– А куры? – Так из трофеев, что нам не нужны, я отобрал две пары плохоньких сапог и отправил Антипова меняться. Артисты завтра с утреца отбывают в тыл, вот мы и решили побаловать их куриным супом, заодно и дивизион поест. – Хорошо, занимайтесь по распорядку. Только не забудьте, что артисты приглашали нас на концерт. Он, кстати, начнется через полчаса. – А Адель? – спросил Майоров. – Уехал в особый отдел корпуса. Будет поздно, так что можно его не ждать. – Понятно. Оставив обоих командиров продолжать осмотр вверенного имущества, я миновал полуторку, в моторе которой копались двое водителей, и вышел на опушку. Тишина, только где-то вдали как будто гром грохочет. Так я и стоял, прислонившись плечом к березе, наслаждаясь тишиной. Через десять минут меня отвлек топот сапог проходивших колонной по двое бойцов дивизиона. Сбоку шел Майоров, направляя их к деревне, где и должен был проходить концерт под прикрытием батареи Сазанова. Концерт мне понравился, Лопарева пела красиво, да и сценки, что они разыграли, были тоже ничего. После концерта все разошлись по своим расположениям, артисты же отправились с нами. На следующее утро они благополучно уехали в сторону ближайшего железнодорожного вокзала, а нас – меня, начштаба, комиссара и Аделя – немного погодя вызвали в штаб армии. В этот раз Музыченко был на месте и, когда нас вызвали в кабинет (штаб занимал поселковую школу у железнодорожной станции), вышел и пожал всем руки. Оказалось, нас вызвали для награждения. Ну, само вручение наград будет не скоро – сколько еще ждать, пока ответ из Москвы придет – но вот звания всем повысили, даже Руссову, хотя он в дивизионе пару дней. Просто попал в один замес. Я, Саня и Адель стали старшими лейтенантами, Руссов политруком. Более того, при оформлении стало известно, когда нам вернули обновленные удостоверения, что дождь наград просыпался не только на нас, но и на подчиненных. Сазанову и Иванову дали лейтенантов, Индуашвили – младшего лейтенанта, благо десятилетку тот закончил Бутову, старшину, да и про других командиров не забыли. Сделали общее фото на фоне здания штаба армии и отправили обратно. Заодно нам утвердили штаты дивизиона и пообещали ускорить поступление техники, вооружения и пополнения. Единственное, что мне не понравилось в штабе армии, так это заметная нервозность. К вечеру этого же дня – четвертного июля – когда мы часа три как вернулись с награждения и поздравили своих подчиненных, прошел тревожный слух, что фронт рухнул и мы снова в кольце. Но как бы то ни было, дивизион и ближайшие части продолжали находиться на своих позициях, ожидая приказа на прорыв из колечка. За последующие два дня приказа мы так и не дождались. Некоторые части начали потихоньку сниматься и, никому не сообщая, уходить в сторону удаляющегося фронта. При этом бросали технику и вооружение. У Филиппова так пропало три батальона из разных частей, а также несколько тыловых подразделений. Только мои бойцы, имея крепкую веру, что их командир что-нибудь да придумает, были на удивление спокойны. А к обеду шестого июля за речкой появились клубы пыли, и через некоторые время перед бродом встали части второго эшелона одной из пехотных дивизий вермахта. А мы всё ждали приказа… – …так что на данный момент ситуацию мы не контролируем. Шестая армия Музыченко разрезана пополам, большая часть войск оказалась в окружении, малая спешно отходит, пытаясь создать новую линию оборону. Неизвестно, что стало со штабом Шестой армии. По данным авиаразведки в селе, где он располагался, идут уличные бои, – закрыв папку, закончил свой доклад начальник Генштаба и заместитель наркома обороны СССР генерал армии Жуков. – Что делается для стабилизации Юго-Западного фронта? – спросил Сталин. – Нам известны места ударов танковых групп противника. На этих направлениях создаются мощные артиллерийские опорные пункты. Развал Юго-Западного фронта произошел из-за того, что часть дивизий не успела занять свои позиции, в результате немцы, свободно переправившись и к обеду третьего июля нарастив группировку, ударили по подходящим дивизиям Шестой армии, смяв их и вырвавшись на оперативный простор. Тут мы этого постараемся не допустить. Товарищ Сталин, прошу выделить два артполка и две противотанковые бригады из резерва Ставки для усиления артиллерийских группировок Юго-Западного фронта. – Хорошо, товарищ Жуков, вы получите резервы. Однако я попрошу вас лично вылететь в Киев и помочь товарищу Кирпоносу со стабилизацией фронта. Вылетите завтра, а пока все свободны. Сталин дождался, когда из кабинета выйдут два десятка представителей старшего начсостава РККА и Флота, после чего посмотрел на задержавшегося, после незаметного вышедшим командирам знака, Лаврентия Павловича Берию. – Докладывайте, что у нас есть нового по Оракулу. Прочистив горло, Берия поправил несколько листов перед собой и сидя начал доклад: – Наша группа осназа под командованием капитана Омельченко, как я вам уже докладывал, была благополучно сброшена в районе Ровно двадцать девятого июня. В течение семи дней они встретили более сорока больших и малых групп отходящих к фронту разбитых частей. При опросе на шестой день им попался красноармеец Петлюра, заряжающий противотанковой батареи, которой командовал лейтенант Петров. Данные и словесный портрет совпадают, Петлюра опознал своего командира как попутчика нашего Оракула. К сожалению, при опросе красноармейца выяснилось, что лейтенант Петров погиб на КП батареи, когда на окоп наехал танк противника и начал крутиться, вминая всех, кто там был, в землю. После боя выжило шесть артиллеристов, при отступлении и ночном бое при переходе через шоссе они потеряли связь друг с другом, и подтвердить слова Петлюры никто не может. Капитан Омельченко, имея новые данные, продолжил поиски. Есть свежие сведения. Час назад была получена шифрованная радиограмма. Вот она, – протянул было лист бумаги Берия, но Сталин махнул трубкой, оставаясь стоять у окна: – Зачитайте сами. А лучше своими словами. – Если своими словами, товарищ Сталин, то сегодня днем наша разведгруппа наткнулась на остатки разгромленного сто третьего стрелкового полка, пережидающего день, укрывшись от немецких патрулей в одном из оврагов. При опросе, знает или помнит ли кто лейтенанта-артиллериста Петрова, ехавшего на поезде Москва – Ровно, выяснилось, что командир полка майор Стрельников не только помнит этого Петрова, которого легко опознал по словесному портрету, более того, он ехал с ним в одном купе. Теперь мы знаем всех, кто находился в купе на момент движения поезда от Киевского вокзала Москвы до Ровно. Это вышеназванный майор Стрельников. Вторым был старший политрук Вячеслав Запольский, корреспондент армейской газеты «Звезда». В данный момент по старшему политруку никаких сведений нет. Третий – лейтенант-артиллерист Сергей Петров. Четвертого майор Стрельников описал очень подробно, так как хорошо его помнил, несмотря на контузию. Судя по его описанию, это и есть наш Оракул. Словесный портрет совпадает с тем, что мы выдали капитану Омельченко. Стрельников его тоже опознал. Данные по Оракулу такие. Лейтенант запаса Виталий Фролов, отчество Стрельников не помнил. Командир взвода ПВО-ПТО. При опросе Стрельникова и выжившего начальника штаба полка капитана Ветрова выяснилось, что они встречались с Фроловым утром двадцать третьего июня на дороге Ровно – Броды, когда двигались в сторону УРов. В момент движения по дороге на колонну полка был совершен налет авиации противника. Полк не имел зенитных средств защиты, но им неожиданно помогли. Стоявшая на перекрестке батарея ПВО-ПТО открыла огонь и сбила один штурмовик. Когда Стрельников с командованием полка направился к зенитчикам, чтобы отблагодарить их, то неожиданно встретился с Фроловым, который и командовал этой батареей. Представился он лейтенантом Фроловым, командиром третьей батареи отдельного зенитного дивизиона, входившего в оборону Ровно. Перед совещанием мне собрали материалы, особо информации об этом дивизионе нет, только известно, что он сформирован двадцать второго июня и прекратил существование после сдачи Ровно. Капитан Омельченко продолжает поиски, только теперь уже лейтенанта Фролова или его выживших батарейцев. Предположительно, получившая известность «Методичка Фролова», возможно, написана Оракулом, распространяться она начала именно с Юго-Западного фронта. Это все. Сталин продолжал молчать, разглядывая ночной пейзаж за окном и о чем-то размышляя. – Как, вы сказали, его зовут? – Виталий Фролов, отчества нет. – Я думаю, его зовут Виталий Михайлович Фролов. Вы читали сегодняшнюю газету о представленных к правительственной награде? Подойдя к столу, Сталин отложил несколько газет, найдя нужную, бегло просмотрел один из столбиков, чему-то улыбнулся в усы и протянул газету Берии. Тот быстро нашел знакомую фамилию. Прочтя большой очерк о действиях отдельного зенитного дивизиона под командованием старшего лейтенанта Фролова, нарком поднял изумленные глаза и неверяще спросил: – Оракул представлен к Золотой Звезде Героя и следующему званию?! – Думается мне, что представление будет подписано. Действия дивизиона действительно удивительны на фоне отступления, товарищ Берия. Политбюро решило осветить все действия сперва батареи, а потом и дивизиона с момента его создания. Стране нужны герои. Первые очерки уже вышли в двух газетах. – Но, по предположению моего зама, этот Фролов воспользовался документами одного из убитых командиров, и я склонен считать, что это правда, товарищ Сталин. Мы провели расследование действий немецких прихвостней. Было обнаружено около десяти тел в форме командиров Красной Армии, но без документов. – Возможно, это и так. Завтра к вечеру я хочу знать все об этом Фролове, а также где он находится. При выяснении его местопребывания немедленно доставить Оракула в Москву. Держи меня в курсе своих действий, Лаврентий. – Хорошо, товарищ Сталин. В это же время раздался стук в дверь и после разрешения заглянул Поскребышев: – Товарищ Сталин, к товарищу наркому курьер. – Я просил подготовить мне материалы по Фролову, и если будут какие срочные новости, доставить их сюда, – пояснил нарком. – Пропустите, – велел Сталин секретарю. Вошедший курьер в звании капитана НКВД четко отдал честь и протянул Берии запечатанный пакет. Расписавшись, нарком отправил курьера обратно и вскрыл конверт. Быстро прочитав присланные бумаги, он выругался по-грузински: – Получено известие, что дивизион Фролова находится в кольце и уже в глубоком тылу немецких войск. Дивизион входил в состав тридцать седьмого стрелкового корпуса Шестой армии Музыченко. А там сейчас каша. – Перенаправьте капитана Омельченко в квадрат, где на момент прорыва немцев стояла часть Оракула, пусть там осмотрит все. Если Фролов не дурак, а он так о себе думать повода не давал, то вывернется, – Сталин на секунду задумался. – Оракула не задерживать. Думаю, будет проще, если его вызвать в Кремль на награждение Золотой Звездой Героя. А тут уже можно и присмотреться к нему. Его дивизион вывести на переформирование и пополнение в глубокий тыл. – Есть, товарищ Сталин. Разрешите идти? – Идите. Собрав все документы, Берия вышел, оставив тяжело задумавшегося Сталина у стола. Вождя мучили сомнения, правильно ли он делает. Конечно, все, что сообщил Оракул в письме, сбылось с поразительной точностью, однако в сверхъестественное Сталин не очень верил. В любом случае следовало посмотреть на этого парня, решившего поиграть в серьезную игру, ставка в которой – жизнь. – Ну, что скажешь? – спросил начальник штаба дивизии, принявший командование после гибели полковника Филиппова от артиллерийского налета. – Технику бросать не буду, а ей тут не пройти, – нахмурившись, ответил я. – Послушай, лейтенант. По-другому не пробиться, они на всех высотках поставили станковые пулеметы и минометы, не прорвешься, все перекрыли, только если по руслу реки вниз, а там уже вырвемся и, пользуясь ночной темнотой, разобьемся мелкими группами и прорываемся к фронту Слух прошел, что он всего на сто километров откатился, в районе Житомира немцев остановили. Даже вроде как потеснили. – Откуда информация? – с подозрением спросил я, так как мы были в изоляции. Четвертого прошел слух, пятого он подтвердился, и вот уже второй день мы сидим в полном окружении. Мы – это остатки тридцать седьмого корпуса и несколько небольших подразделений. Сколько точно, не скажу. Но рядом с нами стояли дивизия Филиппова, гаубичный полк и стрелковый полк соседней дивизии. И вот посыльный из штаба корпуса принес приказ на прорыв. Сумел ведь как-то пролезть к нам! Так что теперь даже у меня в планшете был такой приказ. Вот только план, что предложил подполковник Горюнов, мне не понравился. Дело в том, что немцы мощным ударом разрезали окруженную группировку на несколько мелких очагов сопротивления. В нашем кольце кроме потрепанной дивизии покойного Филиппова был гаубичный полк без боеприпасов (артиллеристы уже начали уничтожать орудия и технику) и несколько отдельных подразделений вроде нашего дивизиона. Теперь немцы, контролируя все высотки, не давали нам вырваться из кольца, кроме как через пойму реки по берегу. Как я уже говорил, для нас это было неприемлемо, к тому же я ждал отправленного в разведку Бутова. Если пришедшая мне идея подтвердится, то есть шанс дивизиону вырваться из капкана. Более того – на своих колесах. – Пленного взяли, тот сообщил, что под Житомиром наши наваляли немцам. Вроде как танковую дивизию уничтожили полностью. Друг у этого пленного служил именно в ней, говорил, чудом выжил, хотя ноги лишился. Тот его встретил на пункте пересылки раненых. Так что сведениям суток еще нет. – Ясно, но я все-таки по-своему попробую. – Решать тебе. Приказывать не буду. Удачи. – Вам тоже, товарищ подполковник. Разрешите идти? – Свободен. При выходе кивнув знакомому капитану, начальнику особого отдела дивизии, я подхватил под локоть разговаривающего с ним Аделя и шепнул: – Быстро возвращаемся в расположение. Мы вышли из землянки и поспешили к машине, укрытой под деревьями. – Есть новости? – А то! Горюнов даже не понял, что мне сообщил. Оказывается, наши наваляли немцам. – И что? Новость, конечно, хорошая, но что нам это дает? – Резервы, Адель, резервы. – Ты хочешь сказать, что часть сил, что нас блокируют, снимут? – догадался особист, плюхаясь на пассажирское место нашей «эмки». – В точку. Они ждут прорыва в сторону нашего фронта, а мы, как все нормальные герои, пойдем в обход. – Так вот ты почему Максима отправил на разведку за речку! – Ну да, – коротко ответил я, осторожно, крадучись выезжая на дорогу Авиации над нами пока не было, в основном она действовала в районе прорыва, а войскам, что удерживали нас в кольце, придали только звено штурмовиков. Работали те с опаской, и хотя батареи Сазанова и Иванова были укрыты и огонь не открывали по моему приказу, немцам все равно доставалось от батареи Индуашвили. Сейчас же немецких самолетов не было – вечер, вот-вот стемнеет. – Если заметят, опять долбить начнут, – с опаской посмотрев на холмы за речушкой, на которых немцы создали оборону, сказал Адель. – Знаю. С их позиций просматривается только двести метров. Пока заметят, пока сообщат на батарею, пока огонь откроют, мы уже за лесом будем. Тот лесочек, в котором ранее дислоцировался дивизион, после двухдневного артиллерийского обстрела фактически перестал существовать. Так что дивизион стоял замаскированным в глубоком узком овраге. А что? Маскировочные сети сверху натянули да все машины под них и загнали. Только батарея Индуашвили для маскировки использовала стога соломы, открывала огонь и перемещалась под другие. Деревне и позициям стрелков тоже изрядно доставалось. – Какой у тебя план? Ведь он у тебя есть? – Конечно, но нужно дождаться Бутова. Если все сойдется, как я предполагаю, то мы сегодня же до двенадцати ночи вырвемся из окружения, возможно, даже без стрельбы.