньше. Я не был таким оракулом, которого слушали все с открытыми ртами. Выслушивали, анализировали и делали так, как сами считали нужным. История стала меняться, этого не отнять, но не совсем так, как я думал, хотя общая жизнь в Советском Союзе и стала лучше, причём заметно. Сталин в тот первый день, помнится, долго со мной разговаривал, до самого утра, а потом меня отвезли на служебную квартиру под охрану, где я жил почти неделю. Особо не нервничал, что меня забыли, тем более мои просьбы выполнили и учителя были предоставлены. Меня к ним на машине возили. А тренировался я с людьми Власика, возвращаясь с синяками. Отметелили меня там не раз. За револьвер, коим угрожал генералу, мстили. Потом отошли, отвели душу, но тренировки от этого легче не стали, да и не нужно было. Парни были чисто самбистами, и было интересно с ними позаниматься. Я кстати, тренировки потом не забросил и перешёл на самбо, впоследствии получив второй разряд по нему. Учили-то меня боевому самбо, а сдавал по спортивному, оттого и второе, не всё применять мог. Кстати, по фехтованию был первый разряд, как и по шашкам. Выиграл всё же чемпионат Москвы по ним. Да, на гитаре я теперь играю отлично, сам это вижу, на пианино играю хорошо, выше среднего, но каких-либо вершин не достиг. Да и играю чисто для себя, для души. Сядешь, бывало, проведешь по клавишам и отдыхаешь, отдаваясь музыке. Я в такие моменты вообще из действительности выпадаю, живу музыкой. Многие говорят, что у меня талант, но я так не считаю. Ещё на аккордеоне научился играть, но это так, можно сказать, побочный интерес, сторонний. Да, по моей просьбе меня почти год тренировали на базе роты осназа дивизии Дзержинского, на будущее, так сказать. Особенно ножом хорошо научили пользоваться, а также стрелять из пистолета. Тут нужен особый навык. Он в Союзе не особо развит, но нашёлся специалист по пистолетной стрельбе. Результат – взял второе место по спортивной стрельбе из пистолета по городу. Четыре года учили, не шутки. Почти мастером стал, хотя инструктор считал, что без почти, своим учеником гордился. Из навыков, что я приобрёл за эти годы жизни в Союзе, можно ещё вспомнить про морское дело, которое я не забыл и не отложил. Учителя из старых шкиперов торгового флота мне нашли, тот особенно хорошо давал знания по акваториям Восточно-Азиатской части морей, учил, как высчитывать координаты, от древних навигационных приборов до современных. На карте курсы прокладывать, высчитывать дрейф и сход с маршрута при боковом ветре – да всё! Эти знания я получил в Москве, где прожил первые три года. Практику получил уже после смерти Сталина, после пятьдесят седьмого года, когда переехал в Севастополь. Там вступил в клуб любителей парусного спорта, устроился туда же работать и изредка ходил под парусом. Но под охраной, даже после смерти Хозяина я оставался секретоносителем высшей категории, поэтому охрана была. Да, в Севастополе я прожил чуть больше трёх лет, по приезде сразу поступил в медицинское училище, на сельского фельдшера учился. Учёба должна была продлиться четыре года. Не успел окончить, хотя многое выучил за это время, память-то у меня идеальная. Хотел экстерном училище окончить, да решил не спешить, и вот как получилось. Меня не убивали, если вы об этом, был самый обычный несчастный случай при дорожно-транспортном происшествии. Хотя нет, всё же не самый обычный. Однако то, что это было случайностью, я могу гарантировать. Если проще, то я стоял у входа в магазин, где купил продукты, жена попросила, и да, я был женат, как раздался рёв мотора и удар. Обернувшись, я увидел, как водитель грузовика пытается остановить свою хлебовозку со спуска, с явно отказавшими тормозами. Въехал тот не в людей, впереди был затор, светофор горел красным, а в столб. Вот этот столб и стал падать, причём на меня. Я успел отпрыгнуть в сторону, но провода хлестнули, и помню лишь боль в шее и хруст позвонков. Видимо, резко натянувшийся и сыгравший провод перерубил мне шейные позвонки. И такое бывает. Одно хорошо, квартира неплохая жене останется, детей у нас не было, солидная сумма на сберкнижке позволит ей прожить достаточно долго, ни в чём себе не отказывая. Да та и сама работает, пусть старшей операционной медсестрой, но работа вполне неплохая. Сам я с женой жил без любви, мне была нужна женщина, для всего нужна, и в быту, и в постели, и я выбрал Настю. Та против тоже не была, одногодки мы с ней, шесть лет прожили душа в душу, больше уважая друг друга, на уважении семья и была построена. Остальное же опишу сейчас, пока лежу ночью у костра, попив воды и поев риса с рыбой, и могу позволить себе подумать. А было о чём рассказать, и приятно осознавать, что те изменения связаны с моими действиями. Если бы я к Сталину тогда не пришёл… а ведь обиделся он на меня за то, что я его мягкотелым назвал, описав, к чему это привело. Да уж, и не знаю, с чего начать. Думаю, лучше по порядку, чтобы не сбиваться с мысли. Когда меня забрали из коммуналки и отвезли на территорию Кремля, некоторая дрожь волнения всё же присутствовала, хотя я и был внешне совершенно спокоен. Говорили мы долго. Потом недельная заминка, и следом десять дней я в подробностях описывал как свою жизнь, так и все эпизоды. Причём где-то через пару недель привели Анну, ту самую девушку, с которой я уже встречался. Та подтвердила, что я предупредил их в ресторане. До этого та меня ни разу не видела. Анну звали на самом деле Юлией, и ей было девятнадцать, работала переводчиком с корейского во внешней разведке. Говорю же, врали мне всё и про родственника генерала и остальное, обычная медовая ловушка для южнокорейских генералов. Да не важно, когда мне наконец поверили, уже всё, все проверки были проведены и всё подтвердилось, а это длилось больше двух месяцев, то меня передали учёным, и те стали создавать архив по всем моим воспоминаниям. Идеальная память, та, что восстановилась при переселении, в этом помогала особенно. Кстати, память Муна их тоже интересовала, сделали архив. Я предложил написать пару книг про перемещенных во времени, но мне вежливо отказали, наложив гриф секретности на эту тему. А вот музыку и песни – всё, что вспомнил, вытянули. Я за это разовый гонорар получил, и не как создатель, а как носитель. Естественно, меня как профессионального лётчика не могли оставить в стороне. Я уже летал на разных машинах, включая МиГ-15, показывая, что говорю правду. Ну и фигуры высшего пилотажа покрутил, тренировочный бой устроил. Впечатлил. Сталин, кстати, на аэродроме присутствовал, следил за ним. Бой на «мигах» был, на поршневых до этого проводили. После того боя меня официально оформили работать на один из заводов специалистом и лётчиком-испытателем с высокой зарплатой. Правда, я испытывал только те машины, которые уже в серию пошли, то есть поддерживал свой лётный навык. Ну и учил, учил лётчиков летать на реактивных истребителях, и бить, бить противника. Всё же опыт изрядный у меня имелся, как-никак я сам учился по тому, что наши накопили из опыта по Корее, а во Вьетнаме я лично был. Тут не только управление самого истребителя, но и управление соединениями, ввод в бой новых подразделений, перегруппировки и остальное на уровне полк, дивизия, корпус. Выше меня не учили. Реактивная авиация не поршневая, и тут множество своих нюансов, которые наше ВВС могут получить только в бою. Не зря же американцы через Корейскую войну провели почти все свои авианосцы, чтобы команды и лётный состав получили так необходимый им боевой опыт. Да и сами получили опыт таких локальных войн. Это был их первый, а потом последовали и последуют огромное множество остальных. Так что в плане реактивной авиации, в основном истребительной и штурмовой, я являлся экспертом даже сейчас, хотя многие наши лётчики и прошли почти четыре года активных воздушных боёв Корейской войны. Но ведь на усовершенствованных машинах её встретили, с нормальными шлемами и забралами, встроенными локаторами и системами наведения, системой дыхания и противоперегрузочными костюмами. Уровень оснащения даже был выше, чем у американцев. Учтено было всё, согласно методикам начала восьмидесятых. Тут эта война практически повторила то, что помнил и я, разве что под конец появились МиГи-17, став хозяевами неба, а чуть позже – их модернизированные версии, успев зацепить конец войны. То есть обе новейшие машины успели пройти боевые испытания и со всеми рекомендациями были отправлены обратно на доработку. В этой войне счёт был шесть с половиной тысяч самолётов противника против двух тысяч двухсот наших. Сюда включены и потери Северной Кореи в самом начале войны, да и Китая тоже. А так в этой войне снова наши боялись противокорабельные ракеты запускать, хотя корабельные группировки американцев были в зоне их действий. Боялись ядерного удара, которого так и не последовало, хотя войну американцы с треском проиграли, Корея стала неделимой, северяне правили. Однако опыт тут не только мы получили, но и американцы, что подтвердили, развязав уже несколько локальных войн. Обычно наши там тоже участвовали, как противовес американской экспансии, но это не всегда было. Естественно, я хотел повоевать, однако я был под такой опекой, что чихнуть не мог без спроса. Охрана отслеживала все мои движения и дела, что в последнее время бесило неимоверно, вроде и понимал, как это нужно, но зачем? Я уже отошёл от дел с приходом к власти Пономаренко. Я по факту был не нужен, всё, что знал и умел, передал, и вот учился дальше сам, найдя непыльную работу в яхт-клубе парусников. Работал там обычным служащим, за инвентарь отвечал. Одно успокаивало, другой шанс был, поэтому на учёбу так и налегал. Работал я до этого или на заводах, или на военных аэродромах, со Сталиным виделся всё реже и реже. О смерти по радио узнал, а на похороны меня так и не пустили. Тот почистил верхушку, очень жёстко. Хрущёв мелькал в служебных разбирательствах, а судили его за растраты и связь с сионистами. Дело врачей было прекращено, все, кто нагнетали его, чтобы пользуясь этим делом убрать верных Сталину людей, сами полетели из кресел. Власик сохранил свой пост и охранял Сталина до самой смерти. По крайней мере, я был уверен, что он умер сам, месяц в больнице лежал. За полгода до этого передал бразды правления Пономаренко, ещё за год объявив его своим преемником, вот тот и взялся за дело. Но чуть мягче правил, чем сам Сталин, при этом не отменил контроля правящей верхушки спецслужб. Его об этом строго-настрого предупредили. Да и по поводу детей чиновников, так называемой золотой молодёжи. Был принят закон, что пока парень не отслужит в армии, в боевых частях, никакого института ему не видать, и это правило действовало и после смерти Сталина. Непонятно, почему была выбрана эта кандидатура, Берия сам отказался и руководил Президиумом, до выхода на пенсию год назад. Сейчас проживал с семьёй на даче у Поти. Да, Сталин выполнил мою просьбу оставить в секрете, кто я и откуда. Об этом знал ограниченный круг лиц. Тот же Берия был в курсе, я полгода до своей гибели ходил к нему на паруснике, дача у того на берегу моря находилась. У нас сложились хорошие отношения, а вот с Пономаренко нет, ему эту информацию не доводили, и похоронили под таким слоем бумаги в архиве, что не всякий докопается. Оттого я так и жил спокойно на берегу Чёрного моря. Всё хорошо было, и политика партии мне нравилась, новый курс взяла, не нести коммунизм другим, а сперва построить настоящий коммунизм у нас, и внешняя политика, и остальное, но постоянный контроль, почти полное отсутствие свободы эти годы вызывали у меня одно решение: если я снова появлюсь в теле Муна, то повторяться не буду, хватило мне золотой клетки один раз, лучше уж свобода. А своим и так помогу, письмами. Придётся, всё же родина. Жаль, я так в первых двух эпизодах не поступал. Про третий не говорю, там была попытка встречи, сами напортачили. О да, совсем забыл, порученца с такими данными у товарища Сталина не было, обманул меня Абакумов, своего человека подвёл. Ещё мне не нравилось, что мои предложения и просьбы игнорировали. Это я о предателях, осужденных бандеровцах и разных националистах. Нет, были пересмотры дел, многих расстреляли, другим пожизненное дали, закрутили гайки, как говорится. Тех, что ловили, приказывали живыми не брать, но с теми, кто проживал за границей, очень благополучно проживал, ничего. Так и не были созданы ликвидаторы. Израильтяне нисколько не опасались такие группы создавать и высылать их в разные страны, исполнять приговор суда, а наши в штаны наложили. Как же, что общественность скажет? А то, что воют из могил наши граждане, убитые, казённые и запытанные ими, требуя мщения? Это кого-нибудь волнует?! Это я Сталину при последней нашей встрече и сказал. Больше не встречались, видимо не по душе ему пришлись мои слова. Видел, что от души идут, и промолчал. Страх перед ядерной бомбардировкой постоянно довлел над ними, над нашим командованием, передавался и ему. Откровенно скажу, не совсем понимаю такой страх, я так помог настроить воздушную охрану границ, что вряд ли хотя бы один американский бомбардировщик долетит до крупных городов с такой бомбой на борту. Система охраны и раннего опознавания уникальные. Разработана и усовершенствована в конце семидесятых, и даже с тем, что есть, вполне возможно её выполнять, отчего производство локаторов дальнего и ближнего обнаружения, «сушек» и «мигов» было ускорено. Тут нужна была реактивная авиация. Систему выстроили за полтора года, и я доказывал, что граница на замке, с чем военные были согласны. Да, если будет массированный налёт, шансы прорваться есть, но ракетами и истребителями мы так их проредим, что возможность сброса бомбы на крупный город ничтожно мала. Даже если сбросят, не дай бог, конечно, то мы не японцы, что сразу подняли руки и сдались, злость и ненависть так колыхнёт нас, что мы и Аляску вернём, и в Вашингтоне свой флаг повесим. И нас не остановить. Если американцы думают, что сбросят бомбы и, когда война пойдёт не по их условиям, договорятся о перемирии или вообще о прекращении войны, то не договоримся. Сами все их города порушим и уничтожим своими зарядами. Око за око. Только вот мой доклад на эту тему Сталин прочитал и оставил без ответа. Вот такие пироги. Ну, что ж, всё, что было, рассказал и описал, теперь будем проживать пятый эпизод своим умом, благо успел подготовиться за эти одиннадцать лет. Есть фундамент приобретённых знаний, и это хорошо, будем накапливать личный опыт. Утром, как обычно, оставив семью беженцев на месте нашей ночёвки, я направился к месту остановки грузовика с водителем-засранцем. А это всё менять я не собирался, не видел причин. Как самолёт с золотом угоню, так и тот самолёт с неизвестным грузом. Да, в Союзе мне так и не сообщили, что там за груз был в самолёте. Этот «бичкрафт» я собирался и сейчас угнать, но чисто для себя. Хочу утолить своё любопытно и узнать наконец, что он перевозил. Какие только версии я ни строил, а узнать смогу только через месяц. Вот и посмотрим. * * * Этот месяц пролетел быстро. Штатно прошёл угон «дугласа» с золотом и радиостанцией на борту. Только в этот раз сохранил я всё, весь груз. Самолёт утопил, такой след оставлять глупо, а груз мне и самому пригодится. Также я вернулся в Южную Корею, пожив в Японии. Про трость не забыл, теперь для меня это оружие, умею обращаться, и очень неплохо, надо сказать, так что подготовился я хорошо. В нужный день я всё так же благополучно проник на борт «бичкрафта», а когда судно поднялось в воздух, совершенно спокойно прошёл к кабине и застрелил лётчиков. Даже жалко их стало, в который раз уже, бедолаг. Однако по-другому никак, как меня учили в осназе, никогда не оставлять свидетелей. Хотя я и делал грубейшие ошибки, но старался подчищать хвосты. Например, тот же «дуглас». По идеальному плану, тот должен был взлететь и просто исчезнуть, однако повторять всё то же в самолёте, что я делал раньше, золото за борт на парашюте и прыгать следом, я не стал. Причем в четвёртом эпизоде, где прожил в Союзе одиннадцать лет, я тоже сделал по-своему. В тот раз я сбросил золото над скрытой бухтой острова Агуни. Правда, промахнулся, и золото легко на пятидесятиметровой глубине метрах в трёхстах от берега, да и сам еле выплыл, течение сносило, но глубина подъёмная, и в будущем у меня была надежда золото поднять. Не пригодилось, одиннадцать лет ни разу Союз не покидал. Правда, о золоте рассказал, так что вполне возможно, его уже подняли. Хорошая добыча, почему и нет. Прислали подлодку из Владивостока, вот и подняли, координаты я точные дал. Только мне об этом не сообщали. А в этот раз я уже совершил посадку на пустынном берегу в районе города Циндао. Выгрузил всё, что было на борту самолёта, приходилось использовать костыль как упор, я не всё мог поднять, а уж часть так и сдвигал с места с трудом. Однако вытащил всё и замаскировал ветвями. Дальше снова поднял самолёт в воздух и, уйдя вглубь Китая, развернул машину и покинул борт над полосой берега. И тут ветер гадостный, стал сносить меня в сторону моря. Так что я снова в воду плюхнулся, но выплыл. А самолёт дальше улетел, управляемый автопилотом. Грохнется где-нибудь посреди Жёлтого моря. Потом двое суток жил на берегу, благо провизии хватало, но так и не встретил местных жителей. За это время закопал золото и оборудование радиостанции в одном удобном месте, парашюты, впрочем, тоже. Когда закончил маскировку тайника, направился к Циндао, где купил билет на пароход до центральной Японии. Дальше по обычной линии. Да, с сеньором Альберто встречался, тренировочный воздушный бой провели, я, правда, отказался на него работать, но за десять дней хорошо помог ему с подбором техники, и расстались мы приятелями, практически друзьями. С Анной-Юлией так же, предупредил о засаде, свои же, хотя и сволочи. Ещё ей в руки в зале того ресторанчика я передал плотный пакет с моими воспоминаниями по истории. Никаких историй о попаданиях в это тело, чисто аналитическая записка, довольно объёмная, о том, что будет с Союзом в следующие сорок лет, ну и о событиях в мире, включая природные катаклизмы и катастрофы. Находясь на территории Пусана, перед отправкой к городу Тэгу, я снова дождался выходных и в понедельник прихватил бухгалтера казино. Мне наличность нужна была. Хорошую сумму взял, даже больше, чем в прошлый раз. След так же увёл в сторону бедняцких районов, хотя меня повторно там и не грабили, но память у меня длинная. Пусть шерстят их. Золото я так и не трогал, как схоронил ящики, так и не прикасался. Как говорили специалисты, что обучали меня начальным навыкам работы за рубежом, на роль разведчика я не гожусь совсем, даже рядом не лежал. То есть я всё равно запорю всё дело, и как они ни вбивали мне основные правила конспирации… не в коня корм, одним словом. Я всегда действую согласно чуечке, импровизируя, какие бы последствия ни были, это их и бесило. Тем более обычно из всех ситуаций, что они подстраивали для тренировки, я выходил сухим из воды. Но всё же что-то я запомнил, например, по золоту. Не стоит тратить его там, где украл, всё равно найдут. Золото такая штука, что всегда оставляет след. Если увезти его на другую сторону планеты и там тратить понемногу, шансы есть оставаться долгое время незамеченным, но рано или поздно всё равно вычислят. Так что золото у меня пока так и оставалось НЗ. Жил на добычу, взятую с американских военных в Южной Корее. Ограбил их под видом бедняков с окраин Пусана. До сих пор, наверное, ищут. Так что денег на всё про всё мне хватало, включая пожить в Японии. Правда, они уже закончились, оттого и пришлось брать выигрыш казино за эти выходные. Нормально вышло, и к нужному дню успел прибыть в Тэгу, готовясь угнать самолёт. Однако в данный момент я нахожусь за штурвалом «бичкрафта», пока всё идёт по плану. В кабине резко завоняло сгоревшим порохом после выстрела, но ничуть не смущаясь, уже привык, я вытащил тело пилота с его кресла и сбросил на пол грузового отсека. Потом занял его место, перед этим быстро протерев сидушку. Не так и много попало, сразу тело убрал, не успела кровь натечь. Сейчас наберу нужную высоту, настроив полёт по заранее проложенному полёту к Окинаве, и наконец посмотрю, что в мешках и ящиках. Лететь часов шесть, успею. Я даже фонарик не покупал, знал, что у штурмана есть по штату, да и освещение салона присутствует, но всё равно немного волновался. Интересно же. Набор высоты прошёл штатно. Судя по полётному листу, моя высота двенадцать тысяч футов, это примерно три с половиной в километрах. Однако приборы тут были настроены именно на футы, вот я и поднялся на двенадцать тысяч футов. Убедившись, что самолёт летит по заданной траектории, я поставил автопилот и, покинув кресло пилота, направился в салон. Сначала распотрошил мешки. По одному, тщательно, мельком изучая написанное. В четырёх мешках были плотно запечатанные в толстую непромокаемую бумагу пачки листов. Я вскрыл один такой тяжёлый блок, примерно сорок на пятьдесят сантиметров да толщиной в десять, и увидел несколько странноватую бумагу. Зеленоватым цветом та слегка отливала. Похоже, в остальных пачках и мешках было то же самое. В двух мешках с надписью «почта» именно почта и была. Тех американцев, которых будут выводить из Кореи на днях, то есть фактически последняя их почта, сворачиваются они. Значит, то, что вызвало такой интерес к угону этого самолёта, отчего американцы решились на ядерный удар, находится в тех двух ящиках. Пока ничего интересного я не нашёл. Да и лётчики, когда я их при первом угоне допрашивал, говорили, что подобные ящики впервые везли. Точно в них всё дело. Проверил маршрут, всё нормально, боковой ветер был, но я нивелировал его и вернул машину на маршрут, после чего прошёл к ящикам с фомкой в руках. А она была закреплена за кабиной, над инструментальным ящиком. Так сказать, входила в комплект самолёта. Пришлось повозиться, пока я смог отодрать пару досок у одного ящика и посмотреть, что находится внутри. Ничего не понял, какой-то станок, или что-то вроде этого. Весь плёнкой замотан. С виду не совсем понятно. Приметив, что к внутренней стенке ящика прилеплен кожаный мешок с чем-то плоским, дотянулся и вытащил его, порвав ремешок. Было узко, сложно вытаскивать, но достал. В мешке оказалась папка со странным оттиском-эмблемой. Где-то я уже его видел. А, ну точно, эмблема ЦРУ. Вернувшись в кабину, я открыл папку и стал изучать, и по мере чтения мои брови от удивления поднимались всё выше и выше. Ага, понятно, что это за груз. В этих двух ящиках находился малый денежный печатный станок. Для печатанья настоящих американских долларов, который до этого, видимо, находился в Корее, а может, и в Японии. В документах об этом ничего не было, но везде эмблемы разведки США. А те упаковки в четырёх мешках – это бумага для печатанья денег. Тут в нарядах было указано, что это всё, что осталось неиспользованным и возвращается вместе со станками. То есть из бумаги в четырёх мешках можно напечатать четыре мешка денег, тех же стодолларовых купюр. Хотя судя по списку с номерами клише, там и более мелкие номиналы печатать можно, от одного доллара до ста, то есть полный перечень банкнот с разными номерами. Настоящих. Во втором ящике остатки неиспользованной краски, тоже для печатного станка, а также разные клише, наборы цифр и букв и дополнительное оборудование для станка. – М-да-а, – протянул я. – Ну станок для печатанья денег, и что? Из-за этого станка они устроили бомбёжку Пхеньяна с аэродромом и сброс ядерного заряда? Да не-е, чушь… Или не чушь? Если станок попадёт в руки к врагам США, достав бумаги и краски, начнут печатать… Хм, но теперь понятно, почему молчали правительства Северной Кореи и СССР. А мне что теперь с этим делать?.. Пришлось изрядно подумать. Станок бросать я не хотел. Я вообще планировал вот как сделать с этим транспортником. Долетаю до Окинавы и покидаю самолёт, опускаясь на парашюте. Самолёт, конечно, дальше летит неуправляемый, но если постараться и приложить немалую толику везения, то можно направить полёт так, чтобы тот упал на территории американской военной базы в районе складов. Конечно, попасть в склад боеприпасов – это из разряда фантастики, но чем чёрт не шутит? А теперь не знаю, что и думать. Эти два ящика и четыре мешка с бумагой терять я не хочу, уже идеи появились по поводу использования, причём шикарные. Китайцам тем же продам, они долларами всех обеспечат, обрушив экономику США. Шучу. Насчёт продажи шучу, по остальному нужно серьёзно подумать. Хм, пролетел я порядка трети пути, горючего на возвращение хватит. Можно посадить самолёт рядом с моим тайником с золотом и выгрузить всё. Только вот улететь уже не смогу, топлива не будет. Да и самолёт будут искать, всё перевернут, но найдут. Значит, нужно сделать так, чтобы тот разбился у всех на глазах, и по времени я не отставал. Разбился так, чтобы не определить по обломкам, что было внутри. Остров Агуни со старым контрабандистом? Да, похоже, снова придётся побеспокоить старика и в который раз познакомиться с ним. Тяжеловат тот на новые знакомства. Тем более я и так с ним повстречаться хотел. Повоевать в Корейской войне я не передумал, тут всё почему-то с ней связано, но морская группировка американцев меня просто бесит, вот и хочу через старика купить японскую подводную лодку и судно обеспечения. Экипаж тот тоже поможет набрать, тех же японцев, которые люто ненавидят американцев, должно хватать, включая моряков и их редкую касту подводников, а нет, и без него справлюсь. Тех же немцев наберу, и среди них добровольцев найдётся изрядно. А чем всё оплатить, у меня было, тут и золото можно пристроить. Уж за него мне всё найдут, лучше, чем за эти цветные фантики под названием американские доллары. Да, летим на Агуни, а потом разбиваем транспортник при свидетелях. Если такие вообще найдутся, всё же ночью всё будет происходить, под самое утро. Ничего, что-нибудь придумаю. Ох, и идей у меня, словами не описать. Пора, наконец, начинать свою игру. Даже не представляю, что может в реальности получиться. Ведь я не забыл про кару. Конец книги Продолжение следует