Следующие два дня, мы участок редко покидали. Если только на машине ездили за досками. По мусору, то как и обещал участковый, прислал нам старую «полуторку» с местного рыбзавода, вот на ней в два приёма всё и вывезли. Упавшую стену забора подняли, и сложили обратно. Но простой кладкой, времянку, без раствора. Укрепили деревом. В доме прибрались, всё ценное, а его хватало, спустили в подвал, ночевали мы в зале, после того как купленными досками заколотили оконные проёмы, стало возможным прогревать помещение. И вот в последний день, утром, мы как раз позавтракали и начали собираться, документы на дом у меня теперь были, по всем документам я его владелец, дом законсервирован, тянуть не стоит, пора возвращаться на аэродром. Вот тогда к нам торопливо постучавшись, зашёл участковый. То, что это был он, мы слышали, он во дворе поздоровался с водителем, тот готовил машину к выезду. — Свежая «Комсомольская правда», — тряхнул тот свертком с газетой. — Александр, там на весь разворот твоё фото со снайперской винтовкой и рассказ как ты со старшим политруком отстреливал немцев в дивизии отца. Подробно всё описано, на двух страницах. Это правда, так и было? — С неделю назад, — кивнул я, ставя на стол недопитую кружку с чаем. — Чуть больше пятидесяти официально подтверждённых. — И командира пехотного полка, — согласился старшина, который первым завладел газетой и уже вчитывался в строки. — Да, было и такое. Чаю? — спросил я у участкового. — Это можно. А то продрог на ветру, шквальный дует, шинель не спасает. Пока я наливал чаю, старшина закончил читать газету, вот и я ознакомился со статьёй. Фото то самое было, на фоне трофейной будки, где мы ночевали с напарником. Было всё действительно подробно, а дальше корреспондент перешёл к банальной пропаганде, мол, тянитесь стать таким как Поляков и тому подобное. Накачку давал молодёжи. Зря это он сделал по моему мнению. Сколько мальчишек так решит сбежать на фронт, или те, кто остался в немецком тылу? Погибнут же по глупости, у меня-то опыт имеется, свой да чужой. Пока участковый пил чай, а старшина собирал посуду, мой вещмешок уже был готов, с притороченной к нему винтовкой и свёртком одеяла стоял у входа, я описал все те три дня, пока вёл охоту на немцев на передовой. Очень занимательный рассказ получился, а из моих уст ещё и интересный, а не сухой отчёт, как это обычно принято среди военных. У меня он красочный был, наполненный жизнью, с теми эмоциями и чувствами что я испытывал. Узнав, что Волк участвовал со мной в той эпопее, тот потрепал его по холке, обе лайки находились в зале. Баламут дремал у входа после сытой похлебки, а Волк бродил по помещению, вот участковый и смог до него дотянуться. — Тут указано, что меня представили к награде по представлению командира дивизии, — прочитал я, снова взял в руки газету. — Да, к ордену «Красной Звезды», — отозвался старшина. — Хорошая награда, — согласился я, продолжая вчитываться в строчки статьи. Её давал мой напарник, там было много чего известного только нам двоим, и он не посчитал зазорным выложить это на всеобщее обозрение. Подробно все три дня были описаны. Особо косяков за мной в те дни не числилось, так что газету я решил прибрать. Участковый, конечно, покривил лицо, когда я попросил у него газету, но дал согласие. У них тут свежая пресса редкость, так что была понятна его мимика. В ответ я ему наручные часы подарил. Из трофейного фонда берегу, как раз для подобных случаев. В Союзе подобные часы у частников редкость, показывающая его благосостояние, так что подарок был воспринят охотно. Особенно когда тот узнал что они трофейные. Поэтому тот сразу легко согласился. Видели бы вы, как я старшине подарок делал и как тот отнекивался. Я ему швейцарский перочинный нож, тоже из трофейного фонда подарить решил за ту огромную помощь по консервации дома и приведения в порядок участка. Не все соглашались брать подобный дар, вроде этого старшины, но я всё же настоял. Так же мы ещё раз обговорили связь. Участковый присмотрит за домом, и раз в полгода будет отправлять мне письма, сообщая, что с домом. Если пострадает раньше, отпишется раньше. Ну и я ему буду писать. Адресами мы уже обменялись. К тому же есть соседи слева, работники одного из местных предприятий, район можно сказать элитный, он инженер, она начальник отдела по качеству, живут тут. Я попросил проследить за домом, и они охотно согласились. Адрес им свой я тоже оставил, если что тоже отпишутся. А вообще хорошие люди. Те оба вечера, что я давал концерты, они сначала до конца выступления в первых рядах сидели, слушали. Аплодисменты я слышал от них больше всего. Наконец мы заперли дом, проверили всё и, выйдя наружу, машина уже на улице стояла, простились со всеми кто вышел меня проводить, закрыли ворота и направились обратно в Сочи. Кстати, мы всё же разобрались, как водопровод работал. Оказалось, в колодце находился водяной насос, он электрический, закачивал в большой водяной бак воду. Бак висел на стене дома в районе второго этажа, постоянно под солнечными лучами прогреваясь, так он зарос виноградом и сразу его мы не рассмотрели. Бак пустой был, поэтому-то из кранов и не текла вода. Мы проверили всю систему и законсервировали её. А так набирали воду вёдрами из колодца, ненадолго же заехали. Сам бак был пробит осколками в трёх местах. Старшина чопики забил, чтобы показать пробоины, когда вернусь, заверю, если дом будет цел, а пока и так неплохо. Дальше мы так и тряслись на побитом серпантине гравийной дороги в сторону Сочи. К обеду проскочили город, проехали бы раньше, но больше часа в пробке простояли, полотно налётом повреждено было, и добрались-таки, наконец, до аэродрома. Полковник, что тут командовал, сообщил что борт, на котором я должен был улететь, меня так же на «УТИ-4» хотели отправить, уже улетел. Но мне повезло, ночью вылетает «Юнкерс» в Москву, фактически к порогу дома подбросят. Этот самолёт из тех поставок, что были произведены до войны. Правда, самолёт практически перегружен, но меня с псами возьмут, полковник договорился с лётчиками. Они тут же находились, а сам транспортный самолёт стоял в укрытии под маскировочными сетями. Пользуясь возможностью, я забрался в салон, борт-стрелок меня сопровождал и около кабины выделил себе уголок на полу. На скамейки я не претендовал, как мне было известно, с нами летело три генерала, так что постелил свой полушубок, оставшись в тёплом вязаном свитере и овчинной безрукавке. Тут же вещмешок положил и чехол с винтовкой. Псов оставлять не стал, они меня постоянно сопровождали. Нас неплохо покормили в лётной столовой, после чего я почти пять часов проспал в землянке. С водителем машины и старшина мы ещё по приезду простились, больше я их не видел. А вечером за два часа до отлёта устроил концерт. Просили спеть именно те, запрещённые, которые я пел во время прошлого концерта. Запрещённое всегда манит, тем более песни действительно были хороши, и даже я не понимал, почему их запретили. Когда приехало начальство, я не заметил, концерт продолжался, и когда только объявили время отлёта, заметил, что в сторонке сидело несколько генералов и полковников. Ага, пассажиры пожаловали. Прежде чем проститься со всеми, я при всех, начальнику аэродрома, командиру всех лётных авиачастей в округе, подарил «парабеллум» с кобурой и запасом патронов. Всё, трофейный фонд, взятый с собой на подарки, закончился, но полковника отблагодарить я был просто обязан за такую помощь. Самолёт до Москвы, да я за это его расцеловать был готов при всех. Не смотря на это, в самолёт я успел первым загрузиться и устроился с лайками у кабины. Те немного дрожали, хотя и имели опыт полётов, но не устраивали истерики, как это было в первый раз, просто ко мне жались. Сам Волк был звездой на аэродроме не меньше чем я. И сюда свежая пресса прибыла, а на фото был и Волк, не полностью, краем в кадр попал, но узнать его характерный окрас морды было реально, да и я подтверждал, что именно он тогда со мной был. Поэтому его изрядно затискали. Даже капитан Веретенников, лётчик этого транспортного самолёта, когда мы ужинали в столовой, подарил ему кость из своего супа. Подумаешь, повара его мозговыми костями чуть не завалили, они на пару с Баламутом ими хрустели. Да и мне повара на дорожку помогли, сухарями там, пару банок тушёнки сунули. Молодцы, одним словом. Не то чтобы мне нужно было, но взял, не огорчать же хороших людей. Мне нравилась поговорка: дают — бери, бьют — беги. Всего в салон втиснулось одиннадцать командиров в разных званиях, ниже капитана никого не было, ну кроме борт-стрелка, что висел в своей люльке, и пожалуй штурмана, он лейтенантом был. Потом несколько опечатанных мешков, как я понял один из командиров, был сопровождающим, наверняка это тот, что с «ППШ» в салон вошёл да и устроился к ним поближе. Потом была тряска во время разгона и вот мы поднялись в воздух. Как хорошо. Летели недолго, буквально через несколько минут совершили посадку на затемнённом аэродроме возле Новороссийска. Оказалось, из трёх генералов в наличии было два, мы за третьим залетели. Тут дозаправились, топлива должно хватить, тем более были запасные подвесные баки и наконец, взлетели с двумя дополнительными пассажирами. Притиснув Баламута к стене, я устроил голову на вещмешке и просто уснул, накрывшись одеялом. Холодно было, но тулуп с пола убирать я не стал, в салоне было в принципе тепло, а на тулупе лежать мягче. А так валенки на мне, ватные штаны тоже, свитер, безрукавка из хорошо выделанной овечьей шкуры имелись, треух, ну и одеялом накрылся, по бокам лайки греют. Не замёрзну. Вот пробуждение мне совсем даже не понравилось. Грохот и тряска. Взвизгнул Баламут. Резко сев, я быстро осмотрелся часто моргая. Однако остатки сна улетучились мгновенно, когда стал заполошно стрелять борт-стрелок. Тут снова что-то грохнуло, и гул моторов стал слышится как-то по-другому. Готов поклясться мы летим на двух моторах, да и подозрительные отсветы в левых иллюминаторах намекают, что крыло горит. Тут ещё стрелок не унимался и палил не переставая. Сообразив, что мы снижаемся, правый мотор работал со странными перебоями. Я выдернул из-под лаек тулуп, и стал в него облачаться, застегнув ушки треуха под подбородком. Если уж нам предстоит жёсткая посадка, то лучше подготовиться и одеться поплотнее, чтобы уберечься от травм. — Блин, надо было в хвосте устраиваться. Если врежемся во что при посадке, вся эта масса в салоне на меня по инерции полетит, — пробормотал я себе под нос, шустро застёгивая пуговицы тулупа. Осмотрев салон, который совмещала аварийная лампа, огонь за иллюминаторами, похоже, погас, да и стрелок не палил, видимо немцы, что нас атаковали, потеряли нас в темноте, я понял, что в хвост мне через этот бардак просто не перебраться. Раньше грохнемся. Открыв дверь в кабину, я увидел, что пилот пытается завязать узел на забинтованной голове штурмана, тот без сознания был, лишь голова покачивались в такт движениям самолёта. Перехватив у него края бинтов, я ловко завязал узел, и не крепко и неслабо, чтобы не спал, в самый раз. — Падаем? — спросил я у пилота. Тот молча кивнул и, посмотрев на правый мотор сказал: — Недолго протянет. Немцы с хвоста зашли, видимо с земли навели, мы минут двадцать назад Курск пролетали стороной, одним заходом сразу очереди дали и в стороны разошлись. Один мотор подожгли и второй зацепили, на третьем не вытянем, перегружены. Ещё километров десять и всё, грохнемся. Ищу место для посадки. — Ни фига себе у вас маршрут? — изумился я. — Можно же было облететь нашими тылами, с дозаправками. — Ты это генералам скажи, которые так торопятся. Решили раз у нас «Юнкерс», то за своего примут. Три раза принимали, а тут раз, и не приняли. Летели практически по прямому маршруту, а сейчас в глубине немецких тылов. Скажи там, чтобы держались, кажется, я неплохое поле вижу. Леса сплошные вокруг, похоже, это единственное подходящее для посадки место. — Понял, сейчас скажу. Прокричав в салон, что сейчас будет посадка, я отгородился ото всех вещмешком, положив чехол с винтовкой на пол, прижал к себе обоих псов, и стал ждать удара. Как такового его не было. Ну да, потрясло изрядно, покидало туда-сюда, но пробороздив длинные борозды в снегу, мы совершили вынужденную аварийную посадку сев на шасси. Один из генералов тут же стал командовать, однако порядка от этого не стало, крики, гомон, вопли, стоны раненых, так что, подхватив вещмешок, устроив его за спиной, в одну руку винтовку, в другую руку ошейник Волка, Баламут за нами двигался, ну и направился к дверям, которые пытались выбить двое командиров. Похоже, их заклинило, одна из пуль с истребителей попала в замок. Двигаться было сложно, дважды с ног сбивали, паники хватало, и один раз сам поскользнулся в пролитой крови. Но когда дверь с хрустом выбили, одним из первых оказался у створки и вывалился на мокрый лёд. Лёд? — Бежим! Это озеро, самолёт тонет! — заорал я и, вскочив на ноги, отбежал в сторону на сухое место. Теперь мне был понятен тот странный треск, что продолжался даже когда самолёт замер. Я его поначалу принял за потрескивание остывающего металла, схоже было, но нет, это трещал лёд. Штаны, тулуп на груди и валенки были мокрыми от воды, а вокруг минус двадцать стояло. Мой крик услышали, самолёт действительно своим весом продавливал не успевший хорошо промёрзнуть на большие глубины лёд. А что, сейчас только начало декабря. Почти сразу большая часть пассажиров покинули самолёт, некоторые встав цепочкой, в воде по щиколотку, стали передавать мешки с документацией. Отойдя в сторону, я подошёл к экипажу. Все трое, включая борт-стрелка, были тут. Штурман пришёл в себя. Бесцеремонно отстегнув планшет, я достал карту и осмотрел её. Помощь штурмана пришла во время, я смог определится с нашим местоположением. Это лесное озеро, имевшее вытянутую форму, на карте значилось. — Понятно, мы в заднице. До линии фронта почти сто километров. И тут я засмеялся. Не ожидавшие этого лётчики вытаращили на меня глаза. — Да я просто подумал, что за то чтобы меня закинули к немцам в тыл, я подарил полковнику трофейный пистолет. — Ну хоть чувство юмора у тебя есть, — усмехнулся Веретенников. — Оно у меня всегда было, — отмахнулся я и, свистнув псов, да они и так не далеко были, направился к большой группе пассажиров. Там, похоже, шёл серьёзный диспут, доходивший до криков. Не успел дойти, как и всех других меня отвлёк шум и хруст льда, самолет, наконец, проломив до конца лёд начал тонуть. Вот он ненадолго задержался, крылья удерживали, но одно почему-то надломилось и, задрав второе, тот ушёл вниз, мелькнув напоследок хвостом. Глубина приличная, я даже удивлён. А вот крыло с гревшим ранее мотором осталось на льду и не тонуло, видимо так и вмёрзнет в него. Как я понял, борт успели полностью выгрузить, даже пулемёт стрелка сняли. Тот так с ним в обнимку и ходил с сидором забитым запасными лентами. А так гора груза из салона была складирована недалеко от группы командиров, её охранял тот самый капитан с автоматом. Когда я подошёл, то разобрался, о чём был спор. В салоне самолёта, как выяснилось, присутствовали два генерал-майора и один контр-адмирал. Это его мы из Новороссийска забирали, я думал, там генерал будет. Тут же удалось узнать, что все трое были из разных ведомств и друг с другом не пресекались, то есть старшего над другими не было, в должностях считай, равнозначны, а спор был в том кто командовать будет. Кому что. Совсем охренели, даже не ожидал. Вся эта свара возмутила меня до глубины души. Ворвавшись в центр группы командиров, я заорал в возмущении: — Да вы совсем обалдели?! Мы в тылу врага, в глубоком тылу, нужно собираться, и уходить, а вы свару устроили. Да какие вы командиры? Как дети честно слово, вас от мальчишек отличает только то, что члены больше и игрушки настоящие. Значит так, я знаю, как нам добраться до своих, не свой опыт, чужой, но у меня он есть. Да, по летней компании, не зимней, но проблем я не вижу, справлюсь. Всё же охотник, сын лесника. Поэтому сообщаю такую новость. С вами ухарями я не пойду, погубите всех, поэтому пойду один, в этом случае выйти к своим смогу со стопроцентной уверенностью. Это если один пойду или сам командовать над вами буду. Там процентов шестьдесят-семьдесят, всё от случайностей зависит. Поэтому говорю. Я ухожу, кто хочет выжить и оказаться у своих, прошу за мной, кто решит остаться, девяносто процентов или замёрзнет тут или угодит в плен. Десять процентов это то, что вы партизан найдёте. Но я бы на это не рассчитывал, раньше или замёрзните или к немцам в руки попадётесь. Всё что хотел, сказал, думайте. Оставив шокированную моими речами группу командиров стоять на месте, я вернулся к летунам. Кстати, как таковых погибших не было, у штурмана касательное ранении головы и плеча, у двоих пассажиров переломы, у обоих руки сломаны. Ещё у одного пулевая рана была на руке. Это в луже его крови я умудрился поскользнуться. Всех уже осмотрели, один из командиров настоящим военврачом оказался, они все получили или ещё получали медицинскую помощь. Закончив с тремя командирами военврач как раз осматривал ранения штурмана, успокаивая того что ничего серьёзного нет. Лёгкая контузия от ранения в голову, пару дней постельного режима. — Я слышал, о чём ты говорил, — сказал военврач, продолжая осмотр ранения плеча. — Знаешь, я бы пошёл с тобой. Уверенности у тебя в своих силах больше чем у всех остальных вместе взятых. И ты действительно знаешь, как выжить в этих лесах. Я городской, лес меня пугает. — За свой экипаж говорю также, — встал Веретенников. — Мы с тобой идём, если командиры не договорятся. Пусть они старше меня по званию и я обязан подчиняться, но никого среди них из ВВС нет, так что если что, думаю, удастся избежать трибунала при возвращении. — Вот и ладно. Справимся парни. — Партизан будем искать? — сразу уточнил стрелок, видимо опередив других. Я кивнул, и мельком оглянувшись на продолжавших спор командиров, ответил: — Да. Свяжемся с Большой землёй и постараемся вызывать самолёт. Думаю, вывезут быстро… О, что-то всё же решили, договорились. Тот мой спич слушавших меня командиров, сперва изрядно позабавил, особенно одного дивизионного комиссара, когда я про большие члены заговорил, а потом только мрачно на меня смотрели. Ведь правду говорил не в бровь да в глаз, как говорится. По больному бил. Подбежавший капитан, один из свиты генерала-майора артиллерии, позвал всех нас в круг, особенно меня. Конечно же, глупо было бы думать, что вот так меня поставят во главе, однако мысль я им вложил, что без меня им некуда. Ну, то есть очень нужный человек со своими инструментами. Ещё бы, на толпу в восемнадцать харь один авиационный пулемёт, один автомат и моя мелкокалиберная винтовка, за то краткоствола хватает. У всех есть, даже у меня. Но я имел в виду то, что у меня есть эта винтовка, запас патронов, я умею ею пользоваться, есть лайки, и все вместе мы неплохая охотничья группа. То есть вопрос с продовольствием остро не стоит, а он встанет. Как раз запасов как тактовых и не было. Если собрать всё что было в сидорах пассажиров и шоколада лётчиков, то максимум на два дня. Я вот со своими запасами был на втором месте, у меня были две банки с тушёнкой, полкило крупы, полкило гороха, сухарей два кило, соль и сахар, немного чая. Ах да, ещё завёрнуты в материю три пирожка с капустой, поварихи дали, вдруг в полёте проголодаюсь. Но всех перепрыгнул, меня в том числе, один из полковников. У него запасов больше было. Восемнадцать банок сгущёнки и полкило галет, и всё. А с посудой совсем швах, у шести нашлись фляжки, причём отнюдь не с водой, их все по приказу передали военврачу, но не было посуды. Ложки я не считаю, они у всех были. Вот у меня был котелок на три литра, своя глубокая тарелка, миски лаек и кружка. Большая, литровая, я в ней воду для чая и кипячу. А так запасов почти что и нет. Некоторые ругались, лучше бы на «Г-3» летели, транспортной версии бомбардировщика «ТБ-3». Там дует из всех щелей, бушлаты и тулупы выдают, чтобы не помёрзли, а тут в «Юнкерсе» было достаточно тепло, как и в «Дугласе», комфортабельный салон, в шинелях летели. Юг как-никак. У летчиков ладно, меховые комбинезоны, а все остальные в шинелях. Я один тулуп имею, но на него никто не зариться, детский, по размеру только мне подходил. Если раньше во время полёта старших в салоне не было, все пассажиры и в принципе общались дружески, то после не долгих споров страшим стал генерал-майор Росляков, начальник артиллерии одной из армий что обороняли побережье Чёрного моря со стороны Новороссийска. После того как было определено с продовольствием и запасами в принципе, сразу стали решать куда идти. Я за это время сообщил по честному что имею, слушал всё это краем ухо, задумчиво рассматривая небо. Оно очистилось было видно звёзды, и туманная дымка вдали. Да я понимаю, что ночью эту дымку не рассмотреть, но всё же она была видна. Да и не так темно было благодаря искрившемуся снегу вокруг, с некоторым трудом черты лица рассмотреть можно было, силуэты вдали, так что серая мгла вокруг имелась, но полноценной ночью не назовёшь. Как в принципе и бывает зимой, когда есть подсветка из звёзд, как это было сегодня. Сейчас. И боюсь, это будет длиться недолго. — Уходить надо, — негромко сказал я, но меня услышали. — Что ты сказал? — резко обернувшись в мою сторону, спросил Росляков. — Уходить надо. Буря идёт. Утром начнётся, когда рассветёт, сильный снегопад, ветер. В общем, ничего хорошего. Лучше бы нам к этому моменту найти подходящее убежище. Было бы больше снега в лесу, я бы предложил отстроить снежные дома, нарезав кирпичи плотного снега, в них шансов выжить больше, но снега мало, даже по колено редкость. Под Москвой снега куда больше выпало за последние дни, в некоторых местах и по пояс нанесло. — Сколько у нас времени и как долго будет длиться буря? — Точно не скажу. Тут в этом у меня отец специалист. По цветным оттенкам неба точно бы сказал, когда и сколько, никогда не ошибается. А я тут не большой специалист, можно сказать, откровенно слаб. Могу только сказать, стоит поторопиться и уходить немедленно. Лес большой, заимки и охотничьи домики в нём должны быть. Отыщем такой, устроимся. Да ещё к буре нужно подготовиться. Мне помощники нужны. Один, или два, лучше из тех, кто знает, что такое охота, особенно ночная. — Ты поохотиться решил? — изумился генерал. — А что если буря не один день будет идти? На голодном пайке сидеть? Ночью тоже можно охотиться, если знать как. Думаю, нашей группе следует идти впереди, а вы чуть отстав за нами. Если мы найдём убежище, проведём вас более коротким путём, чтобы вы не плутали, всё же с вами раненые. Надо отдать должное, собрались быстро, но с проблемой. А тот капитан, он вообще был из органов, из НКВД, просто переодет под пехотного капитана, так тот чуть ли не истерику устроил, сообщая, что уничтожать груз не даст, мы все должны его спасти в обязательном порядке. Даже автоматом пытался угрожать. Но автомат у него быстро изъяли. Тот, похоже, восточными единоборствами владел, шипел, ловко ногами работал. В общем, тонко намекал, добром уничтожать груз, за который отвечал, не даст. Среди тыловиков, а большая часть пассажиров были тыловики, всё же трое командиров являлись фронтовиками, два комбата и начальник разведки одной из дивизий. Как ни странно, но летели они в Москву на награждение. При их участии две немецкие дивизии было окружено и почти полностью уничтожено, единицы вырвались из мешка окружения, вот и решили отличившихся представить к наградам, ситуация требовала. Этих трёх к Героям, остальных будут награждать на месте. В основном они того «капитана» и брали. Вставали каждый раз, и снова на него, другие больше наблюдали со стороны, пытаясь их успокоить. Пока эти детские игры шли, Росляков лично пообщавшись с командирами, выдал мне двух помощников, один был капитан-лейтенантом из разведотдела Черноморского флота, именно он сопровождал адмирала, в прошлом тот изрядно походил на охоту, его отец до сих пор держит охотничьих собак. Не профессионал, для которого охота средство выживания или работа, как у меня или у отца, но твёрдый середнячок. Второй тоже бывало охотился, да все командиры на охоте бывали, обычная забава, однако когда их егерь ведёт да указывает куда стрелять, реальной охотой это не назовёшь, но второй действительно бывало охотился с серьёзными специалистами по этому делу. Обоих мне дали в помощники, больше для того чтобы под рукой были. Прежде чем уйти, а свара за груз закончилась, Росляков решил, что мы его будем спасать и все грузились этими мешками, я узнал, есть ли у кого фонарики. У меня он был, да батарея села. Нашли три и у двоих живые батареи. Один в группе оставили, в лесу может пригодиться, второй выдали нам. Вот мы и двинули. Шли фактически налегке. Всё это время мы топтались на льду, просто отойдя от самолёта подальше, вернее, от полыньи, где он раньше находился. А сейчас двинули к деревьям и кустам на берегу озера. Псов я направил чуть вперёд, те поняли, что мы на охоте, я их командами на это дело науськал, тщательно нюхали воздух, расходясь. Мы же, слегка скрипя снегом, шли за ними. Снега было не так и много, по щиколотку, можно сказать лёд озера был чист, сдуло с него всё, в лесу будет чуть тяжелей, тропу придётся пробивать. Почаще менять тех, кто будет идти впереди. Надеюсь что всё же я прав и снега пока не так и много, по колено, вряд ли больше. Пока мы шли, я напутствовал своих напарников. — Ваша задача такова, один будет подсвечивать фонариком кустарник, там зайцы по ночам прутьями ивы лакомятся, и деревья, куда я укажу. — Отсветы глаз? — тут же откликнулся капитан-лейтенант. — Ночная охота на зайцев. Приходилось бывать. — Именно. По ним и буду бить. Второй нужен скорее для переноски добычи. Надеюсь всем всё ясно? Вот и отлично. То, что оба командира, один капитан по-простому, а второй вообще майор из оперативного отдела штаба фронта, меня не сильно волновало, если хотим выжить, стоит действовать сообща, иначе всё, шансов не будет. Да и поторопиться следует. У меня через три дня каникулы заканчиваются, нужно вернуться обратно. Уроки пропускать я не хотел. Вот так шагая, на ходу доставая из чехла винтовку и заряжая её, чехол я на вещмешке закрепил, продолжил инструктаж: — В лесу будьте внимательны. Особо внимание на ветви деревьев. Вокруг заимок или охотничьих домиков обычно они срублены или спилены. Топят хворостом или сухостоем. Если заметите такие следы сразу дайте знать, значит, поблизости есть укрытие. Если родник где найдёте, тоже сообщите. Вот так раздав указания, я и двинул вперёд. Когда мы дошли до кустов, а ветерок был на нас, собаки пока вели себя как обычно, добычи тут не было, поэтому мы двинули в ста метрах от берега по льду. Нам нужна добыча и лучше чтобы ночная охота удалась. Когда оба пса заворчали явно кого-то унюхав, я указал рукой капитану куда светить, ну и тот посветил, винтовка уже была готова, два запасных патрона для быстрого перезаряжения были у меня зажаты в зубах капсюлями наружу. Как только столбик света потянулся к кустам, я сразу же выстрелил на отсвет глаз и быстро перезарядил. Но стрелять больше не стал. — Всё, второй заяц ушёл. Псы после выстрела сорвались с места и убежали к опушке, а я, сняв вещмешок, стал готовиться. Майор стал рубить во льду лунку, нужна будет вода, делал тот это моим большим ножом, а я приготовил второй для разделки. То, что попал, я нисколько не сомневался, не смотря на скепсис обоих моих напарников. Когда Волк приволок солидную заячью тушку, скепсис пропал, а я стал ловко разделывать добычу. Заверну потом всё в свои запасные портянки, байковые, тёплые. У меня такие же были в валенках. Кстати, вода на одежде уже давно замерзла, и я успел ножом её сгрести, да и с валенок тоже счистил. Работал я быстро, ведь все пассажиры были легко одеты и быстро замёрзнут. Даже напарники мои часто менялись, пока рубили лёд, чтобы согреться. Когда я закончил, то майор остался, он омывал тушку, замораживая её, потом в одну из портянок завернёт, я убрал остальное в другую. Это голову и лапы. Шкуру и внутренности бросил. — Зачем тебе это? — спросил моряк, когда мы двинули дальше, майор нас чуть позже догонит, у него не менее ответственная работа, тушку должен покрывать толстый слой льда, чтобы та долго сохранилась. Там это вряд ли пригодится, раньше съедим, но пусть будет. — Тушка нам, но и собак я чем-то кормить должен. — Понятно. Потом мы взяли ещё двух упитанных зайцев. Хм, они тут больше чем полевые. Дальше тянуть было нельзя и, соединившись общей группой, мы стали углубляться в лес. Пока мы вдоль берега шли, осматривая кустарник, я пытался найти просветы, какое-нибудь напоминание тропок, что выходили к озеру, мало ли какая заимка скрыта на берегу, но ничего такого не нашёл. Придётся дальше искать. Шли мы с капитаном вдвоём, впереди. Остальные за нами отстав метров на сто. Все три тушки были у них, несли вместе с остальными грузами. У некоторых было по два мешка груза, слишком много их было на всех, но забрали всё. Охранник так вообще три тащил. К счастью нам повезло, мы успели уйти от озера километра на три. Когда я заметил, что на одном из деревьев не хватает веток, их именно спилили. Указав на это напарнику, велел сообщить остальным, чтобы ждали тут и с собаками стал наворачивать круги. Домик я нашёл быстро. Осторожно подкрался, похоже, пуст, разгрёб снег от двери и, откинув щеколду, прошёл внутрь, подсвечивая фонариком. Убежище неплохое от бури, но оно оказалось мало, на нарах уместится человек шесть, не больше, однако был очаг и что самое главное очаг имел возможность приготовления на нём пищи. Сбоку к домику был пристроен навес, под ним не такая и солидная стопка хвороста. Дров не было. Закончив осмотр, я бегом добежал до основной группы, Росляков даже с облегчением вздохнул, думал, я утёк, меня долго не было, это он зря так думает, своих я не бросаю, так ему и сказал, после чего описав находку, повёл всех к ней. Ничего другого всё равно не было, будем устраиваться там. Раненых, военврача и все наши запасы разместили в домике, дальше я велел ставить лесной охотничий зимний шалаш.