Содержание * * * Содержание Владимир Поселягин Русич. Бей первым © Владимир Поселягин, 2019 © ООО «Издательство АСТ», 2019 Пролог Очнулся я от тупой ноющей боли. Причём никак сразу не мог понять, что именно болит. Но потом, подняв левую руку, вторая была чем-то прижата или связана, видимо к койке привязали, и коснувшись головы, чуть не взвыл. Теперь боль ощущалась лучше, ныла всё же голова. Однако ничего себе банальный аппендицит, как мне сообщил дежурный врач приёмного отделения, куда меня привезли на «скорой». А так всё хорошо начиналось, только приехал в офис и занялся бумагами по договорам, что сегодня требуется подписать, как меня скрутило болью, потом больница и анестезиолог в операционной, что зачем-то махал перед моим лицом пальцами, велев считать. Не успел досчитать, как темнота и последующее осознание себя с этой болью. Чего они там ещё сделали, мясники чёртовы? У меня живот и бок болели, а не голова. Неужели с препаратами напутали? Да нет, вряд ли. Меня же в Склиф привезли, он был ближе всего, а тут опытные врачи, попусту наговаривать на них не стоит, это я так, по-стариковски брюзжу. Что меня привлекло, так это чириканье птичек, где-то рядом долбился дятел, и кукушка свой отсчёт начала, шумел ветер в листве, вот явно рядом прожужжал шмель. Ещё было слышно множественное жужжание мух, но как-то фоном оно шло. Я даже поразился, молодцы врачи, звуки леса включили в операционной, чтобы вот так в гармонии проводить операцию. Или я уже в палате? Или где там? В реанимации? Не знаю, до этого мне анестезию всего дважды делали, да и то при посещении стоматолога, местную, это была первая операция в моей жизни. Тут мне наконец удалось приоткрыть один глаз, второй не открывался, кажется чем-то заляпан был, да и тактильные ощущения только-только начали возвращаться, поэтому когда я открыл левый глаз и при сумерках осмотрелся, то даже отшатнулся. Точнее, попытался это сделать. И почти сразу на меня навалилось всё. И голова запульсировала больше, что даже круги перед глазами пошли, при осознании, что я не в операционной, да и вообще не в больнице. – Похоже, это была моя первая и последняя операция, – пробормотал я отчего-то тонким голоском. Оказалось, я лежал на правом боку, уткнувшись лбом в широкую, залитую кровью грудь неизвестного мне бородатого мужчины. Этот прообраз Маркса и Энгельса лежал на левом боку, выставив в небо культяпку явно отрубленной руки. От неё кровь стекла и на грудь, и, видимо, от долгого лежания я приклеился к льняной рубахе неизвестного, посечённой каким-то оружием. Да и теперь понятно, чем правый глаз заляпан. Я когда дёрнулся, то даже треск раздался, отклеился от рубахи неизвестного и осмотрелся. Почти сразу навалилась тяжесть, оказалось, я был погребён под телами, свободны только руки, голова и верхняя часть груди, остальное всё завалено. Судя по тому, что сумрак рассеивался и становилось светлее, было утро. Рядом слышалось визгливое рычание, и, скосив глаз в сторону на движение, заметил стоявший трубой рыжий хвост. Самой лисы было не видно, а вот хвост хорошо. Вот и первые падальщики. Осмотрелся, хотя один глаз плохо помогал, да и слабость не позволяла приподняться на руках, они вроде в порядке. Вроде лежим в овраге, высокие склоны и кустарник по обеим сторонам это явно доказывали. Да, это не плохо прооперированные больные, от которых медики избавлялись, как я подумал ранее, тут что-то другое. Первый шок я испытал, ещё когда пытался пошевелиться, и, опираясь на уже холодные тела подо мной – много же тут людей побито! – попытался приподняться. Руки не мои. Детские руки, но никак не человека, которому в следующем году должно исполниться полвека ровно. Вот это да, я проверил, пошевелил ими и даже прикусил молодыми зубами кисть правой руки. Больно. О, и строение челюсти и зубов тоже не моё. Непривычно. Сглотнув и сплюнув вязкую слюну, я свободной рукой стал ощупывать себя. Был я фактически раздет, лишь какое-то одеяние, похожее на армейские подштанники на завязках, и всё. Вот на голове нащупал сразу стрельнувшую большую открытую рану. Даже скорее глубокое рассечение с гематомой. Думаю, крови было много, но и только. Делать нечего, не всё же время тут лежать. Тем более остывающие тела морозили, я больше скажу, судя по наступающей местами желтизне вокруг, сейчас ранняя осень, да и лёгкие облачка пара изо рта доказывали, что она близилась. Чёрт, да я тут замёрзнуть могу, поэтому, несмотря на боли, от которых я дважды чуть не терял сознание, когда перенапрягался, но удерживался на кромке, я стал активно шевелиться, пытаясь освободиться от наваленных тел, помогая себе также руками. Лисица шугнулась и, отбежав в сторону, стала наблюдать за мной, вылизывая окровавленную мордочку, но я не обращал на неё внимания. Тяжело было, многие тела уже закоченели, не гнулись, но я смог потихоньку, цепляясь руками за другие тела, выползти наружу. Сначала постепенно освободил грудь и живот, потом, приподнявшись, и ноги же. Дальше легче было. На ноги вставать я не стал, а, перелезая по-пластунски через тела, стал отползать в сторону, пока не спустился на старую траву и не попытался встать. Кстати, неизвестные, что побили столько людей, сверху набросали отрубленные конечности, с десяток мне встретилось. Видимо, самое лёгкое напоследок переносили. С морозом и холодом я всё же переборщил. Было холодно, но до заморозков явно ещё ой как далеко, иначе мух и шмеля бы не было, я просто в этих телах настолько замёрз, что чуть сам дубака не дал. Упав на крутой склон, я полусидя отдышался и более внимательно осмотрел себя. Благо поднявшееся выше солнце лучше осветило овраг. Ну да, пацанёнок, так, навскидку, возраст не скажу, но лет десять, не думаю, что сильно ошибусь. На мне были только одни подштанники, что были до колен, и всё, сам я, кроме раны на голове и множества царапин, никаких повреждений не имел, но заляпан кровью был с ног до головы, к которой прилип разный сор из леса. Да уж, чудище. Но лежать не стоит, нужна помощь, нужно к людям выбираться. Думаю, все эти люди были побиты на дороге, иначе к чему их прятать? Большая часть тел раздета, но имелись те, у кого детали одежды сохранились, особо у порубленных. У двоих торчали обломки стрел, я по древкам понял. Судя по поломанным кустам, сбрасывали тела с левого склона, значит, дорога там и мне туда нужно. Меня, конечно, озадачило то, что одежда домотканая, явно ручного пошива. Если уж сподобился в чужое тело попасть, то, возможно, и смещение во времени тут имеется. Видимо, сказалось моё увлечение. Об этом попозже, есть что рассказать. Мне пришлось, пошатываясь – больше знакомясь с новым телом, учась управлять им, да и рана на голове давала о себе знать, – пройти по дну оврага в сторону. Там найдя более пологий участок склона, цепляясь за траву и длинные ветви кустарника, я смог подняться наверх. Продравшись через кустарник, я и ста метров не прошёл, как вывалился на обочину явного тракта, проходящего по лесу. Стоял, шатаясь, и осматривался, всё плыло перед глазами. Дорога изрядно побита была тележными колёсами, но широка, метров двадцать от опушки с обеих сторон. На дороге было пусто, но чуткий слух уловил вдали множество скрипов, всхрапывание лошадей и перестук колёс, так что я поспешил укрыться на опушке. И да, на дороге я так и не обнаружил следов боя. Если бандиты тут напали, то им хватило мозгов как можно тщательнее прибраться за собой. Если вообще нападение тут произошло. Укрывшись в лесу, я изучал двигающиеся повозки, их в основном крупные быки влекли, или волами их правильно называть? Не знаю, но были и лошади, только мелкие какие-то. Я понял, что это всё же люди, не эльфы, и, вывалившись из-за дерева, под крики возниц, что меня рассмотрели, буквально рухнул у колёс ближайшей повозки. Тут возница, бросив поводья и воя от страха на одной ноте, вскочив на ноги на повозке, размахивал топором, отбиваясь от кого-то невидимого. Причём что-то орал о духах леса, кикиморах, леших и остальной нечисти. Я даже подивиться успел, что хорошо понимаю его, и под топот множества людей, что бежали к нам, при этом успел приподняться на одной руке и, вытянув руку, указать в глубину леса, откуда пришёл, и на этом всё, силы наконец оставили меня, и я потерял сознание. Надеюсь, я вышел к тем людям, коим можно было доверять. * * * Полтора года спустя. Окраина леса у деревни Заболотной и у стоящего на тракте большого постоялого двора Мой лёгкий бег не остановила даже упавшая лесина, через которую с ходу перемахнул, и, выбежав на тропинку, которой пользуются жители деревни, чтобы собирать в лесу хворост, выскочил на опушку леса, на миг остановился и с удовольствием осмотрелся. Май месяц, всё цветёт и зеленеет, как не радоваться буйству зелени? Всё уже просохло и почти согрелось, хотя до ночёвок в лесу у меня пока и не доходило. Поле тут было небольшое, вспашка ещё только начиналась, вдали виднелись крытые соломой крыши деревеньки о семи дворах, а правее у тракта – крытые дранкой крыши постоялого двора, где я и проживал эти полтора года, когда осознал себя в теле этого мальчишки, в коем так неожиданно оказался. Заметил, что на территорию двора втягиваются повозки очередного каравана – скоро вечер, на ночёвку у нас купцы остановиться явно собираются, так что немедля я рванул к постоялому двору. При мне было две заячьи тушки и ещё одна тетерева, связкой висели на поясе. Сейчас сдам их поварихе нашей, и потом на конюшню, где я как бы числился всё это время помощником конюха. Именно как бы числился, так как в основное время, по договорённости с хозяином постоялого двора Андреем Евсеевичем, я занимался добычей свежей убоины, чтобы домашнюю живность пореже забивать. То есть прибыток с моим появлением у него был, тот это сам признавал, экономия в домашней живности присутствовала. Ну, а когда свободное время было, на конюшне я всё же помогал, лишние руки тоже нужны были, тем более я довольно знатным лошадником был, ещё по прошлой жизни. Думаю, пока я бегу по тропинке к постоялому двору, стоит описать, что и как было. Да и вообще, где я оказался и кем был в прошлой жизни. Должен сказать, видимо тут судьба постаралась, были причины так думать. Хотя я как раз об этом не мечтал, мысли иногда были, но до идеи фикс, как у других, не доходило. Я был очень практичным человеком и в переселение душ не верил. Раньше не верил. В прошлой жизни меня звали Марком. Марк Геннадьевич Бестужев. Я был сыном олигарха, всамделешним таким, из партийных руководителей, что быстро перешли в другой стан, и остальное что положено. В общем, за пару миллиардов долларов имущество отца заходило. Из-за смерти матери, а виноватым я считал отца, были причины, не хочу об этом говорить, отношения с ним у меня испортились. Я не был тем «золотым мальчиком», как-то не моё, пробовал, но не пошло. Отец пытался вырастить из меня своё подобие, дельца, а я в отказ, и вместо поступления в лучшее заведение Англии пошёл в армию. В элитные войска я не попал, да и на войнах не бывал, служил в мотострелковом батальоне, что входил отдельным подразделением в штат мотострелковой дивизии. Два года служил, закончил службу младшим сержантом, командиром отделения разведвзвода в батальоне. Хорошо нас натаскивали. И эта служба стала судьбоносной в моём дальнейшем пути. Пусть тогда уже начала греметь Первая чеченская, но на войне, как уже говорил, я не был, однако взводный у меня был из казаков, что проживали у Терека. Увидев как-то у взводного шашку, на стене висела, я загорелся. Вот тот меня и учил полтора года плотно, выкраивая свободнее время, которого у нас, разведчиков, в отличие от других подразделений, было крайне мало, постоянная физнагрузка, марш-броски в полной боевой, занятия «в поле» в любую погоду и всё остальное, но я учился и учился, так что после дембеля поступил в клуб реконструкторов и двадцать девять лет состоял в нём, вплоть до своей смерти в операционной, а я всё же думаю, что не пережил ту операцию. Не знаю, теперь уже и не могу сказать, почему и за что. Именно об этом я и говорил, когда обмолвился о том, что попадание в прошлое было предопределено. Я был сабельником, я больше скажу, я был двуручником, чему учился все эти годы. Учился с наслаждением, без фанатизма и с большой охоткой. Причём у меня явно был природный талант, все это признавали, слишком быстро я постигал новое. Не стоит думать, что я одними только саблями занимался. Нет, лук изучал, хотя профи в нём не стал, как на саблях, по арбалету стал КМС, да и то потому, что только после армии занялся изучением и спортивными состояниями. Булавы и мечи – это не моё, вот короткая сулица и пика, в них я тоже стал неплохим мастером, как в бою с противником, так и в метании. Ножи – это тоже моя тема. Шпаги и рапиры интересовали. Ещё мой интерес в последние годы занимал кистень. Обычно когда его поминаешь, сразу вспоминаются бандиты с большой дороги или тати, однако нет, кистенями в Древней и Средней Руси пользовались все. Да и что там, небольшая, обычно самодельная гирька и кожаный ремешок в полтора локтя. Небольшая гирька – это сейчас, под мой рост и вес, в прошлой жизни я более крупное изделие использовал. Изучил быстро, за полгода полностью усвоил и последующие три года только повышал мастерство до своего появления тут. По поводу отца, то тот, уже махнув на меня рукой, понял, что меня не перекроишь, отрезал меня от денег, передал во владение сдыхающую типографию и сказал: «Учись сам зарабатывать, сынок». Он, наверное, думал, что я погорюю и приползу к нему, а если нет, то всё же стану дельцом, а я поступил по-другому. Обратился к знакомым, и те посоветовали одного паренька, что только что окончил университет в сфере бизнеса и финансов, и сделал его директором, убрав старого. Надо сказать, не прогадал и не пожалел. Тот за год из нерентабельного бизнеса сделал вполне уверенно смотрящее в будущее предприятие, а дальше, вкладывая деньги в обновление станков и оборудования, вывел нашу типографию на первое место в столице. Лет десять назад даже пару филиалов открыл, в Питере и Казани. Заказами те завалены были в полной мере. Сам я тоже не драл в три шкуры, мне вполне хватало на жизнь небольших отчислений от дохода. Тем более в Москве я бывал редко, вон только у казаков прожил пять лет, в других странах жил, изучая их боевое искусство. В Японии почти три года прожил, учась у двух разных мастеров. В Китае всего год, не понравилось. Как бы то ни было, но я был доволен жизнью и занимался тем, чем хотел, так что меня с полной уверенностью можно было назвать счастливым человеком. Отец, давно махнувший на меня рукой, женился во второй раз, на модели, у них дочка родилась, тот надеялся на сына, хотел вырастить своё подобие, но появилась прелестная кроха, моя сестричка, Анютой назвали, и, что уж говорить, всеобщая любимица. На момент моей гибели ей шесть лет было. Да, отец меня не пережил, схоронили за два года до того, как я сюда попал. Отец угрозы свои исполнил, я ничего в наследство не получил, что меня отнюдь не опечалило, квартира от мамы осталась, есть типография, хватало. Большая часть ушла сестричке, остальное по его партнёрам да фондам. А я жил своей жизнью, просто жил и занимался тем, чем хотел. Согласно моему завещанию, всё моё имущество перейдёт Ане, так что я особо не печалился, будет кому присмотреть за ней и мачехой, которая, кстати, на пятнадцать лет была младше меня. По поводу попадания в тело Тита, – да, я знал, как звали этого паренька до того, как произошло переселение душ. Что я могу сказать по пребыванию в этом теле? Для начала, я действительно вышел на дорогу к тем, к кому нужно, там шёл купеческий караван, это и помогло мне обустроиться в этом мире, причём так, как меня это устраивало. Я особо не притязательным был. Когда охрана каравана и возница подбежали и смогли опознать, что к ним не чудище, а мальчишка из-за деревьев выпал – это было более правильное слово, чем вышел, – то быстро организовались. Кто-то стал приводить меня в чувство, двое охранников побежали вглубь леса, многие успели рассмотреть мой жест, указывающий в сторону, откуда я пришёл. Надо сказать, нашли тела в овраге. Караван простоял там сутки, да чуть позже ещё два подошли, скопившись в этом месте. Люди из них тоже присоединялись к делу, копали общую могилу на опушке да помогали хоронить убитых. В одном из караванов батюшка был, он и отпел их, даже показал, как крест срубить и установить. Всего погибших было сорок шесть. Батюшка мне крестик подарил, я его до сих пор ношу. Сам я к церкви и священникам отношусь не однозначно, были причины их не возлюбить, а вот в Бога с детства верил, мамино воспитание. Что меня всё же в некоторой степени поразило, это то, что я не только отлично понимал аборигенов, но и говорил на их же языке. Думаю, это остаточная память бывшего тела, небольшой подарок. Современный русский и тот, что из прошлого, из-за множества непонятных слов всё равно что говорить с украинцем или белорусом, вроде и понятно, а что говорят, неясно, вот и так тут было. Благо из-за подобного подарка влился я в местную жизнь достаточно легко. Караванщики охали и ахали, узнав, что я себя не помню, но многие подтверждали, бывало такое, отшибает память. Общались, пока хоронили погибших. Меня отмыть смогли, повязку на голову наложили, промыв её и присыпав сушёным мхом, он тут за антисептик был, ну и выдали рубаху. Взрослую, ничего детского во всех трёх караванах не было. Но хоть это. Да, и кальсоны отстирал, но полностью от крови не смог, пятна остались, но да ладно, рубаха мне до щиколоток была. Не видно. Я только рубаху выше поднял, до колен, а то я в ней тонул, и ходить было неудобно, как в платье. Мне даже кусок верёвки выдали перепоясаться. Так вот, когда выяснилось, что я ничего не помню, память отшибло, то особо никто не обращал внимания на мои вопросы, а их хватало. Отвечали спокойно, степенно и довольно подробно. Особенно купец. Весь караван принадлежал одному новгородскому купцу, вот тот, командуя своими работниками, и пообщался со мной. Для начала я попытался узнать, куда попал. Шесть тысяч девятьсот десятый год от сотворения мира – это ещё что такое? А нормальный год не могут сказать. Я уже начал подозревать, что это будущее, аборигены скатились к каменному веку, но потом только прояснилось, я через пару дней с испанцем пообщался, хотя и с трудом мы друг друга понимали, но тот пояснил, какое сейчас время по рождению Христову. Тысяча четыреста второй год, конец сентября, последние тёплые денёчки, как я понял. Находились мы на тракте из Москвы на Великий Новгород, в ста верстах от Москвы и в семидесяти от Твери, недалеко от границы Московского княжества. До Торжка тоже около ста вёрст было. Правил в Москве великий князь Московский и Владимирский Василий Дмитриевич. В принципе остальная информация тоже была мной принята, хотя не думаю, что она вообще пригодится. Купеческие сословия, то, что Новгород – это отдельное княжество, где правит торговый люд, и остальное – это, конечно, интересно, но тогда мне было не до подобной информации. Я пытался осознать, как крупно влетел и что делать дальше. Конечно, погрузиться в эту среду я не против, да какое не против, я очень даже за, но в истории, скажу откровенно, я полный профан. Помнил только, что Куликовская битва уже была. А вообще мы проводили бои, реконструированные, так что многие даты мне были известны, но что сейчас творилось на Руси, для меня тёмный лес. Другие реконструкторы и историю изучали, и мечтали попасть в прошлое, я тоже по их примеру почитывал разные альтернативные книги, однако мой интерес – оружие и его использование, но никак не история. Вот такое вот попадалово. После похорон караваны разошлись, встречные были, в Москву двигались, наш в сторону Новгорода, а мне было всё равно, куда ехать. Буквально в десятке километров находился постоялый двор, рядом деревня Заболотная, которая хоть и принадлежала местному боярину, или помещику, но все продукты продавали постоялому двору, что стоял тут же у опушки на въезде с тракта. Вот на этот постоялый двор мы и заехали. Тати, что пограбили караван, с которым ехал паренёк, чьё тело я занял, как ни старались, но все следы убрать не смогли, нашла охрана место нападения, но и только, искать никого не стали. А вот на постоялом дворе меня опознали. Ну, хозяин сразу сказал, видеть видел, что я с коломенскими купцами ехал, но кто такой, без понятия. Зато мальчонку кликнул, на подхвате работал, сын истопника, он и пояснил, что меня зовут Тит. На этом всё. То, что в караване Тит ехал с отцом, парнишке было известно, но кто из каравана им являлся, неизвестно. Точно не один из трёх купцов, иначе взяли бы в свои комнаты, спал Тит на сеновале с охраной каравана, десятком воинов, шестеро было пешими, четверо конными. Повозок было девятнадцать. Двигался караван из Торжка в Коломну через Москву. Вот, в принципе, и всё, что было известно. Подумав, я решил остаться на этом постоялом дворе, для меня идеальное место проживания, чтобы окончательно влиться в местную среду. Частые появления купцов и разных караванов позволят, общаясь с ними, достаточно быстро освоиться. Тем более караванщики были только рады, не зная, куда меня пристроить. Вон, купец предлагал идти к нему в слуги, однако я отказался, я воин, какие ещё слуги? В работники на первое время ещё куда ни шло, но и только. В общем, подошёл я к хозяину постоялого двора и попросился к нему в работники, пояснив, что я хороший охотник, это действительно было так, одно из увлечений, а дичь есть дичь, начну пока с силков, а так можно официально меня пристроить в помощники к конюху. У него был уже один помощник, я вторым буду. Ведь проживая у казаков, изучая бой на саблях, я учился бою на коне, срубая ивовые ветки на ходу. Но самое главное то, что я владел шестью языками, есть такое дело, пусть современными, но думаю, с местными пообщаться смогу. А это были немецкий, японский, французский, английский, испанский, и бегло говорил на китайском. При этом умел читать и писать. Надеюсь, и в старорусской письменности свои навыки подниму. Так что хозяин постоялого двора согласился сразу и с охоткой. А проверил мои знания он уже на следующий день, когда я с испанцем из подошедшего каравана пообщался и разобрался наконец, куда попал. А дальше… а что дальше? Учился я в основном да охотился. Когда Андрей Евсеевич, хозяин постоялого двора, взял меня в работники, то первым делом переодел, забрав подаренную караванщиками рубаху, выдал нормальную одежду моего возраста, деревенские поделились запасами. Вместо обуви поршни, у Тита на удивление подошва оказалась слабо сбитой, то есть босиком мало бегал, постоянно в обуви ходил, а это навевало на размышления, что он не из простых людей, не бедный у него отец был. Крестьяне, что мал, что стар, босиком ходили, только зимой обувь была, да и та самодельная в основном. Поначалу я на конюшне обживался, Андрей Евсеевич присматривался ко мне, ну а когда понял, что руки у меня растут откуда надо, повозился в кладовке и достал охотничий лук да три стрелы с широкими охотничьими наконечниками. Больше не было. К ним были колчан, котомка да ремень с ножом. Это всё померший охотник оставил, кабан его подранил, добраться до постоялого двора он смог, да тут и помер от лихоманки. Всё это мне и передали, но временно, в будущем я смогу их отработать в собственность, ну или выкупить. Так что, несмотря на осень, я стал бегать в лес, изучал окрестности и даже смог добыть поначалу некоторую дичь, с пяток тетеревов на силки да с десяток зайцев. Но становление и признание меня как охотника произошло, когда я косулю подстрелил. Пришлось сбегать за телегой, чтобы привезти её. Так что нормально. Да, за дичь мне всё же платили. Вот так полтора года я и прожил здесь, о чём ничуть не жалел, даже порадовавшись, что принял такое решение. Общаться мне довелось со множеством разных людей, включая иностранцев. Было четыре испанца, восемнадцать германцев, двадцать два француза и почти шесть десятков англичан, что у нас останавливались. Про свенов, голландцев и португальцев и не говорю, хотя их и было меньшинство, так что языковые навыки я всё же подтянул в разных языках, в письменности и чтении тоже. Освоился. Андрей Евсеевич грамотным был, помог. Но это ладно, местные дела, сейчас поясню по себе. Для начала я занялся тренировками. Когда рана окончательно зажила и гематома спала, приступил к силовым тренировкам и лёгкой атлетике. Топориком срубил две ровные ветки и ножом сделал небольшие деревянные сабли, можно сказать боккены. Правда, тренировался я всегда в лесу, где и укрыты были обе сабли в схроне, не хотел выносить это всё на достояние общественности, поэтому на постоялом дворе я вёл себя, как и все мальчишки. Ну, кроме разве что зарядки по утрам и обливания холодной водой для закаливания. Вот это выбивалось из общего поведения, но к подобным заскокам уже давно привыкли. Вот так я и прожил эти полтора года тут, зимой, когда вьюга снаружи, жил в общем здании в чулане, тут тепло, тренировался на сеновале, работал и вживался в местную жизнь. Надо сказать, что Тита раньше тоже тренировали бою, думаю, на мечах, некоторые группы мышц специфично развиты, но у меня к другому оружию было предпочтение, и я тренировался по совершенно другим методикам, развивая мышцы других групп. Надо сказать, за полтора года я неплохо себя развил, конечно до стандартов прошлого тела не дотягивал, да и как, мне тут двенадцать лет всего, но уже вёл бой на деревянных саблях в течение часа. Правда, потом падал где стоял, мокрый от пота. Однако и это уже немалый прогресс, вес сабель, благодаря утяжелениям из свинца, сродни настоящим был, а это немало значило. Тем более в первые дни я и пяти минут не смог выдержать подобного темпа. Ещё в первый день освоения на постоялом дворе я выпросил у конюха небольшую гирьку кистеня, кожаный ремень и так нашёл в лошадиной упряжи, и тренировался. Я тогда ещё учился координации нового тела, потом выкупил лук и кистень, тот и сейчас при мне был, не раз пригождался, я с помощью него даже охотился. По весу тот как раз для меня был. А так за это время лук я уже выкупил, прошлые стрелы мной утеряны были, но наконечники сохранил, а древки новые вырезал, сейчас их у меня в колчане за спиной с два десятка. Нож охотничий на поясе, и небольшой обеденный. Ложка деревянная имелась, но она в котомке, где также лежал бурдюк с водой и остатки от обеда, что я брал с собой, уходя рано утром, до того как солнце встало, на охоту. Иностранцы зайцев любили, заказывали с охоткой. Да и я как повар, или как сведущий в кулинарии, имел некоторый авторитет у местных, научил нашу повариху готовить плов с зайчатиной или бараниной, настоящий, благо всё что нужно мы смогли купить у караванщиков. Ну, и майонез научил делать, приправа тоже как раз в тему для многих блюд была, иностранцы вон пытались выделать и выкупить секрет, но Андрей Евсеевич стоял как скала, он на этом хорошо зарабатывал, зачем ему конкурентов плодить? Хотя вроде всё же он продал секреты, но за хорошие деньги. Точно не знаю, слухи от дворни. Главное, тот исполняет свой договор, за секреты кулинарии кормят меня хорошо и с мясом, моему растущему организму это нужно, так что я не в претензии. Закончить воспоминания и дойти до тына постоялого двора я не успел, уже хорошо было видно все сучки потемневших от времени брёвен частокола, когда раздались вопли и из калитки, что выходила в сторону деревни, стали выбегать люди, да и на тракте было заметно какое-то движение. Среди бегущих людей – большая часть мне были незнакомы, видимо караванщики – я рассмотрел богатырскую фигуру Андрея Евсеевича, что закричал, увидев меня: – Беги! Поганые! Немедля я развернулся и рванул к опушке. Тут метров семьдесят было. Проигнорировав тропинку, по которой я бежал до этого рядом с опушкой, тут было с полкилометра до того места, где я вышел из леса, сразу рванул в укрытие. Что такое татары, мне было хорошо известно по рассказам, зимой делать нечего, особенно если какой санный караван пурга застанет в пути и он пережидает непогоду у нас, так обо всём пообщаться успевают, знай слушай. А слушать я умел. Местные земли, включая те, где стояли деревенька и постоялый двор, принадлежали боярину Лихову. Тот легко сдал место для постройки постоялого двора, в арендованные земли также входил небольшой огород за тыном, по которому мы сейчас и бежали, уже не обращая внимания на тропинку. Никаких злаков тут не сажали, морковь, капусты побольше, репа была, брюква да лук с чесноком, остальное всё закупали у крестьян Заболотной или других деревень. Хотя ближайшая была километрах в пятнадцати, уже на землях Тверского княжества. Рабочие нашего постоялого двора уже успели тут сохой вспахать, этим дед Кузьма занимался, наш конюх, да посадить лук успели всего несколько грядок, но они в стороне остались, не затоптали, когда к лесу рванули. Сам я, летя как ветер, ничего не бросил, не имею привычку бросать, тем более своё. Пусть и временно, пока поварихе не передам. Она, кстати, тоже была среди тех, кто к лесу рвался, добрая тётка, надо бы помочь, а то в скорости она всё же уступала более молодым. Бежалось легко, на ногах были, предмет моей гордости, хорошие и качественные сапоги до колен. Пусть размер был чуть больше, но портянки отлично нивелировали эту проблему, ннесмотря на то что сапоги я купил месяц назад у первых караванщиков, что пошли после того, как дороги просохли, практически потратив все свои накопления, но я нисколько об этом не жалел. Обувка, правда, не имела левую или правую сторону, тут так шили, но я уже разносил их и привык к сапогам. Они были сделаны из тонкой кожи, чёрным цветом крашены, с хорошей подмёткой и небольшим каблуком, то есть можно и верхом в них ездить. Также на мне были широкие штаны, бежать не мешали, серого цвета, рубаха тоже не яркая, серая, сверху тёмно-зелёная безрукавка, утеплённая конским волосом, всё же рано утром уходил, а холодило хорошо. Про котомку с мелочами на боку я уже говорил. Раньше на длинном ремне бурдюк висел, что заменял мне фляжку, но я его в котомку убрал. Вот так и получалось, что веса, кроме дичи, особо не было, ну разве что ножи да лук со стрелами, нормально бежалось, несмотря на то что сапоги тонули в пашне по щиколотку. Да и неглубокая пашня была, что с деревянной сохи возьмёшь? Вот и я о том же. У меня и мысли, почему я бегу, имея лук и стрелы, не возникало. Типа развернись и прикрой паническое бегство. Нет, я думал о другом. На опушке можно легко укрыться за деревом и прикрыть беглецов, но не в открытом поле. Быстро расстреляют такого стрелка. Так что бежал я не абы куда, а к присмотренному дереву, вот там уже можно будет развернуться. А то время, что нам необходимо, дали охранники из каравана, держа оборону в воротах постоялого двора. Продержитесь, парни, хотя бы ещё минуту, тогда все успеют уйти в лес. Мельком обернувшись, я заметил, как из-за тына вылетает несколько всадников с рыжими лисьими шапками, непонятно, то ли пятеро, то ли семеро их было. Да ещё у деревни носились всадники. Там, похоже, уйти никто не успел. Ну, кроме тех, кто в поле работал. У этих лес близко. Да ещё по нему уйти нужно. Несмотря на общепринятое мнение, что татары в лесу не любят воевать, что действительно является правдой, это не значит, что они в него не заходят. За рабами сунутся ещё как. Наконец вот и он, тот широкий дуб, что мне и нужен. Подбежав к нему, я развернулся, уходя за ствол, снял через голову лук и достал первую стрелу, оперение которой торчало над левым плечом за спиной. Не выбирая стрелы, хотя у меня разные были, включая на уток, лук натянул и, посмотрев на всадников, трое махали над головой арканами, спустил тетиву, и стрела пошла сначала вверх, а потом вниз, поразив всадника в шею. Бить я старался в открытые участки тела, да ещё туда, где можно нанести максимальные повреждения. Этот готов, наконечник широкий был, рана смертельная, так что он стал сползать с седла, выронив лук, из которого целился в меня. Заметили татары мои приготовления. Я же уже доставал вторую стрелу и пустил её следом за товаркой, только целью был другой всадник. Опытный, зараза, прикрылся круглым щитом и отбил стрелу. В это время с шумом и хрустом поломанных кустов в лес наконец вломились первые беглецы, всё же у меня была фора, а я пустил третью и четвертую стрелу, сразив ещё одного всадника, третьего прикрыл щитом напарник, тот самый, что уже отбивал мою стрелу, направленную в него. Заметив, что единственный оставшийся лучник выстрелил в меня, второй убитый тоже из лучников был, я поспешил укрыться за стволом дуба, и сразу же после удара стрелы в ствол выглянул и пустил свою стрелу. Есть. Целился я не в лучника, хотя стоило бы, а в одного из татар, который заарканил-таки бабу Прошу, нашу повариху. Во даёт, пока я прятался за стволом, остальные тоже луки достали и уже не давали мне выглянуть, против четырёх лучников я не плясал, она с прижатыми к телу руками, как мощный тягач, тащила лошадь с убитым всадником за собой. Тот упал на гриву со стрелой в глазу и падать на землю не спешил. Рискнув прикрыть бабу Прошу – ей бы не дали уйти, – я слегка отступил от дерева назад, заметив, что один всадник стал обходить меня сбоку по грядкам с луком, там мёртвой зоны нет, сразу снимет, и я выстрелил по нему. Не по всаднику, он щитом прикрывался, а в круп коня, отчего тот взбрыкнул и сбросил всадника. После этого ещё дважды пустил стрелы, стреляя в коней, ранил, а последний всадник просто ускакал за тын, решив не рисковать своим четвероногим другом. Баба Проша вломилась в кустарник метрах в двадцати от меня, так что я рванул на перехват. Едва ушёл, сбивая листья и мелкие ветки, мимо прошелестело две стрелы, это те всадники, которых я заземлил, встав во весь рост, стреляли по мне, третий никак подняться не мог, коня убил, и тот придавил его, да поздно, дальше ветки не дадут, вот так я и ушёл. А повариху нашу догнать нужно обязательно, убитый татарин и все его имущество – это мои законные трофеи, взятые в бою, тут такие правила признают все, включая князей. Еле догнал, сам удивляюсь, но пёрла та в испуге аки танк, сквозь кустарник ломилась, оставляя заметную прореху, только деревья обходила. Ладно, аркан к луке седла был привязан, иначе я бы без трофеев остался. Во время этого забега всадник выпал и застрял в кустарнике ногами кверху, я приметил где, но повариху всё же остановил. – Это я, баб Прош, всё, нет татар, успокойся, – смог я наконец ее остановить и, достав бурдюк, дал ей напиться. При стрессе самое то. Тяжело дыша, она упала на колени, а потом завалилась назад, вытянув ноги и со стоном разминая их. Аркан я уже снял, освободив узел. Резать не стал, верёвка пригодится. И вот так смотал её, закрепил на седле. Осматривать чересседельные сумки пока не стал и, попросив повариху подождать, повел коня за узду обратно, к убитому всаднику, при этом чутко вслушиваясь в звуки леса. То тут, то там по сторонам слышался хруст веток и звуки бегущих людей, но, когда я подошёл к убитому, эти звуки стихли, все, кто мог убежать, уже сделали это, остальных прихватили. Теперь пора заняться трофеями. Давно о них мечтал. А что, я эти полтора года в окрестностях не только охотился, но и бандитов искал, наделся найти тех, кто на тот караван напал, в котором Тит ехал. Идея грабь награбленное актуальна во все времена, тем более в этом веке подобная добыча вполне официальная, боевые трофеи священны. Вот и собирался поднять своё благосостояние, однако то ли мне не везло, то ли тут поработала залётная банда, но татей я не нашёл. Я не говорю про шестерых недоумков из дальней деревни, что решили пощипать купчину, двигавшегося в одиночку с двумя телегами всего с тремя охранниками, так там трофеев не было. Пустил со стороны две стрелы и, поразив двух татей, бил насмерть, с остальными увальнями охрана справилась, правда потеряв одного убитым и одного раненым. Им всё и досталось, я даже из леса не выходил, считай с убытком был, стрелы-то не вернул, их охранники забрали, недоумевая, кто ещё тут поработал. Шли они к нашему постоялому двору, вот я и не хотел мелькать, вдруг опознали бы. А сейчас добыча есть добыча. Есть ещё один момент, о котором стоит упомянуть. Я, конечно, неплохо стрелял из лука, но было видно, что и Тита этому учили, характерные отметины и мозоли на пальцах да хорошо накачанные мышцы предплечий и рук выдавали того с головой. Причём если я был середнячок, тот Тит явно стрелок от природы. Раньше я не умел стрелять на звук, а тут пожалуйста. На дальность стрельбы из моего охотничьего лука я теперь всегда попадал туда, куда хотел. Поначалу для координации, конечно, пришлось изрядно потренироваться, а дальше уже охота давала мне тот опыт, что был необходим. Этим умением, включая знание местной речи, Тит меня и одарил. Есть ещё одна особенность моего теперь организма, о которой стоит упомянуть. Ночью я вижу очень хорошо, то есть даже в полной темноте для меня как сумеречный день, а если включить сюда и отличный слух, то охота по ночам являлась основным моим занятием. Это когда я за крупной дичью ходил, мелочь – это днём. Оттого сегодня и отправили меня пораньше, что зайцы нужны. Двух как раз хватает на чан с пловом. Это у нас тут фирменное блюдо. Было. А по поводу такого умения видеть в темноте, так это уже моё личное, я оттого и в разведвзвод попал, что никакого ПНВ не нужно. Хорошо, что оно и тут проявилось, удачно, я был рад этому. Читать ночью, конечно, не смогу, но все детали при необходимости рассмотрю издалека. Накинув повод на ветку берёзы, пару раз захлестнув, чтобы можно было быстро сдёрнуть при нужде и лошадь сама не отвязалась, подошел к татарину и внимательно осмотрел его. М-да, бедный мне попался, вместо кольчуги стёганый халат, шапку тот потерял где-то раньше, вроде ещё на поле свалилась. Сапожки стоптанные и откровенно каши просили. На халате был ремень с саблей, кривым кинжалом и двумя кошелями, один поменьше для денег, другой, заметно больше, для мелочёвки. Вроде ничего интересного больше не было, даже лука. Разве что колчан со стрелами, причём тот на боку был, потому от падения стрелы не поломались. Правда, они боевые были, для моего лука не подходили, слишком длинные. Но укоротить можно. Сам лук я уже перекинул через голову, тетива спереди наискосок через грудь проходила, а лук за спиной. Так что, присев, я расстегнул ремень и резким движением выдернул его из-под тела. Сразу же вытащив саблю из ножен, я только скривился. Точно бедняк, дрянной металл, думаю, ударить ею посильнее по толстому стволу дерева – обломится, такой рубить только незащищённые тела, а вот подставлять под удары строго противопоказано. Ещё и тупая, править и точить нужно, зазубрин хватало. Вздохнув, я расстегнул свой ремень и продел в проушины ножен, после чего проверил, как сабля висит на левом боку, она неплоха под правую руку. Кинжал с кошелями я убрал в котомку, туда же и свёрнутый ремень бывшего хозяина. А я не видел смысла менять свой, мой ремень меня полностью устраивал, из толстой свиной кожи, причём с самодельной портупеей, из старых уздечек и ремней сделал, удобно, и пояс не оттягивается. Колчан я тоже снял и прицепил к седлу, где висел небольшой, справный на вид, круглый щит, после чего вернулся к телу и, снимая детали одежды, тщательно обыскал. Многие воины из охраны караванов или дружинники описывали, как после боёв с татарами где только ни находили тайники в одежде. Тут не повезло, нашёл тайник под подкладкой, но пустой, в халате тоже. Прихватив коня, вполне молодой трёхлетка, я направился обратно. За те десять минут, что я отсутствовал, наша повариха, похоже, пришла в себя, силы к ней вернулись, фляжку мою опустошила до дна, сейчас она стояла у дерева, прислонившись к стволу, и вздрогнула, услышав шум, который я специально издал, подходя ближе. – Это я, баб Прош, – подходя, сообщил я. – Трофеи взял. Только по Правде мы их вроде как вместе захватили, я всадника убил, а ты его вместе с лошадью в лес привела… Я предлагаю так, кошель с него тебе, остальное мне, это по справедливости. Как? – Да что ты, – отмахнулась она. – Спас от ирода проклятого. – Так неправильно, – нахмурился я, забирая бурдюк и вешая его на луку коня. – Вот кошель, а я себе ещё добуду. Деньги всяко пригодятся. Я не заглядывал, но на ощупь там что-то есть. – Ну, хорошо, – она при мне расстегнула кошель и высыпала содержимое на ладонь. Медь в основном, но блестело несколько серебряных чешуек. Хм, а неплохо, корову купить можно на такую сумму. Баба Проша же завздыхала. Оказалось, она, когда из кухни выбегала, то прихватила большую медную сковороду, довольно дорогую, а когда её заарканили, выронила. Теперь точно утварь нехристям попадёт. Тут тоже стоит объяснить. В такие нашествия жители деревни и постоялого двора собирали самое ценное и уходили в лес, где были оборудованы схроны, в основном в труднопроходимых буреломах, с лошадью туда пройти можно, но трудно, засеки и баррикады нужно убирать. Там и пережидали такие налёты. А тут из-за внезапности нападения ничего прихватить не успели, бежали налегке, главное спастись. Не было предупреждения, видимо татары, их передовые летучие отряды, перехватывали гонцов, чтобы паника не успела разойтись и не попрятали их будущую добычу. Да, тут им повезло, признаю. Ладно хоть у меня деньги не держались, всё тратил на себя. Так что потерь у меня не было, кроме стрел, всё своё ношу при себе. Ну, и ещё в личном схроне храню, он недалеко, в полукилометре под пеньком на границе болот. Обихаживая коня, осмотрел его на предмет ран и ссадин, забег через кустарник мог не пройти даром, я замер и прислушался, после чего шикнул на повариху, что тут же сунула кошель куда-то в район необъятной груди и спряталась за дерево. – Наши, – уверенно сообщил я, продолжая вслушиваться. – Кто-то бежит по лесу. Пойду гляну, кто. Передав поводья бабе Проше, я быстро отбежал в сторону и встал на пути неизвестного, а узнав знакомый синий сарафан, что мелькнул в листве, негромко свистнул, и Настя, средняя дочка Андрея Евсеевича, радостно подпрыгнув, побежала ко мне, слегка прихрамывая. То ли ногу подвернула, то ли растянула. Так свистеть с переливами умел только я, и все наши об этом знали, поэтому даже не видя меня, та знала, кто сигнал подаёт. Выбежав на открытую местность, та замерла, в испуге глядя на меня, увидела, что я целюсь в неё из лука. Когда щёлкнула тетива, отправляя стрелу в полёт, та только зажмурилась, замерев, а за её спиной, подминая густой кустарник, вывалился татарин со стрелой в глазу. Внимательно прислушавшись и не обнаружив больше чужих, я сказал недовольно: – Ты бы хоть по сторонам смотрела. Поганого же вела за собой. А если бы он узнал, где наши прячутся, да помощь привёл? Открыв один глаз и осмотревшись и обнаружив позади убитого, она взвизгнула и, подбежав, попыталась спрятаться у меня на груди. С учётом того что ей уже было шестнадцать, и на полторы головы выше меня была, смотрелось всё это достаточно смешно. Ничего, слегка успокоив её, стал пояснять, где меня ждёт баба Проша, хотел к ней отправить, на что Настя воскликнула: – Ой, она ведь меня спасла от неволи! Когда басурманин верёвку кинул, оттолкнула меня, и аркан на неё упал. На это я откровенно захохотал, но тут же поперхнулся, понял, что стоит соблюдать тишину. А я понять не мог, почему он нашу повариху выбрал? На телеса её соблазнился? У меня другого объяснения не было, так как татары предпочитали брать в полон помоложе, и наша баба Проша порог старости уже переступила, полтинник ей было, как и мне в прошлой жизни, а значит, татар не особо интересовала. А тут вон оно что. Ну, молодец старушка. – Ладно, стой здесь, сейчас трофеи соберу, и вместе пойдём. Подойдя, я окинул вражину взглядом. Ну точно, тот самый, что благодаря мне коня лишился и потом со вторым неудачником бил из луков мне вслед. Сбор трофеев много времени не занял. Стрелу я потерял, ладно хоть наконечник достать смог, не испачкавшись. Падая, тот сломал древко. А так очередная сабля на поясе, причём заметно прямее, чем первая, которая имела заметную кривизну, я такие не любил, всю жизнь предпочитая казачьи шашки. Катаны меня тоже не впечатлили, если кто заинтересовался этим вопросом, тот меня поймёт, картонное оружие. Достав клинок, я поморщился уже не так явно, и тут железо так себе, однако получше, чем у первой сабли, заточка нормальная, зазубрины старательно убраны, лишь две свежих было. Надо будет перевесить их, прямую для правой руки, вторую для левой, мне так удобнее. Не став долго раздумывать, я так и сделал, теперь обе сабли висели на поясе. Немного неудобно, нужно будет сшить подвесную систему, я к ней больше привык, но пока и так нормально, терпимо. Кинжал был неплох. Проведя по лезвию пальцем, я довольно ухмыльнулся. Дамаск, к гадалке не ходи, узоры соответствовали. Странно, такой клинок подобному воину по рангу не подходил. Видимо, трофей. Кинжал я убрал в котомку. Нашёл в сапожке нож, а в подошвах – по золотой монете, и перстень с крупным рубином из каблука выковырял. Это я удачно зашёл. Кошель на вид практически пустой, там едва звенело с пяток медных монет, его тоже снял и убрал в котомку. Из всего кроме сабли моё внимание больше всего привлёк лук, хороший боевой лук, у татар подобные луки из поколения в поколение передаются, если в негодность не приходят. В колчане с три десятка стрел, все с боевыми наконечниками. В отдельном секторе колчана нашёл завёрнутые запасные тетивы. Да, те влаги боялись, так что вещь нужная. На спине у татарина был круглый щит, такой же, как на коне висел, но этот видно, что уже использовался в битвах, зазубрины имел, старательно заделанные, отверстия от стрел. Однако взял, мне всё сгодится. Ещё в небольшом поясном кошеле для мелочёвки я обнаружил шило да кресало с трутом. Больше ничего интересного не было. Пять минут, и я закончил со сбором трофеев. После чего, держа на весу трофейный лук, энергичным шагом направился к бабе Проше, а подходя, окликнул её. Настя обнялась с нашей поварихой и заплакала у той на груди. Я этот бурный поток слёз пережидал в стороне, вернувшись к изучению коня. Да нормально с ним всё, не подкованный, копыта чуть сбиты спереди, это конь так из-под снега пищу добывал, траву, а в остальном норма. Проверил подпругу, уздечку, и уже собрался к сумкам приступить, как наконец обе беглянки привели себя в порядок, и мы направились к схрону. Может, там и не все, караванщики могли бежать до болот, но все наши должны быть именно там. Всё-таки там запасы пищи, их раз в месяц меняют, чтобы свежие были, разные вещи для жилья, пара землянок. Нормальное убежище. А где оно, мне было известно, доверили, прошлым летом мы там припасы меняли не раз. Шагая следом за обеими женщинами – бабами их окрестить у меня язык не поворачивался, воспитание не то, – я размышлял. А ведь такой шанс редко выпадает. Я собирался своё благосостояние за счёт татей пополнять, выискивая и выбивая из главарей общак, у деревенских банд его точно быть не может, а у крупных, что серьёзно работают, наверняка должен быть. Вот так и землю буду очищать от подобных уродов, и себя не забуду, вполне неплохой план был, да и оставался на будущее, а тут татары. Да это даже лучше, пусть разово, но и за Русь постою, и про себя не забуду. На мой взгляд, отличная идея. Может, хоть сабли себе нормальные подберу на первое время, не ту фигню, что на поясе висела, это самая временная времянка, мне кажется, у меня деревянные самоделки покрепче будут, чем лезвия этих сабель. Тем более я их на костре прокалил. Хорошие я сабли себе ковал в прошлой жизни, булатные сделал. У нас, у клуба реконструкторов, свои кузнецы были, долгая подготовка, подмастерьем был, учился, и вот выковал. Два года изучал кузнечное мастерство у Михаила, нашего лучшего кузнеца, а это честь, учеников тот неохотно брал, а меня взял. Так что, что, я тут их не сделаю? Тем более наш кузнец тоже повёрнут на старине был, всё по старинке сделано. Ничего, будет время, сделаю, а пока я не о том думаю.