— Значит, точно ты. Зачем пришел, похвастаться или доложиться? — Об этом узнает ваш непосредственный начальник, и если надумает, сам доведет нужную информацию, — скривил я губы. — Ну-ну. Сам-то кто, или это тоже узнает только начальник? — Именно. Мы молча продолжили ожидать запаздывающего начальника, а я задумался, правильно ли поступил, что пришел. По всем прикидкам получалось, что правильно, но все-таки было у меня сомнение. Дело в том, что без серьезной поддержки мне тут будет тяжело, а вот если работать по местным бандам и националистам плечом к плечу с тутошними ребятами из НКВД, это будет уже другой уровень. Мне требовалась единственная помощь от них — информация. Ну, может, еще небольшое снабжение. Остальное я добуду у бандитов, перейду, так сказать, на самообеспечение. Не думаю, что прогонят меня, так как знаю, что они сами не очень любят местное отребье и стараются живыми их не брать. Кроме этого были еще планы на будущее. Войну я встречу здесь, в этом сомнений нет, но оставаться на оккупированных немцами территориях я не собирался. Для этого нужна надежная база, которой у меня не было, и подготавливать ее у меня желания не имелось никакого. Да и вообще, мне пятнадцать лет. К тому же мне было известно о том, как после войны относились к людям, жившим на оккупированных территориях — не всегда зажимали, но отметки в документах стояли. Вывод был один: мне необходимо переждать войну в таком месте, докуда она не дойдет. Да, я собирался жить в Москве, пока не придет срок моего призыва на действительную службу. После войны, если я ее переживу, вернусь в западные области и продолжу работу по уничтожению банд, бандеровцев и другой националистической швали. Вот такие у меня были планы. Так что мой приход к местным гэбистам был продуман, мне требовались документы внештатного сотрудника местного отдела. В будущем это будет огромным подспорьем. Может быть, по достижении определенного возраста попаду на службу в НКВД или СМЕРШ, я про него фильм смотрел. Тоже шанс, тем более это моя специализация — ловля диверсантов. Для того чтобы скорешиться с местными парнями, мне требовалось доказать свою полезность и то, что я им нужен куда больше, чем они мне. Тогда работа пойдет. Нужно стать для них своим, тем, кому доверят спину даже такие недоверчивые парни. А я постараюсь их не подвести. Свое слово я старался на ветер не бросать. Родители и дед воспитали так. Западенец, а слово держит. У меня на прошлой родине это ничего другого, кроме ядовитого смеха у населения, не вызвало бы. А я вот старался держать слово, и все тут. Так что получалось, что единственное, что мне требовалось от местных гэбистов — это защита. Да-да, именно защита. Под их прикрытием я могу работать свободно. Главное, не переусердствовать, чтобы это не всплыло, а там работай как хочешь, если договоримся, конечно. Бумага, что мне, возможно, выдадут, в будущем ой как пригодится. Я буду в состоянии прикрыться от действий любых органов. Ну, кроме самой конторы, конечно. Вот такие у меня были планы. Конечно, можно работать одному, попасться на глаза я могу пятьдесят на пятьдесят. Да и то если поймают на месте уничтожения очередного националиста, а так попробуй докажи. Но требовалась база и частичное снабжение, в основном боеприпасами и тем, чего у бандитов не достанешь. Короче, решение принято, и менять я его не собираюсь. Если пошлют куда подальше, то тогда буду работать с оглядкой в одиночку, уйдя до начала войны в леса, а там уже можно отходить вглубь страны. Мне требовалась чистая жизненная история. Я уже сейчас думал, как буду жить после войны. Да, основная идея и смысл жизни у меня — месть, и я буду мстить жестко, без сантиментов и компромиссов, но и о мирной жизни стоит подумать. Через десять минут дверь с легким скрипом отворилась, резанув этим неприятным звуком по нервам, и в комнату вошли двое мужчин в форме сотрудников НКВД. Один имел шпалы капитана ГБ, второй — старшего лейтенанта. Оба коренастые, обоим за тридцать, ближе к сорока. Подумав, я встал с табуретки и молча посмотрел на командиров — разговаривать в присутствии наглого мамлея не хотелось. Пусть старшие решают, кому тут быть. * * * Выйдя из отдела НКВД, я неторопливо направился вверх по улице в сторону школы. Прежде чем идти домой, следовало узнать, что у меня там с экзаменом, какая оценка, и разузнать насчет экзамена по географии, что должен быть завтра. Сегодня отдыхаем, ничего учительским составом для дальнейшего мучения детей не запланировано. Неторопливо я шел по причине задумчивости, нужно было проанализировать наш разговор. — Товарищ капитан госбезопасности, — обратился к нему младший лейтенант, сразу же приняв стойку смирно. — Вот, сам пришел. Документы Черного принес. По описанию схож. Хочет поговорить лично с вами. — Выйди, — негромко велел капитан, и как только сотрудник это сделал, приказал: — Говори. — Думаю, сначала лучше представиться, — сказал я, мельком посмотрев на второго командира, что остался в комнате. Видимо, он пользовался полным доверием у начальника отдела. — Евгений Романович Иванов. Сын подполковника Иванова, которого убили бандиты в декабре прошлого года. О причинах моей схватки с бандитами теперь, думаю, можно не говорить. Они лишили меня семьи, и я хочу заняться их уничтожением. Ликвидацией, если проще. Я бы хотел работать на вас, вернее даже не работать, а сотрудничать, это более близкое по смыслу слово. Моя работа, которую я себе выбрал, заключается в уничтожении бандитов в лесах и других местах, где их обнаружу, кроме населенных пунктов. По мере поступления сведений, я буду передавать их вам, и именно вы будете заниматься задержанием бандитов и особенно их пособников, что скрываются в городах и селах. Мое только «зеленка» — леса, проще говоря. Буду работать под местного крестьянского паренька, передвигаясь на подводе с сеном. Прикрытие идеальное. Я понимаю, что слова пятнадцатилетнего парня всерьез воспринимать трудно, но у вас в руках блокнот с показаниями Прохора Черного, и есть показания полковника Кириленко. Это, надеюсь, заставит серьезно отнестись к моим словам, а также к тому, что я сам пришел с предложением о сотрудничестве, так как на одном деле останавливаться не собираюсь. Действовать я начну через десять дней, уйдя в леса, остальное время собираюсь пустить на подготовку и окончание школы. Замечу, у меня экзамены, а я дисциплинированный ученик. За это время вы проверите всю информацию по блокноту, и тогда мы поговорим более предметно. У меня пока все. — Садись, — кивнул капитан на табурет. Дождавшись, когда я выполню его приказ, он стал прогуливаться от стены к стене, но через минуту остановился: — Молодец, все по полочкам разложил, видно, что о нашем разговоре очень много думал. Только пришел ты не из-за этого. Совсем не из-за этого. Я могу предположить, что у тебя хватит силы воли охотиться на бандитов в лесах, скоро это действительно станет бедствием, милиция не справляется. Однако некоторые моменты ты не озвучил. Или не захотел, или не учел при планировании перед нашей встречей. Мне их описать? Посмотрев исподлобья на остановившегося перед столом капитана, я разлепил склеившиеся губы и сказал: — Сделайте милость, товарищ капитан. — Пришел ты потому, что знал, мы быстро выйдем на тебя. Стоит передать твое описание всем постам, и вот — о чудо! Опознанный паренек в старом танкистском комбинезоне проехал на статном коне в сторону армейских конюшен. Так что не пришел бы ты, все равно бы сидел на этом табурете, только чуть позже. Именно поэтому ты и не забрал вооружение с хутора, знал, что мы заставим тебя его сдать. — Допустим, — слегка неопределенно кивнул я, когда капитан на миг остановился. — Какие еще у меня могут быть причины? — Прикрытие, естественно, что же еще? — развел руками капитан. — Эти территории просто набиты войс ками, и ты, несмотря на маску деревенского паренька, быстро попадешься если не в наши сети, то милиции. Осведомителей тут мно-о-ого, быстро сообщат куда следует. Именно поэтому тебе и нужны документы нашего сотрудника, хоть и внештатного. Тогда да, для постов ты станешь невидимым. Есть еще одна, можно сказать, несостыковка. Я часто приходил к вам домой, общался с твоим отцом, с которым был знаком еще по другим местам службы. Ты меня не узнал, амнезия действительно есть. Но вот в таком случае встает вопрос. А за кого ты мстить собираешься? Отца ты не помнишь, он для тебя, получается, никто. Незнакомое изображение на фотографии. Капитан остановился у стола и, положив на столешницу руки, немигающе посмотрел мне прямо в глаза. Вспомнив семью, я зашипел от ненависти и произнес, глядя прямо в глаза капитану: — Есть мне, за кого мстить. Это… мое… дело… и я не становлюсь. Несколько секунд капитан молчал, после чего, вздохнув и устало потерев переносицу, кивнул: — Верю, не остановишься… Непонятный ты, это-то и настораживает. — А вы поверьте мне, понимаю, что это трудно, но я постараюсь не подвести. Поймите, это наше сотрудничество, оно же взаимовыгодное. Вы мне передаете сведения и моим рукам убираете неугодных. Я знаю, что есть у вас такие, что мешают, но тронуть их не можете, чтобы не вызвать народный резонанс. Взять тех же священников, что помогают националистам и откровенным бандитам. А мне их не жалко, могу так их отработать, что все это будет напоминать несчастный случай. Лучину, вон, например, не погасили. А бумаги с протоколами допросов будут у вас на столе. Только по детям и женщинам я работать не буду. Уж извините. Не бандит, до такой степени не оскотинился. — Пятнадцать лет, значит?! Ха! — У меня было время подготовиться, — усмехнулся я. — И хорошие учителя. — Проверим… Ладно, я приму решение насчет тебя. Сейчас пройдешь за старшим лейтенантом Немцовым и доложишь ему, как все происходило с освобождением Кириленко. Потом свободен, но через семь дней я тебя жду. В шесть вечера. Ясно? — Да, — коротко кивнул я. — Пошли, — тронул меня за рукав молчавший до этого командир. Мы с ним поднялись на второй этаж и в кабинете Немцова, оказавшегося замом капитана госбезопасности Рогозова, начальника Луцкого отдела НКВД по Волынской области, в течение часа разбирали все мои действия, занимались описанием трофеев, ну и написанием рапорта на имя Рогозова. После этого я расписался, и в сопровождении рядового бойца был выпущен из здания с повторным напоминанием явиться через неделю в шесть вечера. Вот и все. Два командира стояли у окна и наблюдали, как по улице неспешно идет паренек. — Ну и почему ты его не привлек? — спокойно спросил старший лейтенант Немцов. Было видно, что командиры были друзьями, и когда находились вдвоем, позволяли себе обходиться без лишних формальностей. — Лет на десять лагерей он вчера настрелял. — …и спас полковника из рук бандитов, — задумчиво протянул капитан Рогозов, не отрывая взгляда от фигурки парнишки. — Странный он… очень. Ты видел его глаза? Я столько ненависти ни разу не видел, даже когда допрашивал упертых националистов. Думаю, он нам пригодится. Сам знаешь, моя чуйка еще ни разу не подводила. Ты, кстати, мотай на ус, у нас тут другие порядки, не как на твоей прошлой работе. — Да знаю, это я так… Ты что, действительно его собираешься выпустить из рук? Что он там в лесу делать будет? А если это бравада была?.. Хотя отвечал он на вопросы очень грамотно, если бы не внешность, подумал бы, что передо мной сидит кадровый армейский командир. — Ты пригляди за ним, отправь Васильева, пусть проверит все, что с ним происходило, и что он делал с момента того нападения. — А если это не Иванов? — Подмена, имеешь в виду? — Именно. — Да нет, Женька это. Странный, внезапно повзрослевший, но он. Меня очень сильно интересует, а за кого он мстить хочет? — Есть история, о которой мы не знаем?.. Хм, сегодня же отправлю Васильева, сейчас же. — Да, пусть очень тщательно проверит подноготную этого парнишки… — А особисты? — А вот особистам сообщать о нем не надо. Это уже будет черной неблагодарностью, ведь спас Кириленко-то. Хотя парни там тоже нормальные, однако могут перетянуть его к себе, а нам этого не надо. Нет, оформи все как помощь неизвестного, которого по горячим следам найти не удалось. Пусть они там дальше копают, парня им не отдадим, самим пригодится. — Сделаю. Парнишка уже давно свернул за угол, а командиры продолжали разговор, сменив тему беседы. С той информацией, что принес парнишка, у них появилось огромное поле для работы. Дней на пять для всего отдела без выходных. Именно это и обсуждали командиры. — М-да-а, поговорили, — пробормотал я себе под нос, механически шагая к ближайшему перекрестку. — Сделали меня, как младенца. А говорили, что кроме расстрелов кровавая гэбня ни на что не годна. Сюда бы этих умников свидомых! Однако, несмотря на то что разговор пошел не по моему сценарию, закончился он, как я и надеялся. Меня выслушали и пообещали после проверки принять решение, намекнув, что я для них темная и непонятная личность. Где-то так. Улица была пустынна. Поэтому я без опаски бормотал, мне так лучше думалось. Повернув на перекрестке, я задумался и, махнув рукой — будь что будет, — энергично зашагал в сторону школы. Что мог, я сделал, а правильно или нет, время покажет, чего горевать и мучиться? До школы было идти недалеко, и уже через семь минут, стуча каблуками по ступенькам, я поднялся на крыльцо и, потянув на себя тяжелую дверь, вошел под прохладные своды. Неожиданно пустые и тихие. Учительница оказалась на месте, поэтому я без проблем узнал, что получил за экзамен. Оказалось, что пять, хоть и с натяжкой. Не все оказалось правильно. Были ошибки в диктанте. В основном из-за торопливости, как пояснила мне учительница. После этого я узнал насчет завтрашнего экзамена и, покинув школу, направился домой. Наверняка сестренки волнуются, хотя я в последнее время приучил их, что могу не ночевать дома, оставаясь на конюшнях. Так я готовился к ночной работе по священникам, но вот пригодилось в другом случае. Удачно мне та банда попалась. Правда, я по той дороге за два последних месяца раз двадцать проезжал, но все равно в двадцать первый раз, хоть и случайно, произошла эта удачная для меня встреча. В Луцке, как и в любом другом городе, был свой рынок. Он располагался на окраине, и торговали на нем не только продуктами, но и вещами. Вот туда, после короткого раздумья, я и свернул. Время есть, почему не начать делать закупки уже сейчас? Например, не купить крепкую крестьянскую одежду? Что за мной может быть установлена слежка, я скорее предполагал, но не проверял. К чему? Мне требовалось их сотрудничество. Правда, на подходе к рынку я все-таки не выдержал и слегка проверился с помощью отражения в стекле витрины парикмахерской. Вроде была слежка. Может, мне и показалось, я скорее теоретик в этом деле, но невысокий мужичок в неброской одежке шел в том же направлении, что и я. Это было подозрительно. Ничего, на обратном пути проверимся еще раз, мало ли. Неторопливо шествуя между рядов, я слушал шум базара и лениво крутил головой, поглядывая на товар, продавцов и покупателей. Было еще утро, но народу хватало. Вокруг кудахтало, блеяло, пахло копченостями и свежим хлебом — ряды с домашней едой и живностью. Только в одном месте я не выдержал и остановился — купил два еще теплых пирожка с картошкой, за четырнадцать копеек. А то завтракал три с лишним часа назад, уже проголодаться успел, а до обеда еще два часа. Пройдя эти ряды, я вышел уже в другой район рынка. Так-то он был небольшой, но я специально шел медленно, чтобы успеть поесть да поглазеть на крестьян, на их поведение. Они привлекали к себе внимание крестьянской основательностью, неторопливостью и легкой хитринкой. Мне попалась пара парней моего возраста, они были осмотрены особо тщательно. Хотя не думаю, что копирование их одежды мне пригодится. Крестьяне приехали в большинстве в праздничном, а не в повседневном, более простом, а мне нужна именно повседневная одежда. Крепкая, чтобы надолго хватило. В это время я заметил на одном из рядов кроме пучков укропа, петрушки, лука и другой свежей зелени две корзины с одеждой. Подойдя ближе, я присмотрелся к ней: — Что у вас тут? — спросил я пожилую женщину. — Сыночка моего, вырос. Вот, продаю. Только зачем тебе, видно же, что городской? — Да мне для рыбалки. А то пошел один раз, да под дождь попал, так извазюкался, что не отстирать было, да еще штаны порвал. Вот и хочу купить простую одежду. — Да у меня она почти новая, стираная. Смотри, конечно. Доставая одну вещь за другой, я стал примеривать на себя. Не переодеваясь, просто прикладывая. Женщина-продавщица квохтала рядом, помогая и нахваливая товар. За десять минут я подобрал серую рубаху моего размера с длинными рукавами и темно-серые штаны из плотной ткани. Они мне были немного малы по длине, но в сапогах не думаю, что это будет заметно. Кроме рубахи и штанов я купил черную жилетку из кожи и ткань на портянки. Мягкая такая, самое то. За все отдал четыре рубля с мелочью. Продавщица сложила покупки и перевязала тесьмой. После чего я двинулся дальше. Буквально в соседнем ряду обнаружил старичка-горожа нина, что продавал несколько пар крепких кожаных сапог. Кирзы, похоже, еще не существовало. Стыдно признаться, я не помнил, когда ее изобрели и стали массово выпускать. — Почем сапоги, дед? — посмотрев на его руки, я задал еще один вопрос: — Сам шьешь? — Тачаю понемногу, — степенно ответил тот. Мы перемерили три пары сапог, пока я нашел подходящие. И размер мой, и сидят как влитые. Главное не вырасти из них, сапоги были больше на полразмера, но если дальше буду расти, останусь без обуви. В кармане у меня было без малого триста рублей — две зарплаты командира РККА. За сапоги я отдал тридцать пять. Солидная сумма, но те были новыми и крепко сшитыми. — Не волнуйся, ты проносишь их столько, сколько я проживу, — успокоил меня сапожник-продавец.