— Это точно, — хмыкнул я и, подойдя к трапу, передал чемодан невысокому мужчине в комбинезоне техника. Тот начал убирать его в открытый багажный отсек, а мы прошли в салон «Юнкерса». Устроившись на своих местах, мы стали ждать. Через десять минут моторы заревели, и после недолгой рулежки наш самолет встал в начале взлетной полосы, готовясь к взлету. — Пора, — шепнул я одними губами. Вскочив на ноги, мы разделились. Все наши действия давно были расписаны мной, поэтому действовали мы как хорошо смазанный механизм. Оружие я еще не доставал, чтобы не напугать пассажиров и не насторожить пилотов, захват должен был произойти незаметно для наземных служб. Подскочив к двери в кабину пилотов, распахнул ее и, содрав наушники с голов обоих плотов, показал ствол пистолета и громко сказал: — Самолет захвачен, покинуть кабину. В салоне уже поднялась паника, послышались громкие восклицания и взвизгнула какая-то женщина. Это значит, капитан достал оружие и молча продемонстрировал его. Немецкого он не знал, так что угрожал пассажирам жестами. Заметив один такой, когда сопровождал пилотов в салон, я только засмеялся и, тронув капитана за локоть, указал на пустую кабину, крикнув: — Твоя очередь! Дальше было просто: я стоял в наушниках в проеме двери и передавал все, что говорил диспетчер, пилоту, при этом отслеживал всех в салоне. Было два офицера, но мы их уже разоружили. — Что-то они тянут, — наклонившись к уху, сообщил я Колясьеву. — Взлетай. Пошли они. Самолет взревел моторами и начал разгоняться. Взволнованно забормотал в наушниках диспетчер, но я послал его, после чего сорвал наушники с головы и отшвырнул их в сторону. — Машину на взлетную полосу хотят загнать! — крикнул капитан. — Успеем? — Да, — кивнул тот и потянул штурвал на себя, отчего нос «Юнкерса» начал подниматься, и мы оторвались от взлетной полосы, пролетев буквально в сантиметре над грузовиком. Ревя моторами, пассажирский лайнер с разворотом начал набирать высоту. Засветились и заметались столбы света прожекторов в поисках угнанного самолета, но было поздно. На бреющем, в ста метрах от земли, мы уходили в сторону временного аэродрома-подскока, где нас ждали остальные летчики и раненый. Кресло я занять не мог, наблюдал за салоном, благо свет был включен, поэтому и взлет и довольно жесткую посадку на поле мне пришлось простоять в дверном проеме, заклинившись, чтобы не болтало в нем, руками. Ничего, нормально сели. Только взлетели, как капитан заметил костры и пошел на посадку. Быстро долетели, одним словом. Смелый тоже полет и посадку перенес спокойно, устроившись у меня в ногах и изредка скуля в испуге, но на руки я пока его взять не мог. Как только самолет докатился до конца поля и, ревя моторами, развернулся, я открыл дверь и громко сказал по-немецки: — Все на выход. Шнель, шнель! Особо упрашивать пассажиров не пришлось, потянулись к выходу. Когда половина оказалась на открытом воздухе, — я страховал снаружи, капитан внутри, — то заметил, что при свете костров к нам направляются тени, две из них несли самодельные носилки. Летуны приближались к нам. Смелого я держал на сгибе руки, поэтому, как только летчики приблизились и двое стали охранять пассажиров, то спустил щенка на землю, подхватил две пустые канистры и шланг, полез на крыло самолета к горловине бака. Баки были полные, как мне сообщил Колясьев, поэтому я надеялся залить обе канистры, бензин мне был нужен. Еще как нужен. Мне помог бомбардир. Закончив с этим делом, я отнес канистры в сторону и, посмотрев на пассажиров, что испуганной кучкой стояли невдалеке, указал им рукой в сторону Берлина и громко сообщил: — Берлин в той стороне. Никто вас не задерживает. Идите… Шнель, я сказал! Сперва неуверенно, немцы и испанцы — офицеры были испанской армии, — потянулись в сторону Берлина, спотыкаясь на кочках, которых хватало на поле. — Зачем отпустил? — спросил подошедший Колясьев. — А зачем они вам, с собой хотите взять? — удивился я и, подхватив на руки подбежавшего щенка, добавил: — Ладно, хрен с ними, не особо они интересуют. Взлетайте и улетайте к нашим. Фотоаппарат оставляю вам, доберетесь до наших — сдадите контрразведчикам, ну или особистам, один хрен. Обо мне можете все рассказать, от и до. Ну что, прощаться будем? — Будем, — кивнул капитан и обнял меня, потом другой капитан — Ефимов, чуть позже подошли и остальные. После того как мы попрощались, я отошел в сторону, где стояли обе мои канистры и чемодан, про него я не забыл — капитан по моей просьбе нашел его. Багажный отсек самолета был освобожден от груза. Лишний вес как-никак. Как только «Юнкерс», ревя моторами, оторвался от поверхности поля и пошел на взлет, я потрепал щенка по холке и спросил у него: — Ну что, пора сваливать? Конечно, пора, куда нам еще деться? Отпустив щенка на траву, я подошел к канистрам. На одной был закреплен скрученный шланг. Я вздохнул — сорок кило на себе километров пять тащить! — и взялся за ручки. Быстро перебирая ногами, я побежал в сторону леса. Оставив канистры на опушке, в сопровождении щенка вернулся за чемоданом и спокойной легкой походкой направился к канистрам. Чемодан раза в три легче был. Вот повторное возвращение к лесу Смелый не выдержал, устал и стал скулить. Пришлось взять его в свободную руку и нести до опушки. Усталость давала о себе знать, вторые сутки не спал. Но все же следовало поторопиться. Скоро на поле, где грудой лежит выброшенный из «Юнкерса» багаж, появятся немцы, и наверняка какому-нибудь ретивому офицерику придет в голову мысль прочесать лес. И ведь найдут поляну по нашим следам, есть у них собаки, что по следу хорошо ходят, еще как есть. Пройдя мимо канистр, я только шланг снял и направился вглубь леса. За полчаса добежав до поляны, я занялся делом. Выгнал самолет на поляну, заодно прогрев мотор, убрал все вещи внутрь, после чего, оставив щенка в салоне, бегом побежал за канистрами. В баках у меня три четверти, шестьдесят литров, все равно не хватит долететь до швейцарской границы, куда я собираюсь, тут два полных бака нужно, но запас карман не тянет. Посмотрим, можно будет кого-нибудь ограбить по пути или нет. Опыта у меня теперь хватало. Вот чтобы сбегать за канистрами, у меня ушло куда больше времени и сил: четыре километра, да еще по лесу, довольно сложно нести тяжести. Однако все же я добрался до самолета, одну канистру убрал в салон, другую залил в баки, под пробку. Забравшись в самолет, я посмотрел на ночное небо. Луна так и не появилась, хотя звезды в небольших окнах видно было, так что я надеялся, что небо очистится к моменту моей посадки. Достав планшет с картой, я осветил ее фонариком и, примерно прикинув маршрут и запасы топлива, уверенно ткнул пальцем в один из немецких городов на моем пути. — Нюрнберг, тут есть гражданский аэродром. Значит, есть и топливо. Правда, горючки у меня до него едва хватит, фактически на пределе имеется запас, но маршрут рассчитываю на него. Запустив двигатель, отчего спавший рядом Смелый вздрогнул и проснулся, я погазовал, после чего увеличил мощность двигателя. Тот загудел очень громко. Я отпустил тормоза. После недолгого разбега самолет пошел на взлет. Моя эпопея на этом моноплане еще не закончилась, так что нужно довести ее до логического конца. Основной план выполнен, Ольга теперь не доберется до меня, да и отомстил я ей за все, что она натворила, с адмиралом вон повстречался… В общем, хорошо так хлопнул дверью, пусть чекисты и полит работники зубами скрипят, а теперь пора и свою жизнь устраивать. Нет, на Украину я вернусь. Получу паспорта нейтральных стран, стану их гражданином, а после вернусь. Ведь бандеровцы и националисты сейчас себя вольготно чувствуют на оккупированных территориях, поэтому будем их уничтожать ударными темпами, и рядовых, и их командиров. Пройдусь косой смерти по Украине и Белоруссии. Но это планы на будущее. Сейчас же у меня стояла другая задача. Получить или постоянный паспорт, или временное разрешение в Швейцарии, после чего перебраться в Канаду и получить статус гражданина уже там. Купить дом, оформить его, как положено, чтобы было гнездо, куда возвращаться, и можно снова браться за националистов. Огонь ненависти к ним у меня не погаснет никогда, и я не собираюсь его искусственно гасить. Именно об этом я размышлял, управляя «Шторьхом» на небольшой высоте. В Берлине наверняка паника, подняты все части, уверен, что где-то наверху барражируют немецкие истребители, а я же удалялся от столицы Третьего рейха на максимально возможной низкой высоте, разве что не цеплял верхушки деревьев колесами шасси. Одним словом, уходил все дальше и дальше. Поглядывая на компас, а также на ночную землю вокруг, благо облаков тут не было и всю поверхность освещала серебристым светом луна, что позволяло ориентироваться, я стал искать место для посадки. За два часа экономичным ходом я пролетел около трехсот километров, даже чуть больше, около ста осталось до Нюрнберга, поэтому пора дозаправиться. Внизу я давно обнаружил какое-то шоссе, поэтому пошел на посадку. Сел нормально, даже не трясло, дороги тут были хорошие, асфальтированные. Поставив самолет на обочине, пока щенок бегал вокруг и делал свои дела, я достал последнюю канистру с горючим и ручной насос и заправил баки. Теперь точно до нужного города хватит, тем более в баках еще оставалась горючка. По привычке отлив на обочине и длинно, с повизгиванием зевнув — спать очень сильно хотелось, ведь двое суток на ногах, — я поймал разыгравшегося Смелого и, сунув его в салон, залез следом. Через минуту, ревя мотором, мой самолетик начал подниматься, оставляя длинную ленту ночного шоссе далеко внизу. До рассвета еще часа три, время, чтобы добраться до нужного города, найти место для стоянки самолета и замаскировать его там, еще было, а вот проводить разведку и искать топливо я решил уже к вечеру, ну или завтра, когда высплюсь и приведу себя в порядок. Из зоны поисков я вышел, так что тут меня никто не ищет. Да и вряд ли кто обо мне знает, немцы ведь ищут «Юнкерс», и немецкие зенитчики уже доложили, что в зоне их внимания пролетел неопознанный самолет, так что куда улетели Колясьев и его экипаж, немцы знали и искали в той стороне. Я мог опасаться только случайного обнаружения, его в принципе и опасался. Через полчаса впереди показался затемненный город, тут и там огни светились, показывая, что город хоть и соблюдает светомаскировку, но его еще ни разу не бомбили. Близко я подлетать не стал, убавил газу на малые обороты, чтобы мотор особо не шумел и не привлекал внимания, практически крадучись стал облетать город стороной, направляясь к единственному тут лесу, роще фактически. К сожалению, вблизи от города были только поля, и нормально спрятать самолет не получалось, а эта роща находилась в шести километрах от Нюрнберга, но хоть что-то. К счастью, вблизи от рощи не было никаких поселений. Это странно, но видимо, свои печи баварцы топили углем, а не дровами. Сделав над рощей небольшой круг и не обнаружив внутри ни одной поляны, я решил спрятать самолет на опушке. Другого выхода не было. Рядом с рощей пробегала полевая дорога, поэтому я не стал ломать шасси на неизведанном поле, а просто сел на нее. Потрясло, конечно, но не особо сильно, полевая дорога оказалась очень хорошо укатанной и почти ровной. Я оставил крылатый аппарат на дороге и, осматривая луг у рощи на предмет ям и кочек, направился к опушке. Мне понадобился час и так не резинового времени, чтобы найти нормальное место для стоянки самолета. В одном месте в рощу уходил небольшой язык луга, именно там я и собирался укрыть летательный аппарат. Я снова запустил мотор и на шасси, используя тягу винта, покатил самолет к месту стоянки, пока не загнал в нужное место. Развернуться не получилось — могу порубать кустарник винтом с одной стороны и зацепить хвостом с другой, поэтому, заглушив мотор и вслушавшись в тишину вокруг, поправил шлемофон и, согнав складки немецкого летного комбинезона назад, я ухватил самолет за хвост и, хрипя от усердия, стал его раскачивать, разворачивая машину. Все, полторы минуты, и самолет развернут к выходу. Осмотревшись, я довольно хмыкнул, «Шторьх» фактически стоял в небольшом лесном туннеле, едва не касаясь крыльями деревьев с обеих сторон, метрах в сорока была видна опушка, а хвост всего метров на тридцать не упирался в кустарник. Этот крохотный лужок, что уходил вглубь рощи, был ровным, поэтому ухватившись за хвост и мотая его туда-сюда, я стал медленно тянуть, перекатывая колеса, к кустам. Чем дальше аппарат будет от опушки, тем лучше. Благо склонившиеся сверху ветви деревьев очень даже неплохо скрывали нас от взглядов с неба. Хороший схрон. Можно сказать, гараж для моего самолета. После этого упал на траву, тяжело дыша — ворочать самолет, что весит почти тонну, нелегкое дело, хотя я и был физически крепким. Подбежавший Смелый лизнул пару раз меня в щеку и отбежал, предлагая играть, но мне еще было не до него. Отдышавшись, я взял топорик из салона и, осмотревшись, пошел рубить ветви — нужно замаскировать «Шторьх» и вытащить из салона ценные вещи, закопав их где-нибудь подальше. А то найдут самолет со всеми вещами, и останусь я с голым задом. Не пойдет. Два часа у меня ушло на все это. Два часа я прятал самолет, делал схрон для ценных вещей и лежку, чтобы выспаться, установив палатку в густом кустарнике. Уже час как рассвело, когда я наконец убрал все вещи и, забравшись в палатку, уснул спокойным сном человека, сделавшего за последнее время все, что полагается. Сытый желудок был полон, рядом в ногах ворочался Смелый. В общем, под эти мысли я и уснул. Что будет дальше, посмотрим по ситуации, но основные свои планы я менять не собирался. Разбудил меня Смелый. Он, видимо, захотел в туалет, долго терпел, пытался выбраться сам, но я крепко зашнуровал вход, забыв оставить щелочку. Подойдя к моему лицу, он стал будить языком. Сразу сообразив, в чем дело, я принял сидячее положение и сонно, расшнуровав вход, выпустил его наружу. Свалившись снова на надувную подушку, я продолжил лежать, медленно проваливаясь в сон, но тут вернулся облегчившийся и потому довольный щенок, стал прыгать вокруг меня, тыкаясь мокрым носом и прося есть. Посмотрев на часы, я определил, что время было полпятого вечера. Неплохо мы поспали. Снова приняв сидячее положение, я посмотрел на щенка. Тот с рычанием уцепился за мой спальник и, тряся головой, пытался содрать его с меня. Играть он тоже любил. — Да понял я, понял, — длинно зевнул я. — Вставать пора… М-да, действительно, что-то есть хочется. Потрепав щенка по холке, тот что-то разошелся, я взял лежавший рядом «вальтер» с накрученным глушителем и выбрался наружу. Сквозь ветви кустарника пробивались лучи солнца, было достаточно светло, поэтому, осмотревшись, я первым делом сбегал в соседние кустики по необходимым делам, а только потом уже обошел стоянку самолета, выглянул на луг и дорогу, где совершил посадку. Там медленно катилась телега с огромной копной сена или соломы — непонятно, которую влекли два вола. Возница в обычной тут одежде: белой расписной рубахе, штанишках с подтяжками и странной зеленой шляпе — лениво развалился на своем месте, правя волами. Патриархальная картинка. Вернувшись к самолету, я поправил кусок маскировочной сетки, которую накинул на мотор с винтом и часть кабины, крылья были прикрыты ветками. Достав из грузового отсека продовольствие и посуду, которую убрал вчера даже не помыв — кстати, времени не было, после чего достал еще канистру с водой. Пока котелок на бездымном костерке закипал, я отдраил не помытую посуду, включая миску Смелого. Да, кстати, тот подрос, и пора ему купить что-то побольше. Эта скоро мала станет. Через час похлебка была готова, я дал ей немного остыть, собакам горячее давать нельзя, а самому есть, когда тот смотрит голодными глазами, не стоило. Наконец похлебка в мисках заметно остыла и, сняв их с крыла, мы стали ужинать каждый из своей посуды. Смелому хватило одной миски. Похлебав воды, он стал бегать вокруг, исследуя местность, а я себе добавки налил, прикрыв котелок крышкой, чтобы туда не попала мошкара. На потом оставил, можно будет разогреть. Медленно работая ложкой и отсутствующе наблюдая, как пыхтит паром чайник на костре, я раздумывал о своих дальнейших действиях. То, что нужно посетить местный аэродром, это понятно, заправимся и полетим дальше. Одной заправки до границы не хватит, буквально полсотни километров, но все же, значит, топлива нужно брать с запасом. Теперь по границе. Мне ее нужно пересечь, и лучше всего это сделать официально, то есть использовать один из польских документов, что у меня были. Поработать над ними и спокойно войти на территорию Швейцарии как эмигрант. Там дальше видно будет, подам документы на гражданство, денежно простимулировав чиновников, ну или найдя другой подход. В принципе быть гражданином Швейцарии, которая имела общие границы с Германией, мне идея нравилась, не нравилось местное правительство. Потому что советских военнопленных в Швейцарии держали в не очень хороших условиях и вернули Союзу не сразу, а протянув, сколько можно. Слышал об этом краем уха еще в прошлой жизни. Кто-то спросит, откуда там взялись наши, да еще не сотнями, а тысячами, так бежали они и бежали к границам ближайшего нейтрального государства, а это как раз и была Швейцария. Была там какая-то мутная история с убийством дипломата, точно не знаю, но с тех пор у Союза нет посольств на территории Швейцарии. То есть пункт первый — устроиться в Швейцарии и создать там перевалочную базу, берлогу, можно сказать. Это наипервейший пункт в выполнении. Когда база будет создана, пользуясь транспортными сообщениями с другими нейтральными странами, я направляюсь в Канаду. К сожалению, без того, чтобы посетить Британию, не обойтись, оттуда уходят морские транспорты в Америку и Канаду. Можно и до Америки добраться, а там уже сухопутным путем в Канаду и подать заявление на принятие гражданства. Хотя о чем это я? Есть же посольства в Швейцарии и Британии, там подам заявку и буду ждать положительного решения, никакое другое меня не устроит. Потом через Англию в Канаду, не знаю, как путь продолжится, создаю там свою берлогу для дальнейшей жизни, без этого никак, у каждого должен быть свой дом, где если его не ждут, то хотя бы было куда возвращаться, а там устроившись и организовав связи, можно и вернуться на Украину. По самолету скажу так: пока оставлю его на границе с немецкой стороны, а потом поищу возможность перегнать в организованную мной берлогу. Перекрасить, перебить номера и получить на него документы. Хоть левые, по фигу. После этого продать, и купить точно такой же, но уже с реальными документами. Хотя можно и не продавать, перегнать, перекрасить, купить такой же и иметь два самолета с одним комплектом документов. Посмотрим по ситуации. Может быть, даже и перекрашивать не придется. За это время вложу часть средств в недвижимость, по получении реальных документов, остальное пока оставлю в золоте и брюликах как НЗ. Посмотрим по ситуации, тем более нажиться на немцах и националистах я не передумал, то, что сейчас есть при мне, это так, первая ласточка, а в действительности я собирался хорошо подняться на войне, нужно же думать о своих возможных детях и внуках. Я умею далеко смотреть в свое будущее. Может, даже куплю какую фирму или сам организую… Хотя нет, мне сейчас только-только семнадцать исполнится. По документам можно пройти как восемнадцатилетний, дальше мордашка не позволяет, а владеть чем-либо в бизнесе в Канаде и Швейцарии можно только по совершеннолетии, а это двадцать один год. Вроде не ошибаюсь в этом. То есть дом, машину можно купить, а бизнес — хрен, подрасти сначала нужно, быстро набегут всякие самоназначенные опекуны, чтобы снять сливки с моих предприятий, хотя, конечно, идея неплохая. Но в принципе можно войти к кому-нибудь в долю. Если попробуют кинуть, то, считай, рыб потом будет чем кормить. Я человек без комплексов, все концы в воду или в могилу. Долго я не раздумывал, тут главное добраться до границы, и там посмотрим по ситуации. Я точно не знал, но вроде через границу не пропустят, если на документах нет необходимого штампа из посольства или консульства Швейцарии, что находятся в городах Германии. У меня такого не было. Доберемся до границы, там я стащу чей-нибудь документ и перерисую необходимый штамп. Главное, чтоб в паспорте было написано, что я поляк, а не еврей. В Берлине, когда обедал в одном кафе, слышал, что граница Швейцарии для евреев закрыта, не пускают их, и все тут. Правильно делают, а то куда ни плюнь, одни евреи, надоели уже. Допив чай вприкуску с помадкой, я помыл всю посуду и убрал ее вместе с наполовину опустевшей канистрой в салон самолета. Все-таки не зря купил эту канистру для воды в том магазине для охотников. Теперь не надо постоянно искать водоемы, чтобы найти воду, все свое вожу с собой. Велосипед я еще вчера вечером достал из салона, а сейчас, переодевшись в цивильную одежду, вполне приличную, в тот дорожный костюм, купленный в одном из магазинов Берлина, и посадив Смелого в переднюю корзину у руля, проверил, есть ли кто поблизости. Дорога была пуста, поэтому, оттолкнувшись одной ногой, сел в седло и покатил из леса в сторону дороги, а потом уже в ближайший город. Нюрнберг, да-да, то самый, где в будущем будет суд над нацистами, показался через полчаса кручения педалей. Сбоку виднелась какая-то хрень вроде крепости, а впереди, куда втекали голубые воды речушки, был виден и сам красный город. С холма, с которого я его разглядывал, он казался красным, это из-за домов из красного кирпича и красных черепичных крыш. Пока проводил рекогносцировку. Ночевать я собирался вернуться обратно в рощу, к своему схрону, а пока нужно осмотреть подъезды к аэродрому и определиться с дальнейшими планами. Как именно уволочь с территории аэродрома топливо. Погладив Смелого, который продолжал сидеть в корзине, я оттолкнулся от пыльной дороги и, притормаживая, покатил вниз по склону, уже в конце спуска нажав на педали, не хотелось терять набранную скорость. Конечно, в местной полиции могла появиться ориентировка на парня с щенком, но оставить Смелого в роще я не мог — глупый еще: или убежит, или достанется на обед местным хищникам, вроде лисы. Лучше уж пусть при мне будет. Въехав в город по одной из второстепенных улиц, я удивленно осматривался. Похоже, для жителей и не существовало далекой войны, все спокойно, все хорошо. Лишь на стенах местной администрации и комендатуры были длинные флаги, а один раз попался комендантский патруль, а так тишь да благодать. Прохожих, конечно, хватало, вечер, появилось много гуляющих парочек, уличные кафе был полны, но все же я продолжил изучать город, пересекая его, чтобы добраться до противоположной окраины, где и был аэродром. Под конец я вообще покинул седло и просто вел велосипед, толкая его за руль. Ко мне прицепились пара мальчишек, они изучали мое транспортное средство со стороны. Видимо, подобная модель им не встречалась, но потом отстали, укатив на собственных великах по своим делам. Выбравшись на окраину, я осмотрелся и повел велосипед в сторону высокого трехэтажного дома. Судя по вывеске, это была гостиница. Предъявив служащей, что встретила меня в дверях, польский паспорт, где было указано, что мне восемнадцать с половиной лет, и я имею право находиться на территории Германии. Та его бегло осмотрела, вписала «мои» данные, хотя теперь действительно мои, в свою учетную книгу и повела в комнату. Я попросил номер на третьем этаже с видом на поле, мол, люблю природу в естественном виде. То, что там, в прямой видимости находился аэродром, это уже не озвучил. Велосипед остался у входа в специальной стойке, как пояснила дама, худая невысокая женщина с забранными в конский хвост волосами. Тут не воруют, можно оставлять спокойно. Смелого я нес на руках, а на плече висела дорожная сумка с вещами. Осмотрев номер, я кивнул. Он мне подходил. Я проверил, что дама спустилась по лестнице. Номер я снял на сутки, опустил щенка на пол и, достав из сумки бинокль, стал изучать расположение построек и, главное, склада ГСМ аэродрома. На стоянке виднелась тройка самолетов, в основном транспортники, лениво трепыхался немецкий флаг на флагштоке, а так аэродром с виду был пуст. Вечер, рабочее время закончилось. Осмотрев аэродром, я усмехнулся. Как уволочь топливо, уже прикинул, так что план был практически сформирован, осталось только привести его в исполнение. Там было все достаточно просто, на стоянке автотехники стоял точно такой же пикап, которым мы пользовались с Колясьевым во время акции в Берлине, даже цвет совпадал, я был уверен, что смогу его завести. Мне требовалось лишь закатить бочку с топливом в кузов, а там по ситуации. Вид из номера на аэродром был просто восхитительным, так что я провел у окна около часа, потом прервался на полчаса, вывел погулять заскулившего Смелого, поужинал кофе с круассанами в кафе гостиницы, там, кстати, сидели двое мужчин в летных кожаных куртках. После ужина вернулся в номер, где пробыл у окна до самой темноты, а вот ночью я начал действовать. Щенка на дело я брать не стал, тем более он уснул, свернувшись на тряпке, брошенной мной на пол. Переодевшись в рабочую одежду, я проверил оружие и осторожно выскользнул из номера, держа обувь в руках. Еще в прошлый раз я определил, какие ступени скрипят, так что тихо и незаметно спустился в холл и вышел через заднюю дверь во двор, после чего, надев обувь и зашнуровав ее, одним прыжком преодолел забор. Ну а дальше просто бег по окраине в сторону аэродрома. Небо сегодня не радовало, тучи были, но в данный момент в большое окно светила луна, освещая все вокруг. Надеюсь, когда я доберусь до аэродрома, луну скроют облака. Проведенная разведка из окна номера позволила мне заранее определиться с маршрутом, поэтому я обогнул забор и дальше полз по-пластунски. Полчаса на брюхе, и я у склада ГСМ. Это было кирпичное здание, крепкие деревянные ворота были закрыты на замок, и что совсем печально, на створках была сигнализация. Не знаю, пользуются ли тут привычными мне бочками, но самолеты заправляют с помощью одиночного заправщика, а тот пополняет свою бочку из подземных резервуаров. В моем случае это не подходило, мне нужна была двухсотлитровая бочка, причем полная. Закопаю ее в роще, на будущее пригодится, когда обратно полечу. Да-да, вернуться на Украину я собирался так же, воздушным путем. Осторожно отключив сигнализацию, дело-то плевое, нужен магнитик и медная проволока, я повозился с замком, он был простенький, и, открыв одну створку, нырнул внутрь, доставая фонарик. Пробежавшись по стеллажам и проверяя бочки и канистры, я только шипел, ругаясь. Были с маслом, были с разными техническими жидкостями, но нужных бочек не было, по ходу ими тут действительно не пользовались. Выбравшись наружу, запер склад и вернул сигнализацию на место. После чего прошел под навес, прилипший сбоку от склада. Там были бочки, но не много, около десятка, и все пустые. Восемь были с открытыми крышками, видимо их промыли и давали высохнуть, две с закрытыми. Они были пустыми, но когда я их открыл, в нос шибанул знакомый резковатый запах. Похоже, в этих бочках перевозили бензин.