– М-да, найти такой штаб и навести на него авиа цию – это несомненный успех, – задумчиво пробормотал я. – Что делать будем? – Узнайте, куда направлялся этот офицер, известна ли ему зенитная оборона штаба, что знает об аэродроме с транспортниками, и не собирается ли там в ближайшее время побывать высокий чин вермахта… Мих, отойдем. Сейчас донесение в Центр напишу, и отправишь, время тянуть не будем, скоро этого офицера хватятся. – Идем, – кивнул тот. Сняв правую перчатку, я снова подул на пальцы и, надев ее обратно, поднял бинокль и продолжил наблюдение за аэродромом. Погода была мерзкая, на грани, когда еще можно летать, но могут и запретить вылеты. Да еще облака опустились почти до земли. Радовало одно: Центр настаивал на продолжении операции в любом случае. Было четвертый час, еще пара часов – и стемнеет, а на аэродроме было тихо. За все время наблюдения больше никто не прибыл сюда с желанием вылететь в войска или в тыл, тишь да гладь была на аэродроме. Плохо было то, что экипажи той советской авиа ционной части, с которой мы уже работали, второй час сидят в кабинах своих самолетов, ожидая сигнала к вылету. О своей цели они теперь знают все: что и где расположено, где находятся зенитки. – Еще двадцать минут, и отдаю приказ на начало операции. Если не удастся никого взять, то хоть штаб уничтожим, аэродром разгромим и самолет захватим, – пробормотал я. Лежавший рядом на шинели Толик только хмыкнул на мои слова, я их повторял каждые пять минут вот уже полчаса, поднял голову и прислушался. – Вроде летит кто-то? Прислушавшись, я расслышал гудение. – Транспортник, – сразу определил я. – Вот и немцы в небо ракеты запустили, обозначая свой аэро дром. Все, сигналь Михаилу, пусть отправляет сигнал. Хоть груз доставленный возьмем, что бы там ни было. Толик перевернулся на спину и замахал руками в сторону, где находилась основная группа. В этот момент, пока Михаил передавал в Центр, а те дублировали летунам кодовый сигнал к началу операции, остальные бойцы начали выдвигаться по своим маршрутам. Я, естественно, заранее подробно описал каждому бойцу, что и как ему делать. Ведь дальше они будут, как и на прошлом аэродроме, работать обособленно, так что тут без этого никак. Снайперы разделились. Из-за того что обе зенитки были расположены в разных местах, а снайперы жестко были ориентированы на уничтожение расчетов, им пришлось также работать обособленно. Гусев и Семен сейчас ползли к небольшому возвышению в ста метрах от стоянки самолетов. Оттуда был отличный вид на полевой стан и особенно на два бронетранспортера, которые могли стать для нас проблемой, а так наши бронебойщики ликвидируют основную проблему. Толик, прихватив Егорова и еще одного курсанта с «МГ» в руках – ими были вооружены почти все бойцы, трофеи надо использовать с толком, – направился устраивать пулеметную засаду, чтобы работать по домикам и не дать летному и техническому составу оказать сопротивление. В общем, у каждого было расписано, что ему делать. Даже Томская имела приказ следовать со своими санитарными сумками за мной и не отходить ни на шаг. Толик уже убежал, а Виктория как раз подползла и замерла рядом, вжимаясь в промерзшую землю и испуганно поглядывая на заходивший на посадку «юнкерс». Нашим летунам, если считать взлет, добираться сюда около получаса, пятнадцать минут из этого времени уже прошло, так что мы начали готовиться к схватке. Конечно же, мы работали наудачу, неизвестно, кто в этом транспортнике. Может, он вообще грузовой, и внутри находятся мешки с почтой. Конечно, если бы кто из штаба приехал, чтобы мы могли его опознать и захватить, вызывая наших летунов, было бы проще, а тут действительно работали наудачу. Когда «юнкерс» заходил на посадку, все замерли. Это не шутка, я заранее предупредил, что летчики хорошо видят землю и не нужно привлекать внимания. Так вот когда самолет коснулся колесами полосы, мы с Викторией продолжили ползти по-пластунски к небольшому бугорку, откуда открывался отличный вид на взлетное поле. Полевой стан был дальше, и по нему будут работать другие, для меня расстояние великовато. На мне стояла задача не дать летунам добраться до самолетов и взлететь. В это время загрохотали винтовки, застучали пулеметы, и гулко стало бить противотанковое ружье. Видимо, кто-то был обнаружен постами немцев, хотя мы успели определить, где находятся все секреты. В общем, начался бой. Я вскочил и, пригибаясь, добежал до бугорка, упал за ним, рядом плюхнулась Томская. Высунувшись и выставив ствол, я сделал первый выстрел. Механик, что занимался обслуживанием прилетевшего самолета, завалился набок, второй выстрел – и один из четырех бегущих к своему «юнкерсу» летчиков споткнулся, сделал пару неуверенных шагов и тоже упал. Экипаж до только что севшего самолета не добежал. Троих снял я, последнего у самой двери, пока я судорожно перезаряжался, кто-то из бойцов прикрытия. Силовая группа, которой было поручено взять груз или пассажиров, что могли находиться в самолете, уже справилась со своей задачей и отходила в сторону самолетной стоянки, бежали туда и мы с Томской. Я, конечно, все охватить не мог и следил за этим участком, остальные были на Толике и Михаиле. В самолете, а это был пассажирский вариант, было трое пассажиров: генерал и два полковника. Вот их-то и взяли наши курсанты. Взяли довольно просто. Когда самолет сел, немцы прямо к трапу подогнали две легковушки из тех, что стояли под навесом, после чего пассажиры расселись в них, генерал в одну, полковники в другую. Что меня привлекло в них, пока я полз к той кочке, так это пузатые портфели. Ну а курсанты под командованием Монаха просто перехватили их при выезде с полосы на дорогу, расстреляв моторы и водителей, а после просто вытащив за шкирку пассажиров. Те были в шоке и не особо сопротивлялись. На стане, как я рассмотрел, что-то горело и взрывалось, прикрытие также отходило к стоянке самолетов. Влетев в салон только что севшего самолета, я проверил его с пистолетом в руках, после чего забежал в кабину и, быстро сориентировавшись проверил уровень топлива. До наших долететь хватит, уже хорошо. Запустив все три прогретых двигателя, я стал наблюдать, как грузятся бойцы. Первыми добежала четверка, что брала пленных и портфели, потом отошло прикрытие от стана, и, наконец, моя группа, навьюченная вещами. Шесть человек несли на себе вещи всей группы. С трудом, но они добрались до самолета и начали грузиться. Змей хромал налегке и осуществлял прикрытие. – Командир, – влетел в кабину Молчун, который страховал наших у входа в салон, – два бомбардировщика летят в нашу сторону. Оба горят. Привстав, я выглянул в боковое окошко и рассмотрел, что к нам, снижаясь, шло два «СБ». – Эти летуны в курсе, что мы тут работаем! – крикнул я ему. Моторы «юнкерса» работали на высоких оборотах, и приходилось повышать голос. – Мы их не сможем взять, у нас и так перегруз. Следи за вот этими двумя датчиками, а я пока запущу моторы другого транспортника. Выскочив из кабины, я велел Михаилу организовать оборону нашей машины, а Толику помочь летунам после посадки – те явно шли на вынужденную. Что мне не понравилось, так это то, что Томская занималась ранеными, а они были, троих заметил. Потом узнаю, кто и сколько точно. Ладно хоть убитых не было, мне бы об этом сразу доложили, да и если бы ранения были серьезными, тоже. – Егоров за мной! – крикнул я. Покинув салон, мы побежали к крайнему под маскировочной сеткой самолету. Дверь была не заперта, поэтому я прошел внутрь, пока Егоров бегал, убирая маскировочную сеть в сторону. Проведя все необходимые манипуляции, я по очереди запустил все три мотора. Хорошая штука этот электрический стартер. При этом я поглядывал через окна обзора наружу и видел, как сперва плюхнулся, разбрасывая детали фюзеляжа, один «СБ», потом второй. К ним уже бежали шестеро бойцов под предводительством Толика. Одеты они были в обычную форму красноармейцев, так что, думаю, нормально опознаются. Но это еще было не все. К нам от села, над которым под бешеным обстрелом зениток заходил на бомбардировку очередной клин «СБ», направлялись еще три машины с дымными хвостами. От них серьезно отстав, спешил четвертый, вот у этого еще и хвост горел. – Серьезная там у немцев защита у штаба, – пробормотал я. На моих глазах в строю бомбардировщиков взорвался один «СБ», серьезно повредив другие. То, что летуны направлялись к нам, меня не удивляло. Во время связи с Центром я велел передать всем экипажам, что в стороне, по таким-то координатам, будем находиться мы, и в случае серьезного повреждения самолетов можно там совершить посадку и эвакуироваться с нами. Видимо, командование полка качественно донесло это сообщение до всех летчиков, поэтому я не удивился, что самолеты направлялись к нам, удивляли потери. Только в этот раз двое из четверки пошли на вынужденную, два других, поднявшись выше, покинули самолеты и сейчас спускались на парашютах. Ветер их начал уносить в разные стороны. А это все время. – Одного самолета может и не хватить с такими потерями в технике, – пробормотал я и, покинув этот самолет, велел взъерошенному после беготни с маскировочной сеткой Егорову убирать такую же с соседнего аппарата. Неподалеку от этой машины лежал на земле Стриж и, используя тело одного из мертвых немцев технической обслуги как бруствер, изредка посылал пулю в сторону стана. Видимо, там были выжившие, и он бил на движение. Молчун тоже работал по стану, но находился чуть дальше. Когда я запустил двигатели этого самолета, до нас добрались экипажи двух первых «СБ». Выбравшись из салона второго транспортника, я спросил у летунов, что как раз подбегали к первому «юнкерсу» – двое несли на руках товарища: – Кто пилоты? Двое, тяжело дыша, подняли руки. Томская в это время подбежала и, велев положить раненого, засуетилась над ним, ножницами разрезая одежду комбинезона и форму под ним. – Ясно. Кто опытнее? – Я, – отозвался один из пилотов, в звании капитана. – Понятно. Вы в тот самолет, что уже загружен, готовьтесь к вылету, остальные в эту машину. Второй транспортник я приготовил для других возможных подбитых членов экипажей вашего полка. Ожидайте их, потом взлетайте. Все, разбегаетесь. Виктория уже закончила с перевязкой, поэтому, подхватив сумку, побежала следом за мной к нашему «юнкерсу», а оставшиеся экипажи из подбитых «СБ» следом понесли раненого к нашему самолету, место для него было. Одного курсанта я отправил к Толику, тот руководил приемом сбитых, и приказал ему передать, что они полетят следом на другом самолете. – Взлетаем, – велел я капитану, что уже устроился в кресле пилота. Сел рядом и надел наушники. – Понял, – кивнул тот. – Дверь закрыта? – Да, я запер. – Тогда идем на взлет. В одном месте полосу перегородили обломки разбившегося «СБ», но капитан загодя определил нужную длину разбега и, после того как шасси оторвались от полосы, радостно крикнул: – Я на таком аппарате уже летал в тридцать седьмом! Не забыл. – Молодец, – похлопал я его по плечу. – Но подниматься не нужно. Нам все страшны – и немцы, и наши, сбить могут. На бреющем полетим. – Понял. Пока мы, оставив далеко позади захваченный аэро дром, летели в сторону передовой, я расспрашивал капитана, как с их стороны проходила вся эта операция. Вот капитан Головин, командир одной из эскадрилий бомбардировочного полка, недавно переброшенного с Дальнего Востока, и рассказал, как их тут встретили на фронте. Прибыли к месту дислокации они всего три дня назад, только-только начали изучать обстановку и карты районных действий, как на следующий день после размещения последовал первый приказ: налет на аэродром противника, где расположена штурмовая авиация. Причем по наводке с земли. Проблема была не в том, что они новички на фронте и боевых вылетов еще не совершали, хотя некоторые летчики и воевали раньше, а в том, что их штурманы не могли сориентироваться на местности. Не выучили ее еще. Операция была на грани провала, хорошо, что командир полка подполковник Игнатьев был мужик с головой и отправил связной самолет к соседям, попросив опытного штурмана. И тот вывел точно на аэродром противника весь полк. Отработали они качественно и потерь не имели, только было одно попадание в левый двигатель борта лейтенанта Архипова, но это еще на подходе было, зенитки потом заткнулись, да и дотянул лейтенант до аэродрома. Этим же вечером полк был собран на импровизированном плацу, и личному составу была объявлена благодарность за отлично проведенную операцию, мол, земля подтвердила такое-то количество уничтоженных самолетов на аэродроме и другой техники. Первый счет полка был открыт. На следующий день, то есть сегодня, был один утренний налет на колонну противника по заявке из штаба фронта, там армейская разведка в тылу работала, но совершала вылет одна эскадрилья – другая, не Головина. А после обеда вдруг была объявлена боевая тревога, и в течение двух с половиной часов экипажи сидели в самолетах, ожидая приказа на вылет. – Мы уже думали все, отбой будет. А тут ракета, и на взлет пошла первая эскадрилья, потом моя и следом третья. Полк комполка вел. Жаль, хороший командир был. – А что с ним? – Он в головной машине был, прямое попадание в кабину. Я до самой земли наблюдал, как пикирует его «аннушка». Стрелок выбросился с парашютом, а штурман, видно, сгинул вместе с командиром. – Большие потери? – Семь я сам видел, да еще те машины, что за мной шли, были подбиты. Серьезная оборона у этого села была. Кстати, а что мы бомбили вместе с гражданскими, все-таки свои люди? – А вы что, не знаете? – удивился я. – Нет, до нас довели только то, что там очень серьезная цель и не менее серьезная оборона. – В селе был штаб немецкой армии, а он по значимости и размеру равняется нашему фронту. То есть, по нашим меркам, вы бомбили штаб фронта. – Ох, ничего себе, – изумился тот. – Тогда понятно, почему нас на убой бросили. Село то мы с землей сровняли. Я сам видел, как бомбы попали в здание то ли школы, то ли сельсовета, и оно разлетелось на куски. Да и другие там хорошо прошлись. Нет там больше села. – Это да, – согласился я и, присмотревшись, ткнул пальцем вверх. – Над нами четверка истребителей. Что за машины, не пойму, силуэты незнакомы. – Что-то знакомое, – тоже посмотрев наверх, пробормотал капитан. – Может, наши? – Наши парами не летают, а там две явные пары были, – резонно возразил летчик. В это время в кабину протиснулся улыбающийся Михаил. – Ну что там, – спросил я, подавляя нетерпение. Охота же узнать, что за гуся мы взяли с двумя утятами. – Это командующий двадцатым армейским корпусом генерал Матерна. Возвращается из Берлина после награждения, проведенного лично Гитлером. – А за что его? – За окружение наших войск под Киевом. – Это он рассказал? – Нет, молчит, только глазами зло стреляет, да и второй полковник такой же. Это один из полковников рассказал. – Хороший гусь, командир корпуса – это, если по нашим стандартам считать, командующий армии. Получается, мы командарма взяли. Тоже неплохо. Да и про этот корпус я слышал, он нашим войскам под Гродно неслабо навтыкал… Что в портфелях, смотрел? – Бегло, документы какие-то. Сейчас Монах их изучает.