– Конечно, об этом все москальские каналы трубили. Два дома было взорвано террористами. Твоя панельная девятиэтажка сложилась, как карточный домик. Брат отписал, Андрей, он на твои похороны ездил… Придурок. – Хорошо, что сына тогда со мной не было, – вздохнул я. – Чем больше вас, москалей, подохнет, тем лучше. – Ну всё, вопросов больше нет, – сказал я, поднимаясь и снова чиркая Глазова-Дашко по шее. Не обращая внимания, как тот хрипит, умирая, направился к двери. Я уже открыл было дверь и вышел в коридор, но снова замер от пришедшей мне мысли. Потом обернулся и вернулся к кровати, склонившись над трупом-зомби. – …урод, чтоб тебя… – захрипел снова воскрешённый Дашко. – Я тут спросить хотел. Постарайся ответить честно… – Говори, падлюка. Ай!.. Сволочь, ты мне руку отрубил! – держась за обрубок, заорал Глазов. – Тс-с-с, – приложил я палец к губам. – Не перебивай взрослых. Подвывая, тот попытался завернуть культю в простыню. Судя по виду, он был на грани сумасшествия. – Так вот, Гриня, ответь мне на такой вопрос, – сказал я, убирая саблю в ножны. – Почему ты сдал дружину Красновского? Месть за дочь? Или тебя привлекла должность тысяцкого? Неожиданно Глазов хрипло-истерично засмеялся: – Дочь, как же! Эту утку с похищением и запоем я сам пустил. Дочка она была не моя, а этого тела, поэтому я сам её оприходовал, вкусной в постели оказалась, вот она слегка умом и тронулась. А тут случай представился от неё избавиться. Я от смеха умирал, видя, как воевода морально мучается, выполняя поручение московского царского человечка. Только через некоторое время эта сучка вернулась, правда, уже совсем не дружа с головой. Пришлось для виду её в монастырь отправить да прибить по дороге, некоторой информацией она владела. – Ну, ты и мразь! – сказал я с чувством, покачав головой. – Да пошёл ты! Что хочу, то и делаю. Да с вами по-другому и нельзя… рабские людишки. Только истинные… хр-р-рсс, – захрипел Глазов, когда я пережал ему трахею, на которой были видны два тонких белесых следа. – Ладно, всё это на тебе, Гриня, ответь-ка мне на ещё один вопрос. Где посадник хранит казну? Только не говори, что ты не знаешь. Второй пытки Грине не выдержать, он это прекрасно понимал, поэтому, шипя от ненависти, объяснил. Даже вспомнил, как видел, где посадник прячет важные бумаги, правда, произошло всё это случайно. После того как Гриня всё рассказал, я сидел на стуле разглядывая потолок ещё минуты три под напряженно-испуганным взглядом Дашко, но потом встряхнулся и отрицательно покачал головой: – Нет, больше вопросов у меня нет. – А-а-а!.. – только начал издавать крик Дашко, как его голова покатилась по кровати и упала на натёртый воском пол, разбрызгивая кровь. Сплюнув на пол, я проверил, как там девчонка, на всякий случай погрузил её в более глубокий сон и направился в соседнюю комнату, где был кабинет Дашко, пора собирать трофеи. Пистоль Грини я прихватить не забыл. У этого гада Глазова, бывшего Дашко, было аж два кабинета. Один для официальных встреч на дому, он всё-таки был новгородским воеводой, ну и тайный, для личных встреч. Сперва я тщательно обследовал, естественно, небольшой кабинет для тайных встреч, ключи у меня были, взял у покойного. Особо не рассматривая, что беру, охапками и кипами складывал бумаги в мешок-наволочку. Влезло всё, хотя я думал, места не хватит. Много было у бывшего депутата в тайничках секретных бумаг. Этих тайников у него в кабинете было аж шесть штук. Всё осмотрел, всё забрал. Деньги тоже были, что уж тут говорить, взял два небольших мешочка с золотом из НЗ воеводы и шесть с серебром. Благо тащить далеко не надо, лазутчики меня ждали у ближайшего угла с телегой. Специально подогнали её с грузом тухлой рыбы, чтобы ночная стража особо не цеплялась. Правда, собаки вой подняли, но к данному моменту начали подуспокаиваться. Они часто гавкали, так что этому не удивлялись. Утащив пухлую от бумаги наволочку к выходу, оставил её там вместе с деньгами, после чего побежал осматривать другой кабинет. Там денег было не так много, но зато я обогатился ещё тремя пистолетами, картами новгородских земель, списочным составом тысячи, что командовал Глазов, некоторыми приказами и несколькими другими ништяками, включая три подзорных трубы. Коллекционировал он их, что ли? Были и другие вещи, но я их особо не рассматривал, всё в мешки, найденные тут же, пихал. Больше всего меня восхитила ручная пушка с кремневым замком. Я такую в фильме про пиратов видел, для усмирения бунтов предназначена. Только вот как стрелять? Приклад всю руку отсушит и плечо отобьёт. Наверное, она к боку локтем прижималась, после чего производился выстрел. Так меньше шансов покалечиться. Эту ручную пушку я тоже прихватил. После второго захода я побежал с первым грузом к телеге. Сделав две ходки, велел вознице ехать сразу на постоялый двор. Я не идиот везти такой компромат на борт «Беды», завтра-послезавтра дальними тропами всё это будет у меня. А пока пусть побудет укрытым местным брезентом под охраной на ближайшем постоялом дворе. Благо они работали круглосуточно. Телега, тихо скрипя досками бортов, остальное всё было смазано дёгтем, укатила под охраной возницы и ещё одного лазутчика, а я с третьим лазутчиком направился к дому воеводы. Пора избавляться от улик. Дом требовалось сжечь, это даст мне больше времени, однако я вспомнил, что оставил в спальне Дашко девицу, вот за ней и вернулся, пока лазутчик таскал солому. Жечь её за просто так было не по мне. Я не Дашко. Она же мне ничего не сделала, пусть пока живёт, хотя это и претит моим принципам не оставлять свидетелей. Небрежно бросив девку рядом с трупами охраны, я махнул рукой, приказав поджигать. Лазутчик рассмотрел в темноте мой взмах и зачиркал огнивом, высекая искры на трут. Одним махом я избавлялся от улик, а главное, от бумаг, что могли остаться в доме, а они вполне могли остаться. Тревога поднялась, когда мы удалились от дома воеводы метров на триста, с этим тут было строго, город почти весь был деревянный, но тут нам повезло, ветра не было, именно поэтому мы и использовали огонь для заметания следов. – Где дом посадника? – спросил я у лазутчика. – Следующий поворот, третий дом, командир, – так же тихо ответил тот. – А-атлично, – обрадовался я. – Как раз мимо аптеки пройдём. Я помнил собственное обещание спалить аптеку, тем более это может отвлечь дворовых посадника. Всех их вырезать, как в доме воеводы, я просто не смогу до рассвета, банально не успею из-за большого количества. Лавка аптекаря была в богатом районе города, где жили служивые и бояре, поэтому он также имел два этажа и довольно красивый вид, ещё у аптекаря имелся двор, но он был позади лавки-дома. Сама аптека находилась на первом этаже, а владелец со своими родными жил на втором. Жизнь аптекаря и его родных в этом случае меня волновала крайне мало, сколько он русских людей отравил и «посадил на иглу», не поддаётся подсчёту, вот я и собирался посчитаться. А тут такой хороший повод. Лазутчик стоял на стреме, а я проверил аптеку и двор на предмет охраны и собак. Как ни удивительно, ни того, ни другого не было. Вскрыв дверь лавки, я пальцами придержал леску тревоги, видимо, идущей к колоколу, и, перерезав её, пощупал, мысленно выматерился и начал сматывать. У меня лески для удочек нет, а тут такую отличную шёлковую плетёную снасть как трос используют. Закончив сматывать леску, я нашёл среди товара несколько банок с плохоньким бензином и стал поливать полки, после чего несколько раз чиркнул кресалом, отшатнулся от загудевшего пламени, моментально охватившего прилавки, и выбежал на улицу. Спасётся аптекарь – его счастье, нет – его проблемы. От аптеки мы бегом побежали в сторону подворья посадника, крича во всё горло: – Пожар!.. Пожар!!! Лазутчика я отослал, чтобы он присмотрел за ситуацией со стороны, а сам укрылся в тупике рядом с домом посадника. Во дворе у того поднялся шум, проснулась дворня и тут же с ведрами, деревянными баграми, окованными железом по краю лопатами и другими средствами пожаротушения бежала к аптеке, некоторые остались во дворе и стали поливать крыши дома и построек водой из колодца. В соседних домах занимались тем же. Командовал седобородый дед с обширной лысиной, но он никак не мог быть посадником, словесный портрет которого я знал. Повиснув на руках, я рассматривал дом поверх забора, и когда на крыльцо вышел дородный мужчина с окладистой бородой, улыбнулся. – Есть, – тихо шепнул я. Всё, что надо, я выяснил. Посадник не руководит лично пожаротушением, значит, можно действовать. Одет я был как обычный отрок, сабли пришлось оставить у забора, так что на меня не обратили внимания, когда я быстрым шагом пересёк двор и прошёл к чёрному входу, которым обычно пользовалась дворня. Народу в доме было не так много, но и те были ненужными свидетелями. Однако я благополучно миновал всех местных слуг и попал в хозяйскую половину. Идти пришлось с привычно согнутой спиной и опущенной головой. – Куда? – перегородил мне путь статный воин, он стоял на лестнице, ведущей на второй этаж. – Я дворовый холоп воеводы Глазова, с сообщением. Велели сказать лично, – вжав плечи, ответил я. – Игорь, проводи гонца. – Хорошо, – вставая с лавки, ответил другой воин. В небольшом тупичке их оказалось ещё двое. Ценит свою жизнь посадник, как я посмотрю. Следом за воином я прошёл в хозяйские покои. Согласно рассказам Дашко, после лестницы третья дверь слева – личная опочивальня, а прямо – кабинет. Шли мы в кабинет, видимо, посадник находился там. Постучавшись, воин приоткрыл дверь и сказал: – Владимир Рюрикович, к вам гонец от воеводы. – Пусть заходит, – услышал я из-за приоткрытой двери. Обращение к посаднику меня удивило: местные понятия требовали обращаться к хозяевам по-другому. Боярин, например. Видимо, обращение по имени-отчеству – это новые веяния от Дашко, что тот внедрял в местную жизнь. Надеюсь, до крайних мер в этом деле он не дошёл. – Проходи, – переадресовал воин. Однако, пропустив меня, сам не зашёл следом, а закрыл дверь и остался снаружи. Он не уходил – я слышал его дыхание, и не было шума удаляющихся шагов. – Говори, – велел посадник. Приблизившись быстрыми шагами в полупоклоне, я сообщил дрожащим голосом: – Воевода велел передать вам, что он… умер, – тихо добавил я и нанёс удар в висок, вырубая посадника. Тот наклонился слегка вперёд, чтобы расслышать, что я говорю, это позволило мне перегнуться через стол и нанести удар. Я часто пользовался этим психологическим ходом при разговоре, чтобы противник был вынужден подаваться вперёд, вслушиваясь. Правда, он не всегда срабатывал. Дальше я действовал на скорости. В кабинете всё произошло быстро и тихо, однако охранник мог мне помешать, поэтому требовалось заняться и им. Тихо подскочив к двери, я резко распахнул её и нанёс удар сбоку в шею воину, он стоял спиной, но как раз начал оборачиваться. Лезвие кинжала вошло до самой рукоятки, пробив кожу с другой стороны. Странно, что шейные позвонки не перебил. Подхватив его под мышки, быстро занёс в кабинет и нанёс два добивающих удара, а то он уже начал хрипеть, я успел его подлечить, пока тащил. После этого я запер дверь, связал и начал хлопать по лицу посадника, стараясь привести его в чувство. Касания лечебных ладоней почти сразу сказались. – А?.. Што?.. – замотал тот головой. – Что, головка бо-бо? – усмехнулся я, держа наготове кляп. Мало ли заорать захочет. – Ты кто? – продолжая трясти головой, спросил посадник – видимо, я нанёс слишком сильный удар и выбил воспоминание о своём приходе. – Что, уже не помните? Я от Глазова пришёл… или правильнее сказать – Дашко? – Теперь посадник слушал меня со всем вниманием, он, похоже, начал что-то понимать. – Он перед смертью попросил передать тебе привет. Вот, зашёл и передал. Посадник продолжал сидеть в кресле за столом, не дёргаясь. Скосив взгляд на лежавшего воина, он на секунду задумался, после чего спросил: – Ты тоже из будущего? – Именно. Только я из правильных попаданцев, а не из подобных Глазову. Насиловать собственную дочь мне и в голову бы не пришло. Ладно, не будем тянуть кота за хвост, хотя очень хочется. Кто ещё знает о Глазове? – Зачем тебе это? – Хотелось бы знать. По словам Дашко, кроме вас двоих никто не знал о попаданце из будущего, всеми своими людьми вы манипулировали втёмную. Вот мне и хотелось бы знать, есть ли ещё знающие люди и тайники с бумагами? Говори. Или ты будешь играть в молчанку? Посадник усмехнулся, он отнюдь не был дураком. – Живым ты меня не оставишь, а так как ты меня убьёшь, то какой смысл рассказывать тебе что-либо, если я знаю свой конец? – Конец бывает разный, – я запихнул в рот посадника кляп и стал ломать ему пальцы, не обращая внимания, как его корчит от боли. Даже спинка кресла, к которой он был привязан, затрещала от усилий. Терпеливо ждать, пока до посадника дойдёт, у меня не было времени, вот и пришлось пользоваться популярными в этих веках пытками. Закончив с ними, я дал посаднику минуту отдышаться и вытащил кляп. – Кричать не советую. Помощи не будет. Я всех охранников перебил. Так что, будем говорить? Покайся, смерть легче встретишь, клянусь. Посадник заговорил. Возможно, именно клятва его и зацепила, но скрывать он ничего не стал. Я знаю, могу улавливать подобные моменты. Двумя ударами кинжала добив посадника, я осмотрел тайники и собрал все бумаги и два мешочка с золотыми монетами в небольшую кожаную сумку-портфель. Причём по виду – советского образца портфель, видимо снова Дашко постарался, новатор долбаный. Было у посадника и серебро с золотом, и каменья. Но все они находились в его личной казне, в соседнем помещении. Однако прикинув, я понял, что хватит рисковать, пора уходить. Достаточно на сегодня приключений. Приоткрыв дверь, я выскользнул в коридор, закрыл дверь и, поставив на пол портфель, скользнул к лестнице, приготавливая метательные ножи. Мимо охраны мне спокойно не пройти. Хватило четырёх ножей, чтобы уработать троих стражников. Сделав контроль и забрав из тел инструмент, я сбегал за портфелем и, вернувшись к телам, на миг замер. Рядом с лестницей на настенной держалке горела обычная керосиновая лампа. Немного топорно сделана, но точно керосиновая. Я снял её со стены, слегка обжигаясь о железо, пролил керосин на пол и разбил лампу. Огонь тут же охватил половицы и сухие доски лестницы. Скрывать улики так скрывать.