– А на рассвете, – с мечтой в голосе сказал Лазарев, – подойдём при утреннем тумане и в упор из пушек и пулемётов, а потом по экипажу, что попытаются спустить с тонущего бота. – Чего это вы, товарищ лейтенант, собираетесь портить наш трофей? Мои ехидные слова выбили лейтенант из грёз, тот удивлённо посмотрел на меня, после чего задумчиво посмотрел на карту и уточнил: – Захват? – Абордаж, – согласно кивнул я головой. – И провести его нужно на рассвете, пока самый сладкий сон и часовые клюют носом. Вы пока обдумайте, как нам не всполошить всё село, уверен, там комендатура имеется. Взвод или меньше, но должны быть. Да и полицаев уже наверняка набрали, времени хватало. Идёте вы, десять ваших моряков, именно они перегонят катер в отстойник. Если всё получится, он будет вашим, бронекатер своему заму сдадите, мичману Фадееву. Ладно, готовьте людей, я своих подготовлю. Выходим в два часа ночи. – На катере? – А вот тут вы не угадали. Свидетели будут, никак без них, значит, отправимся в село по суше. – Семьдесят километров? – удивился лейтенант. – Не успеем. – Всё уже продумано. Берём две канистры с бензином, я оставил пару с мотоциклов. Тут недалеко от нашей стоянки у дороги стоит шесть советских грузовиков, брошены из-за отсутствия топлива. Разведчики Караулова их осмотрели. Заправляем одну и за ночь проезжаем до села. Затемно штурмуем сонных немцев и уходим вверх по реке. Там найдём отстойник, воздушной разведки к тому моменту можно будет не опасаться, если у генералов всё получится, маскируем, а ночью на малом ходу идём сюда и соединяемся. Не всё генералам воевать. Тем более Потапову вон два аэродрома раскатать нужно, должен до рассвета к обоим успеть, если ночью не заплутает. Ну всё, занимайся подготовкой. И дай людям поспать, три часа до времени выхода. – Сделаем, – кивнул тот и покинул каюту. Я последовал за ним, пробежавшись к тем бойцам, что идут с нами, предупредил их, назначив одного сержанта-артиллериста старшим, именно на него и возложил подготовку к выходу. Потом сообщил вахтенному время, когда нас стоит поднять, и отправился спать. Остальные, кто с нами не идёт, продолжали заниматься маскировкой. Там дед командовал. Дед унтером десять лет отслужил, начиная с русско-японской, правда он её краем зацепил. Мичману я приказал взять на себя оборону стоянки, а общее руководство на деде. Спустившись по сходням на берег, для этого пришлось проделать длинный путь, с баркаса на баржу, с неё на катер, и только с катера, тот боком прижимался к берегу, по сходням спускались на берег. Со мной было почти полтора десятка парней. Десять матросов, вооруженных СВТ и двумя ППД, пять красноармейцев, у троих МП, у пары, являвшейся пулемётным расчётом, МГ. Но ещё была Аня, девушка-снайпер, с которой у нас произошёл интересный разговор, когда было объявлено, кто идёт, а кто нет. Аню я брать не планировал, думал оставить её тут, на охране. Но она настояла на своём, и я её взял. Это всё, даже наши медички и телефонистка оставались на борту баркаса. Вот и получалось одиннадцать моряков во главе с лейтенантом, Аня двенадцатая, я и пять бойцов. Восемнадцать человек ровным счётом. Надо будет ЗиС искать, в «полуторке» будет очень и очень тесно, тем более с собой мы взяли один мешок с тротилом, а один из автоматчиков являлся сапёром и очень хорошо разбирался в этой кухне. По одному мешку с генералами уехали, на случай острой нужды. Подрывник Караулова, как в принципе и его старшина, то есть наш кок, ушли с группами. Правда, старшина перед уходом смог подобрать себе устроившую всех замену. Хирургическая сестра оказалась отличной поварихой. Вот, подготовила нам бутерброды с собой. Так как работы стало меньше, она с напарницей священнодействовала на камбузе. На всех готовила, и на экипажи других кораблей, это камбуз буксира вполне позволял. Два моряка бегом следуют впереди в охранении, рядом с ними мелькает фигура Ани, следом общей колонной, идём мы. Я чуть сбоку шёл, поглядывая по сторонам. Почти полчаса бега, пока мы не выбрались на дорогу, ещё минут десять по ней, и вот они, тёмные массы крытых грузовиков, застывших на обочине. Всё правильно. Трофейщикам было много работы, и они не успевали всё освоить из брошенного. Правда, при осмотре выяснилось, что грузовиков не шесть, а пять. Одного не было. Я не поленился, подсвечивая фонариком, всё осмотрел. – Заправили его, вон капли пролитого бензина и след поставленной канистры, и уехали, – сидя на корточках, подсветил я, чтобы лейтенант видел. – Трое было, двое в нашей обуви, армейские сапоги, ношеные, стоптанные. Вот третий, вернее третья, как-то в это не вписывается. Женские туфельки тридцать шестого размера. Или подросток, или девушка с маленькой ногой. Вот этот след сорок пятого размера имеет дефекты, похоже, обладатель сапог хромает. Даже не хромает, скорее, подволакивает ногу. – Хм, что нам это даёт? – Да ничего, кроме того, что мы тут не одни, – вставая и отключая фонарик, пробормотал я. – Ладно, вон наши свистят. Похоже, закончили. Грузовики меня интересовали. Пока два матроса, залив немного бензина в карбюратор ЗиСа, проверяли, на ходу ли машина или нет, другие быстро обыскали остальные. В двух были патроны, по маркировкам пулемётные. Более того, в кузове «полуторки» стояла укрытая брезентом зенитка, из счетверённых «максимов». Я тут же возжелал в хозяйстве эту полезную штуковину, да и патроны лишними не будут. Что не так радовало, ЗиС и был одним из тех гружённых патронами грузовиков. Остальные «полуторки». Ещё был второй «Захар», но на нём уехали неизвестные. Грузовик уже был разгружен, одни пулемётные патроны, машина тарахтела на холостом ходу, бензин из обеих канистр был слит в бак и оставлены тут же у обочины. Один моряк оставался тут. Его задача добежать до места стоянки, залить из бочки с бензином топлива и вернуться с парой помощников обратно. Перегнать «полуторки» к берегу и все ящики с патронами складировать на берегу. Ящики можно по сходням днём складировать на барже, а грузовик с зениткой на борт мы загоним, когда вернёмся. Если всё пройдёт нормально, то вернёмся с трофеем. Надеюсь, этим топливом мы не испортим движки грузовиков. Надо будет найти то, что им подходит. Моряка я напутствовал следов не оставлять, работать тихо и незаметно. Ещё не хватало немцев на стоянку навести. Хотя с теми действиями генералов, я их морально хорошо завёл перед делом, у реки немцы их вряд ли будут искать, значит, их тут будет меньше. Но патрули всё равно нет-нет да будут мелькать. На это я матросу и указывал. Все разместились в кузове, Аню подсадили, а мы с водителем устроились в кабине. Один из моряков, из тех, что умел водить, стронув машину с места и выехав на дорогу, стал медленно разгонять грузовик. Всё же не дрова везёт, а людей. – Следующий перекрёсток наш, – поправив стоявшую между колен винтовку и свернув карту, которую только что осматривал, сказал я. Ехали, я подсказывал, где будет очередной поворот, и внимательно поглядывал, чтобы не пропустить следующий. Ехали-то второстепенными дорогами, на трассу я выезжать опасался. – А ничего, что мы вот так с включенными фарами едем? – поинтересовался водитель, когда мы проехали две трети пути. – Опасно. – Как раз это нормально. Генералы сейчас особо не озоруют, и немцы спокойно несут службу в своём глубоком тылу. Кто ещё кроме их камрадов может ехать на трофейной машине, нагло и с включёнными фарами? Кстати, если увидишь немцев, посигналь, это укладывается в нашу легенду. Так что доедем спокойно, не волнуйся. Вон уже сколько километров позади. Час до рассвета остался. Когда мы подъехали к окраине села, то обнаружили пост, нам помахали фонариком, прося остановиться. Там было двое полицаев и один худой высокий немец из нестроевых, с карабином на ремне. – Давим? – деловито поинтересовался матрос. – Нет, притормози. Мне тут разведчики подарок презентовали перед уходом, сейчас его и испробуем. Нам язык нужен. Узнаем, тут наша цель, или нет. Слепя пост фарами, мы подъехали практически вплотную, где я, распахнув дверь, сделал три быстрых выстрела из нагана с глушителем. Шума работающего на холостых мотора хватило, чтобы заглушить хлопки, так что всё прошло тихо. Немец и один полицай были убиты. Второй подстрелен в плечо. Моряки, сидевшие в кузове, хорошо знали, что делать. Двое, тут же подскочив к подранку, сунули в рот кляп и стали вязать его. Трое держали оборону, Аня их страховала. Ещё один собирал оружие, подсумки с ремнями и сапоги. Как удалось выяснить у освобождённых пленных, это самая востребованная нужда. Кроме острого голода, конечно. Водитель фары уже выключил, но двигатель не глушил, тот заглушал шум допроса, что мы проводили с Лазаревым. К моему удивлению торпедный катер действительно был здесь. Стоял прямо у пристани. Команда в основном была на борту, а вот командир, с одним из своих подчинённых, в комендатуре. Прояснили все вопросы, их задавал я, Лазарев в операциях на суше откровенно плавал. Дальше добили его ножом, и, снова расположившись в машине, мы покатили по тихим улицам села. Двигались мы к пристани. По пути борт покинули три моряка и два бойца с пулемётом, тяжело нагруженные боеприпасами, и направились к комендатуре. Их задача, когда мы начнём шуметь у катера, открыть огонь из пулемёта по выбегающим из дверей немцам. Это работа пулемётчиков. Работа моряков заключается в том, что они должны в окна забросать гранатами выживших внутри зданий. После этого направиться к нам. Полицаев было в селе всего восемь, трое патрулировали улицы ночью, двое были на посту на въезде единственной дороги, остальные спали в хатах. Засадной группе были известны эти хаты, это чтобы не нарваться на случайную пулю от оставшегося недобитка. К пристани мы подкатили на грузовике, нагло. Это и расслабило двух вахтенных. До них было тридцать метров, если ещё считать длину пристани, но я не промахнулся. Один схватился за грудь и повис на леерах, другой изображающий часового на пристани с карабином на плече, упал молча, пуля вошла ему под мышку. Моряки уже бежали по пристани, особо не соблюдая тишину. Она уже была не нужна. На борту тридцать моряков, шнелльбот был крупным, «С-26», как его опознал Лазарев, когда наблюдал с борта своего катера в бинокль. Как я уже говорил, раскраска морская, а не речная. Что тот тут делал, мне неизвестно, да и сам тип корабля тут вообще не в тему. Вооружён тот двумя пятьсоттридцатитрёхмиллиметровыми торпедными аппаратами с двумя запасными торпедами и двумя двадцатимиллиметровыми зенитными автоматами. Водоизмещение сто пятнадцать тонн, длина почти тридцать пять метров, скорость – до сорока узлов. Экипаж от двадцати пяти до тридцати моряков. Тут известно точно, их три десятка. Единственно, что удалось узнать от языка, что катер привёз груз, два больших и тяжёлых ящика. Он помогал в разгрузке, так что знал, что говорил. Ящики ещё днём на грузовике в охранении двух бронетранспортёров куда-то увезли. Надеюсь, язык будет, и мы узнаем, что за груз. Немцы на борту уже просыпались, но их оказалось маловато, всего десяток в тесном кубрике. Тут Аня подала голос, со стороны ближайших домов на звуки выстрелов, при захвате использовались пистолеты, бежало два десятка полуодетых немцев в форме моряков. Возглавлял их унтер. Он же первым и упал, когда хлопнул карабин Ани. Тут и я поддержал её из винтовки, и два бойца с автоматами. Укрываясь за пристройками, мы остановили немцев, заставив их залечь. Одиннадцать уже легли навсегда, остальные, отстреливаясь, пытались отойти, да не смогли. Светало, всё хорошо видно, а патронов у нас хватало. Звуки боя у комендатуры мы тоже слышали, особенно длинные пулемётные очереди, перешедшие потом в короткие. Хлопки гранат тоже были. Молодцы парни, там один старшина командовал, из подчинённых Лазарева. Немцы смогли, отстреливаясь, укрыться за углом деревянного дома. Их всего трое было. Правда, как оказалось, зря они это сделали. Послышались хлопки выстрелов, обошлись без пулемёта, и после условного свита мы ответили. Из-за угла, где укрылись немцы, показалась наша засадная группа, что со всех ног бежала к нам. Дальше мы особо не торопились, тем более телефонная линия была перерезана, а рации в селе не имелось. Выставив охранение из пулемётчиков и трёх бойцов, мы собрали всё оружие и стали готовиться к отходу. Потерь среди нас не было, только двое. Тот десяток, что был в кубрике, просто не успел вооружиться. Наши моряки, как-то так ловко и быстро скользнув в люки, просто преградили им путь к арсеналу. Троих взяли в плен. Потом их допросим. Почистив катер от трупов, мы подожгли машину и, отойдя от причала, направились вверх по реке. Несколько моряков, осваивались с зенитными автоматами, поглядывая по сторонам. Когда село скрылось за излучиной реки, из внутреннего отсека катера показался один из моряков и доложил: – Оба раненых перевязаны, кровотечения остановлены. – Ранения серьёзные? – был мой хмурый вопрос. Терять даже двоих для нас тяжело, каждая пара рук на счету. – Один тяжело, к нашей Женечке бы его, на операционный стол. Второй, сквозное ранение в руку. Пару недель и можно подключать его к лёгким работам. – Всё равно выбыл из строя. Ладно, и так всё прошло удачно, минимальными потерями обошлись. Все переоделись в немецкую форму? У нас вторая операция на носу. – Подбираем подходящие комплекты формы, – доложил глав-старшина, который и был ответственным за это дело. Вторая наша операция, из-за чего я и устроил захват катера, состояла в уничтожении крупного автомобильного моста, захваченного немцами в полном порядке. Охранял его взвод немцев, при двух зенитках, установленных с разных сторон, и двух пулемётных дзотов. И это тоже сообщил мне язык на посту, на их комендатуру возложена доставка охране горячей пищи. Доставка осуществлялась на возке, он поскоростнее, чем телега. Что делать дальше, мы с Лазаревым обговорили несколько раз, потом и с расчётами зениток повторили всё это. Чтобы каждый знал, чем заниматься должен. Когда показался трёхпролётный мост, по которому двигалась немецкая техника, катер с виду напоминал немецкий, моряки в соответствующей форме, флаг на корме развевается. Поэтому наше появление было встречено вполне радостно. Махали руками, летели вверх фуражки и кепи. Пара офицеров на берегу, там легковушка на песчаный пляж выехала и фрицы отдыхали, махали бутылками с вином. Так как по ходу движения стрелять зенитки не могли, основной упор открытия огня, правый и левый борт, а также корма. Впереди мёртвая зона. Одна установка находилась в центре катера, а вторая на корме. Обе двуствольные. Именно поэтому мы взяли немного к берегу, команда, что была на борту, тоже махала в ответ руками, приветствуя камрадов, и прошли между первым и вторым пролётом, тут высота позволяла и большим судам проходить. Мы тут сколько раз проплывали. Идея была такова: пройти мост, чтобы тот оказался за кормой, в прицеле расчётов зениток, и открыть огонь. Зенитки просто сметут тут всё, и дзоты тоже расковыряют. Да какие тут дзоты, мешками обложили, вот и пулемётная точка. Ну и по технике пройдутся, если боезапас останется. Потом пулемётный расчёт будет работать по дороге, пока идёт перезарядка. Если всё получится. Отгоним немцев, подходим к опорам, и прямо с борта катера подрывник минирует быки. Тот уже приготовился. Навязал связки с шашками, чтобы всё было проделало быстро. Вот тут меня один из наших ряженых, что состоял в расчёте зенитки, и отвлёк. – Самолёты по горизонту, – негромко сообщил он. Сам я выглядывал из люка, чтобы быть в курсе дела. Мы уже вышли из тени моста и неторопливо двигались дальше под урчание дизельных движков. Подняв бинокль, я присмотрелся к самолетам, что летели от передовой. – Оп-па, так это «горбатые». Наши штурмовики. Пять. Скатившись по трапу вниз, я рванул к радиорубке, на бегу судорожно ища в кармане комбинезона листок с записями частот, на которых работают наши летуны. Пока мы подготавливались, выделенный боец, что слушал немцев, слушал и наших, и записал, на каких частотах они работают. Между прочим, на разных, истребители свою имеют, штурмовики свою, бомбардировщики свою частоту. Влетев в радиорубку, быстро надел наушники, щёлкнув тумблерами, радиостанция была знакомой, на буксире такая же стояла. Стал крутить ручку настройки, пока не нашёл нужную волну. В открытый нижний люк заглядывала Аня, подняв вопросительно брови. Как только настройка была завершена, я включил вызов и забормотал в микрофон: – «Горбатые», идущие к автомобильному мосту. Приём. Я Ар – сто семнадцать. Повторяю, «горбатые», идущие к мосту, ответьте. Я повторяю, Ар – сто семнадцать, ответьте. – Филин-восемь на связи, – сквозь шум помех расслышал я далёкий голос. – Опознайся. – Я Ар – сто семнадцать. Я Саша Поляков. Мост наш. Отмена атаки моста. Он наш. «Горбатые», покрутитесь в стороне, потом, когда мы охрану уничтожим, поддержите огнём. Просьба помочь, сигнальная зелёная ракета. – Я – Филин-восемь. Принято. Работайте, мешать не будем. Атакуем по зелёной ракете. – Слышала? – повернулся я к Ане, и она, кивнув, исчезла, убежав наверх. Лазарев дальше сам разберётся, тут командовал в бою уже он. Видимо, она передала сообщение, что у нас, похоже, имеется воздушное прикрытие, так как сразу заработали зенитки. Не думал, что уговорю командира летунов, но получилось, похоже, он принял это тяжёлое решение. Да и штурмовикам, чтобы повредить мост, это постараться нужно. Зенитки снаружи не умолкали, били и били, переходя на экономную стрельбу короткими очередями. Тут ещё корпус задрожал, похоже, движкам дали газу, и мы разгонялись. О, чувствую лёгкое головокружение, наверное, развернулись. Выглянув наружу, я убедился в своём предположении. Вдали таяла в небе зелёная ракета, а пять штурмовиков, сбросив на мост бомбы, похоже сотки, полотно в некоторых местах проломили, стали делать заход за заходом на дорогу, уничтожая технику на обоих берегах. Вот под этим прикрытием мы и подходили к опорам. Ведь в плане «Б», в случае если немцев будет много и нам не дадут минировать, воспользуемся торпедами для подрыва опор. Тут правда ещё попасть нужно, но как повезёт. Лазарев проходил в училище теорию по торпедированию, но когда это было. А ведь в отсеках порохового погреба ещё и мины имелись, даже якорные. Проверили, есть. Обидно, что без меня воюют, поэтому взяв прислонённую у двери винтовку, бегать с ней по тесным отсекам катера было непросто, стал выцеливать оглушённого немца, что прятался у перевёрнутого бронетранспортёра, на левом берегу. Его перевернул взрыв одной из соток. Но я не успел, хлопнул выстрел, и я погрозил Ане кулаком. Это был мой немец. Та лишь хмыкнула и, приведя оружие к бою, стала искать следующую цель. В радиорубку вела дверь снаружи, через неё я сейчас и выглядывал, в поисках противника, и был люк в полу. Аня из него на меня поглядывала, слушая переговоры с лётчиками. В это время нас накрыла тень, мы вошли под мост, но не там, где обрушилось полпролёта. Мы в принципе под всеми могли пройти. Пятеро бойцов и два матроса поднялись по скобам на быке наверх. Четверо охраняли сапёра, а тот с помощниками закладывал взрывчатку. Он ещё радостно орал нам сверху, что тут специальные ниши для этого были, что нам изрядно сэкономило время. Всё заняло шесть минут, штурмовики не улетали. Наши сверху посыпались на палубу, и впервые мы испробовали этот катер на полном ходу. Тот понёсся прочь, а позади догорал фитиль бикфордова шнура. Только после взрыва, что разнёс бык и обрушил ещё два пролёта, «Илы» полетели домой. Я успел с ними попрощаться по рации и поблагодарить, тандем сработал отлично. А теперь стоит подумать. Где мы угнали катер, немцы если ещё не знают, то скоро узнают, где взорван мост, тоже. Опросят и узнают, что мы должны быть где-то между ними, а это тридцать шесть километров. Прочесать не так и трудно. Однако я надеялся на действия генералов и на маскировку. Сейчас откопаем с корнями деревца и кустарник на берегу, к которому мы подходили, уйдя из зоны видимости с моста и дороги, и замаскируем катер. Теперь я опытный, знал, как маскировку наводить. Отстоимся до темноты, а дальше к своим. Ирония судьбы в том, что я планировал спрятать торпедный катер всего в двух километрах от уничтоженного моста, где нас точно искать не будут. Там небольшая речушка, полускрытая деревьями, вливалась в Дон, вот в ней и постоим. Узкая она, но катер войдёт. А пока парни готовятся заниматься маскировкой, мы допросим трёх языков из бывшей команды этого бота. Шум наверху, лёгкий перестук топоров, возня на палубе нисколько не мешало нам с главстаршиной заниматься допросом немецких моряков. Лейтенант в этом не участвовал, сейчас главное быстро навести маскировку, и он там командовал. Мы уже вошли в тот приток, что я приметил, кстати, на немецких картах его не было, это означало, что там нас точно искать не будут. Я велел Лазареву как-то перегородить его, замаскировать, чтобы с Дона его не было видно, и тогда нас действительно до вечера не найдут. Если вообще будут искать, тут я надеялся на генералов. Вон, Аня, как мы отошли от моста, сидела в рубке с наушниками на голове и после небольшого моего инструктажа уверенно крутила настройки и слушала волну. На каких волнах должны работать оба генерала, она знала и мониторила их, слушая, не прозвучит ли наш позывной. То, что в эфире паника, я уже знал. Пока мы прятались, она вышла на немецких тыловиков и позвала меня, не понимая, о чём те так экспрессивно ругаются. Из всех немецкий знал только я. Вот я и послушал, о чём шёл разговор. Ага, генералы справились. Потапов точно, на его берегу находился аэродром, от которого ничего не осталось, а немногие выжившие немцы сообщали о полчищах русских варваров. Один аэродром уничтожен и это хорошо, но о двух других пока был молчок. Про захват генералов тоже не сообщалось, так что была надежда. Правда эти два немца переговаривались только по этой волне, а что на других – неизвестно, может, там прозвучала информация о других диверсиях, этих мангрупп. Послушав, я оставил Аню продолжать мониторить эфир и спустился вниз, она уже вполне освоилась, поувереннее себя вела, мы в это время как раз, шурша ветвями и порыкивая дизелями, протискивались в протоку. Главстаршина привёл в небольшую кают-компанию первого немца. Этот фриц вполне охотно сотрудничал и не запирался, честно отвечая на все вопросы. Я потом на втором проверил его честность, всё совпадало. Почему тут оказался катер, стало ясно достаточно быстро. Да и что в тех ящиках – тоже стало известно. Всё оказалось просто, а я-то думал-гадал… На берег были сгружены ящики с киноаппаратурой и высажены шесть кинематографистов. Режиссёры, операторы и всё такое. Воздухом они опасались лететь, один самолёт с аппаратурой уже разбили, и вот их разными путями, но в основном морем и по реке, и доставили к тому селу. Тем более до этого группа находилась в Крыму, где вела съёмку, и катером их доставить было предпочтительнее. А киношники из геббельсовской конторы, пропагандисты. Торпедисты доставили груз в один конец и собирались утром возвращаться, так что вовремя мы появились, опоздай на час-другой, и увидели бы пустую пристань. Достав карту и блокнот, я вёл допрос и записывал всё, что они видели в тех портах, где были. Мало ли, нашим информация пригодится. Наведут бомбардировочную авиацию на важные терминалы или заправочные узлы. Почти до полудня время убил, но не зря, точно не зря. Один из выживших был унтером и знал достаточно, часто сопровождал командира на берегу, а наблюдательности ему могут позавидовать профессиональные разведчики. Вот только его слова проверить не получалось, два других немца подтвердить их не могли, если только косвенно, что видели с борта катера. После плотного обеда – немцев тоже покормили по моему приказу – я вышел на палубу размяться и посмотрел, как наведена маскировка. Ну что я скажу, не идеально, конечно, но вполне неплохо, очень даже. Указав четыре места, где нужно поправить, я вернулся обратно. На шесть часов всем был дан отдых, до наступления темноты, кроме часовых и вахтенного, это чтобы выспаться после тяжёлой ночи и не менее тяжелого дня, а то не один я тут, как зомби, ходжу. Немцев я отдал приказ, охранять, они мне были нужны. Дёрнувшись, я чуть не ударился о койку над головной, тут всего полметра было между ними, в три уровня, тесно. А капитанскую каюту занял Лазарев, как я и обещал, он стал капитаном торпедного катера и осваивался на борту. Как я понял, все моряки, что тут были, это костяк команды. Главстаршина теперь зам Лазарева. Надо будет прикинуть и подумать, где добыть моряков. С той колонной военнопленных нам просто повезло, что там вообще моряки были. Вряд ли такое везение будет и дальше. Я генералам не давал задания, если встретят моряков, направлять их к нам, не оговаривали мы это. На свои силы рассчитывал. Вахтенный матрос, что разбудил меня, тряся за ногу, заметив при свете тусклой лампочки, что я проснулся, показал на часы. Время. Часы были у всех моряков. Трофеи я раздавал щедро. Тем, кто их добыл, тому они и принадлежат. В начале операции, остановив грузовик за несколько километров до села, велел построиться у машины и двинул такую речь: – Товарищи краснофлотцы и красноармейцы. Дело, которое вскоре нам предстоит, опасное, однако я в вас верю. Хочу также сказать, что я как командир, беря на себя ответственность, решил возродить традиции прошлого. Если кто не знает, при абордаже чужого судна или военного корабля, это судно даётся на разграбление абордажникам. Слово «разграбление» мне не нравится, но согласно прошлым традициям, всё, что абордажник может унести в руках, это его, и капитан или другие офицеры, в данном случае красные командиры флота, претендовать не могут, если они сами лично не пристрелили того, на ком находятся эти трофеи. Поэтому закон трофея для нас священен, с немца, которого убили лично вы, можете взять себе всё, кроме оружия. Пистолетов и ножей это не касается. Если немца застрелили сразу несколько бойцов, тут делится всё поровну между стрелками, как судью для дележа, если сами справиться не можете, можно позвать другого моряка. Повторяю, с тел убитых вами, это всё ваше, с тел чужих можете снять, только чтобы передать владельцу, если он сам этого сделать не может. Заберёте себе, это мародёрство со всеми отсюда вытекающими. Я надеюсь, всё понятно сказал? – Понятно! – хорошо тогда ответил строй. Стоит ли говорить, что как на посту, так и на пристани, когда матросы и бойцы обыскивали тела убитых моряков, снимали они всё. Ане были честно принесены вещи четверых немецких моряков и ранец, куда она всё это может сложить. Быстро парни приняли новые правила, видимо им понравилось. Ну а кому это претит, могут отдать свои трофеи товарищам. Думаю, те не будут против. Главстаршина и Лазарев помимо того, что осваивали катер, ещё и за ними наблюдали. Крысятничества не было, а у моряков прибавилось изрядно личных вещей. Как те же наручные часы или губные гармошки, сигареты и зажигалки, хотя и не все курили. Вот и у этого вахтенного сверкали на кисти левой руки наручные часы. Трофей. Кивнув ему, что встаю, быстро собрался, а спал я в душной коробке катера полураздетым, надел обувь и, застегнув ремень с подсумками и кобурой пистолета, взяв винтовку, что стояла между койками в углу, поспешил наверх. Как оказалось, помогать Лазареву не требовалось, местное русло Дона и он сам знал как свои пять пальцев, не раз дозорную службу нёс, пока катер не потерял. Поэтому, когда мы задним ходом, в темноте порыкивая дизелями, вышли из протоки и, развернувшись, пошли вниз по реке, то оставив всех на палубе, вахтенные вглядывались в ночь, сам я спустился вниз. Взяв в помощь двух бойцов, продолжил заново вести допрос. Повторно проходя то, о чём спрашивал днём, запоминая, что мне говорят немцы, и записывая это в блокнот. Тем более они иногда вспоминали что-то новое. Ранее чистый блокнот был исписан почти полностью, а у меня был мелкий убористый почерк. Я с ними работал, пока мы не дошли до места стоянки. То, что всё должно быть в порядке, мы были в некоторой степени уверены. Дежурства в радиорубке были распределены между бойцами и Аней. Они нет-нет да выходили на волну, на которую была настроена радиостанция на буксире. Юра более-менее умел на ней работать, так что тревогу он мог поднять. Кстати, изредка заходя в рубку, где были слышны немецкие нешифрованные передачи, я, наконец, развеял своё сомнение – все аэродромы были уничтожены. Ай да генералы, не ожидал. Более того, немцы сообщали о многочисленных пропажах своих небольших подразделений, а также исчезло несколько колонн с военнопленными. Тела конвойных так и не были найдены. Это, может, о других колоннах, например, которую я со старшиной-разведчиком освободил или в которой генералов вели, поди разбери, но то, что обе мангруппы действуют, и вполне себе неплохо, это факт. Но и мы тоже не сидим сложа руки. Катер захватили, мост взорвали, есть о чём сообщить. Причём есть кому. Факт, о котором стоит помянуть. Караулов, который уходил с генералом Росляковым, чуть позже после нашего расставания должен был отправить шифровку на Большую землю о наших планах. То, что мы тут безобразничать будем. Так что там должны об этом хорошо знать. Глядишь, им помощь подкинут. Нам вряд ли, к этому моменту нас тут не будет. Опознались мы нормально, трижды мигнули фонариком в сторону стоянки, и с десятисекундной заминкой нам ответили, три быстрых мигания, одно длинное и одно короткое. Всё правильно. Если стоянка захвачена, дед, а именно он знал сигнал, сообщит без последнего, это означает, что тут чужаки. Мы в ответ на правильный отзыв дважды быстро мигнули. Это тоже обговорили, сообщая, что точно свои. Катер, урча двигателями, причалил к борту бронекатера Фадеева. Это всё прошло нормально. Я же, почти сразу перекинувшись с дедом парой слов, стал отдавать приказы: – Всем подъем, готовимся к срочному отходу. Раненых на буксир, пусть медики ими займутся. Ящики с патронами на барже? – Да, все успели перетаскать, – сообщил дед, обнимая меня, когда я на буксир поднялся. – Машина только с пулемётами сломалась, так мы их сняли, перенесли на баржу, поэтому ничего с берега на судно заводить не нужно. – Отлично, сколько времени экономим. Центровку погрузки проверял? – Да ходил с твоим прибором. Пришлось перекладывать некоторые вещи, но баржа стоит ровно. – Совсем отлично. Всё бегом, отходим. Пока было время, я собрал совещание командиров. Кроме меня были дед, Лазарев и Фадеев. Последние в изрядном удивлении, куда это мы несёмся сломя голову? Снова боевая операция? Зачем тогда буксир берём, который у нас за место тыла? Совсем не понятно. Да и место для тайной стоянки тут замечательное. – Мы уходим в Азовское море, – сказал я, когда все расселись, отчего тут же воцарилась полная тишина, ну кроме топота команды над головой и рёва запущенных двигателей, прогреваемых после долгой стоянки. – Не понимаю, мы же хотели уйти к нашим, в акваторию Волги? – проговорил Фадеев.