Я ему посоветовал сформировать взвод снайперов личного подчинения и группу антиснайперов, чтобы можно было посылать их на разные участки, если там сложилось тяжёлое положение. Тот обещал подумать, так что мне выдали на руки карточку стрелка со всеми отметками, это мой документ, комдив тоже его подписал, и комиссар отметился. Помимо того, подарили дивизионный «Боевой листок», свежий, там снова нас поминали. Первый у меня уже был, сохраню оба. Нас с Ластиным сфотографировали на фоне будки. Я держал на сгибе руки винтовку, а у того на груди был трофейный автомат. Надеюсь, снимок получился хороший, точнее снимки, тот их с десяток сделал, с разных ракурсов, нам разные положения приходилось принимать. Отец снимок потом пришлёт. Комдив, когда я уже хотел бежать к «полуторке», пообещал представить меня к награде. Добавив, что недоумевает, почему меня не наградили за те пять сбитых бомбардировщиков и уничтоженных немцев. Вот на этой ноте мы и расстались. Отец лично захлопнул дверцу грузовика, и мы, втянувшись в колонну, покатили в сторону столицы. Спать не хотелось, уже выспался, так что, поглядывая, как там Волк, кузов был открытым, лишь смотрел на дорогу и обочины. Одет я был в принципе легко, валенки, ватные штаны, свитер и телогрейка поверх. Ну и ушанка, про перчатки я уж и не говорю. Тулуп мой был в кузове на санках. Я уже начал подмерзать, когда вдруг машины стали останавливаться и водители разбегаться. – Воздух! – крикнул водитель, и через миг кабина оказалась пуста, лишь дверь распахнута. Спокойно, но быстро выбравшись из кузова, я скинул санки и, прихватив Волка, отбежал в сторону, где залёг в снегу. Жаль, маскхалат свёрнут в санках, на фоне снега я был хорошо виден. Поэтому, выдернув простыню, накрыл себя, санки и Волка. Ну хоть так. За три дня я работу немецкой авиации увидел во второй раз, первые два дня погода нас радовала, нелётная, а вот в третий день, когда я полковника снял, рассмотрел, как те летали, и один раз бомбёжку вдалеке. И вот теперь во второй раз. Три штурмовика поработали пушками и пулемётами, не тратя бомбы. Все шесть машин или полыхали, или были серьёзно повреждены. Единственная зенитка счетверённых пулемётов пыталась выставить заградительный огонь, но исчезла в пламени взрыва. Взрывы небольшие были, кажется, пушки тут работали, ну и наложились взрывы бака и боезапаса. Когда самолеты полетели дальше, в наш тыл, видимо на нас они по пути отвлеклись, я встал, отряхнулся, Волк тоже поднялся, с интересом косясь в сторону горевшей техники, там было три дымных столба. Махнув рукой своему водителю, что, мол, сам доберусь, выбравшись на дорогу, я двинул дальше. Кстати, тот грузовик, на котором я ехал, тоже полыхал. Хорошо, ещё пустые ящики из-под снарядов везли, а не раненых, тогда потери были бы. Хотя водители в таком случае только прибавляли ходу, надеясь, что немецкие лётчики промахнутся. Редко промахивались, надо сказать. А тут раненых не было, вот и дёрнули в разные стороны. Но немцев только техника интересовала. Водителей и сопровождающих тёмными точками на фоне снега было хорошо видно, однако нас не тронули. Некоторые водители возвращались к технике, осматривали повреждённые машины, искали раненых, вдруг кто из зенитчиков уцелел, но нет, погибли все. Проверив поклажу, я прицепил санки к поясу и, так буксируя их за собой на двухметровой верёвке, двинулся дальше. Волк бежал рядом, чутко прислушиваясь к далёкой канонаде позади, мы километров на двадцать от штаба дивизии уехать успели. Шли, километр за километром, миновали небольшую деревню, там какие-то машины стояли, видимо тыловая часть, потом дальше, в сторону горизонта, где виднелись дымы. Наших частей вокруг хватало, так что зенитки хлопали часто. Немцы возвращались, как я заметил, не все, да ещё один серьёзно так дымил. Но тянул. Тут из-за туч вывалились пять наших «ястребков» и накинулись на шестёрку бомбардировщиков. Я остановился и, сделав несколько глотков из фляги, с интересом наблюдал за воздушным боем. Потеряв одного, наши лётчики сбили четыре бомбардировщика и серьёзно повредили пятый, тот со снижением, оставляя дымный хвост, уходил в сторону передовой. Шестой удрал на бреющем. Отметив, где выбросился наш лётчик и где спускались немецкие пилоты, я довольно улыбнулся, вот, можно и поохотиться. А что, одиннадцать утра всего, должно хватить времени. Те опускались кто в поле, а кто над лесом. Придётся повозиться, кроме парашюта нашего летуна было девять немецких. Сняв лыжи с санок, я застегнул крепления и, взяв палки в руки, сойдя с укатанной дороги, энергично по полю отправился в сторону нашего летуна. Начнём с него, но по пути перехватим двух немцев, они совершили посадку между мной и летуном. Почувствовав сзади рывок и тяжесть, я обернулся, улыбнулся и хмыкнул. Волк запрыгнул на санки и теперь лежал наверху, с интересом осматриваясь. Похоже, надоело ему самому идти. Сгонять его я пока не стал, пусть сил набирается, в моих планах на него были большие виды. Хотя следы в снегу и так видны, никуда от меня летуны не денутся. Вот только всех охватить я не смогу, слишком на большой площади их раскидало. А парашюты пригодятся, тот, что мы с отцом привезли, мамой и Таней охотно был поделен и превращён в разные поделки, благо швейная машинка у нас была, а тут ещё добыча. Фиг она от меня уйдёт. Вооружён я был так себе. Один наган с десятком запасных патронов да бинокль. Всё остальное отдал отцу, человек он воюющий, ему нужнее. Хотя тот и в тылу, но зная характер отца, уверен, будет выделять время на охоту, прогуливаясь до окопов. Стрелок он был не хуже меня. На миг остановившись, проверил, как револьвер за пазухой, и продолжил монотонно передвигать ногами. Я на лыжах, снег уже солидно выпал, сверху плотный наст, шагнёшь и проваливаешься, летчики быстро устанут, так что догоню. Заметив, что оба немца, отстегнув парашютные ремни, стали уходить в сторону леса, до него километра полтора было, я только ругнулся. Не на то, что они уходят, на это мне в принципе было плевать. Оба купола начало сносить лёгким ветерком, и те, скользя, улетали в сторону под моим яростным взглядом. Не будет обновок у семьи. – А нет, будут, – хмыкнул я. Поле тут неровное было, я так подозреваю – болото, да и по карте трофейной как заливной луг отмечено, так что осоки и высоких кустиков травы хватало, что пробивались из-под снега и не сгибались под ветром. Вот за один такой купол и зацепился. Если бы его наполнил ветер, тот бы сорвался и полетел дальше, как это делал второй, но он сложился и лишь слегка трепыхался краями на ветру. В это время послышались близкие выстрелы. Кто стрелял, было и так понятно. Между обоими немцами и лесом был наш русский лётчик. Вон он и устроил перестрелку. А тем лишь бы задавить его огнём и уйти как можно дальше. Так что вся тройка лежала в снегу или ползла, выискивая укрытие получше, поле было неровным, кочек хватало, так что укрытия находились. Не думаю, что запас патронов у них солидный, так что недолго им стрелять. А вот сам я лишь прибавил ходу, согнав Волка с санок, да он и сам при выстрелах слетел. Двести метров, именно столько мне оставалось до ближайшего немца, он это увидел, изредка оборачивался, укрывшись за кочкой, чтобы я внезапно не обрушился на них, но огня не открывал. Опытный, понимал, что двести метров для пистолета это слишком большое расстояние, пустая трата и так не великих боеприпасов. Ни у кого из нас не было дальнобойного оружия, да никто и не рассчитывал, что будет такая перестрелка, особенно я, иначе прихватил бы с собой свою мелкокалиберную винтовку, и расклад на поле был бы другим, но чего не было, того не было. Обоих немцев я отчётливо видел, они ко мне спиной разлеглись, на виду, а вот нашего летуна нет, только иногда голова, увенчанная шлемофоном, мелькала из-за кочки, да и то редко. Задавили немцы его огнём, один тратил боезапас из пистолета, а второй сбоку к нему заходил. Тот этого, по-видимому, не замечал. На ходу достав револьвер, я взвёл курок и пристав на одно колено, тщательно прицелился. Тот немец, что пытался задавить огнём нашего летуна, дёрнулся и, перекатившись на спину, вытянул обе руки в мою сторону, стал целиться. Как раз между ног он меня видел, между ботинок, если кто не понял. Первая пуля ушла мимо, просвистев в стороне, но тут я выстрелил, он дёрнулся, восемьдесят метров, моя пуля рядом с его левым плечом зарылась в снег, явно испугав его, и тот, похоже, произвёл случайный, рефлекторный выстрел. И тут же заорал от боли и стал выть. Я засмеялся от нелепости ситуации, рванул дальше, пока тот пребывал в болевом шоке. Однако тот быстро снова начал поднимать пистолет, но было поздно, я сблизился на расстояние уверенного поражения и загнал пулю ему точно в лоб. Со вторым справился летун, всадив ему две пули в грудь. Судя по мелькавшей из-за кочки руке с зажатым в ней ТТ с затвором в заднем положении, лётчик отстрелялся до конца, до железки. Санки я отстегнул ещё, когда первый немец по мне открыл огонь, так что вернулся за ними. Волк бегал по округе, обнюхав обоих убитых и с опаской поглядывая в сторону нашего лётчика. Да, мне тоже что-то не нравилось – тот не поднимался. Быстро обыскав тело своего подстреленного, снял с него всё самое интересно, только обувь и детали униформы оставил на месте. Но пояс с кобурой, часы, деньги и зажигалку забрал. В его «вальтере» было всего два патрона, и лежало рядом два отстрелянных магазина, которые я также по-хозяйски подобрал. Теперь понятно, как тот столь долго палил, у него был один дополнительный магазин. Помимо этих находок, ещё был планшет с картой, видимо убитый мной был штурманом, да и звание имел фельдфебеля. В общем, убрав находки в санки и осмотрев второго подстреленного, забрал документы, а также часы и пистолет. У этого осталось три патрона и не было запасного магазина. Кажется, я догадался, как те действовали. Они же рядом друг с другом приземлились, метрах в пятидесяти. Соединились, и лётчик, а это был офицер, передал свой запасной магазин штурману, благо оружие было однотипным, и пока тот давил огнём, пилот стал обходить. Ну ладно, не получилось, так не получилось. Зажиливать трофеи со второго немца я не стал, дошёл до нашего лётчика, чтобы честно всё ему это вручить, его добыча. – Серьёзно ранен? – подойдя, присел я и осмотрел ногу, что тот зажимал обеими руками, стараясь остановить кровь. – Зацепило слегка, – прошипел тот, стараясь не стонать от боли. – Кость перебило, – сразу отметил я, и добавил, положив рядом трофеи: – Держи пока, сейчас жгут завяжу и буду повязки накладывать. Кстати, это трофеи с подстреленного тобой, лётные очки с зеркальным напылением, часы, портсигар и зажигалка, кобура с «вальтером», правда, к нему всего три патрона, но есть запасной отстрелянный магазин. Ну и вот неплохой складной ножик, в сапоге за голенищем нашёл. Документы немца. Кстати, представляешь, у них обычные с виду сапоги, а внутри мехом оббиты. Нужны? Я быстро сниму пока они ещё тёплые… Так заговаривая летуну зубы, ранение у него действительно было серьёзным, я накинул жгут, сунув под него бумажку со временем наложения, карандаш и блокнот у меня были при себе, потом перевязал прямо поверх комбинезона. Главное кровь остановить, а дальше медики разберутся. Ранение сквозное, пуля прошла навылет, вылечат. От дороги уже бежали люди, десятка три на глазок, войск вокруг действительно хватало, на дороге стояли машины и пара броневиков. – Слушай, не пойму, где я тебя видел? – Поляков я. Александр, – ответил я, завязывая узел. – Точно, а я смотрю и не пойму, вдруг земеля? Сам я из Курска, – чуть ли не обрадовался тот, уже забыв о ранении, но то само дало о себе знать. Дёрнувшись, он застонал, осторожно придерживая рану. – Слушай, вон бойцы бегут и пара командиров, ты трофеи при себе держи, эти по виду не повоевавшие, могут и свистнуть, они на это дело лютые, а это твой законный трофей. Вот ещё карта немецкого штурмана, там какие-то обозначения, начальству передашь, может, что-то интересное будет. – Помнится у второго немца планшет был, а тут карта без него, – помогая мне убрать карту под лётный комбинезон, пробормотал тот. – Ну там мои трофеи. Скажи спасибо, что хоть карту отдаю. – Ну ты даёшь, – усмехнулся он и тут же встрепенулся. – Кстати, мы так до конца и не познакомились, лейтенант Подгорный, истребительный полк. – Я догадался, что именно истребительный. Тут до нас добежали первые бойцы, и всё как-то закрутилось, летуна понесли к дороге, ну и я туда двинулся. Кто я такой, уже все знали, летун рассказал, вот и я пояснил, как тут оказался. Не поверили, пришлось показывать личную карту стрелка за подписью комдива, вот теперь уже смотрели так… Даже неудобно как-то, не то чтобы с восторгом, но близко. Дальше всё как-то быстро пошло, по пути возвращаясь, отцепил купол и убрал его в немецкую парашютную сумку. Успел до того, как бойцы подсуетились, но им второй достался, а парашют лейтенанта несли вместе с ним, подотчётное имущество. Меня не обыскивали и даже не допрашивали, куда со штурмана всё делось. Я на машине добрался почти до окраины Москвы, километров пять не доехал, машина с лейтенантом свернула в сторону госпиталя, который находился в селе в здании школы, ну а я встал на лыжи, санки прицепил и двинул домой. Уже к трём часам подходили с Волком к замёрзшей переправе, до наступления темноты оставалось около часа, когда меня окликнули: – Саша, подожди! Обернувшись, я опознал нашу почтальоншу. Она газеты и журналы разносила, а так как мы были подписчиками, то и нам принесли. – Как хорошо, что я тебя встретила, лишнюю тяжесть сниму, – пыхтя и пытаясь отдышаться, сказала та и закопалась в сумке. – Так, вот держи «Труд» для деда. «Крестьянка» для мамы, «Мурзилка» и «Крокодил» для сестёр и братьев, и твои «Молодая гвардия» и «Известия всесоюзного географического общества». – Ага, – осматривая свежие номера, кивал я, принимая журналы и газеты. Почтальонше было некогда, много почты разносить, так что, попрощавшись, заспешила дальше, а я, убрав свёрнутые в рулон журналы на санки, пошёл дальше. Лыжи давно были сняты, так что шагалось легко. Поднявшись на противоположный склон берега реки, вышел на нашу улицу и наконец рассмотрел наш дом. Деда не было, у него дежурство, присутствовали бабушка и сёстры, малышни тоже нет, скоро за ними в садик нужно будет идти. Отдав журналы, разгрузил санки и все свои вещи разложил по местам. А трофеи – в тайники, как же без этого. Оружие постреляло, его я убрал в оружейный шкаф, вечером почищу, когда из музыкалки вернусь. Сначала перекусил, до ужина два часа было, после чего без подробностей описал, что делал эти три дня в дивизии отца. Рассказывал Марине, Луке, Вале и бабушке. Марина у меня сестрёнка ушлая, ещё бы, от меня набралась, так что потребовала какой-нибудь документ. То, что он есть, она была уверена. Подумав, я кивнул и показал карту стрелка, а также оба дивизионных «Боевых листка». Хвастаться, так уж хвастаться. Всё равно рано или поздно узнает. Цифра её изрядно шокировала, да и бабушка была изумлена. Отдыхать я не стал, мне прошедшие три дня нужно наверстать. Тем более музыкальная школа ещё работала. Поэтому сразу после полдника, переодевшись и велев Марине затопить баню на вечер, я побежал учиться. Потом мы уже дома с Мариной, я после бани был, занимались уроками. Она показывала, что за эти три дня проходили. Мы почти до полночи просидели, но нужный учебный материал я получил. А это нужно, пропускать так долго школу я больше не планировал. Ещё завтра в субботу последние уроки, и начинаются десятидневные осенние каникулы, слегка запоздавшие. Так что отучусь и скатаюсь в Нижний Новгород, то бишь в Горький, как и планировал. Вот только нужно подумать, как ехать. То, что без сопровождения, это понятно, мы с мамой на эту тему уже серьёзно поговорили, и меня она отпускала, доверяла, знала, что я не пропаду, опыт немалый. Дед сопровождать не мог, на такой большой срок подменить его некому, а он новичок, не хотел о себе давать думать плохо. Мама и Таня учатся, так что еду один, как я уже сказал, это всё удалось обговорить. Как лёг спать – даже и не помню, вырубился. Знал только, что Марина со мной ночует на свободной кровати. Главное домой вернулся, что хотел, сделал, а дальше уже посмотрим, тем более у меня были планы на ближайшие дни, и терять время не хотелось. Чуть не отлетев в сторону от толчка какого-то невысокого живчика, который нёсся мимо с мешком на плече в сторону подходившего поезда, я восстановил равновесие, проверил сидор за спиной, цел, не порезан, в карманах тоже порядок, после чего энергично зашагал дальше. Сегодня была суббота, я сразу после школы направился в музыкалку, где также сдал домашнее задание. И теперь всё, начались каникулы, вот я и решил, а чего время зря терять – сразу и двину. Поэтому вернувшись из обеих школ, собрался, много времени это не заняло, взял денег из моих запасов, никто о них не знал, оружие, запас провианта, кое-какие документы, на дом, ну и свои (за них пошли врезки из газет, чтобы опознали), и направился на Ярославский железнодорожный вокзал. Именно с него я и планировал отправиться в Горький. Кстати, когда я собирался, то узнал от бабушки, что Константин Львович заходил, срочно искал меня. Узнав, что я ещё в школе, рванул туда, видимо разминулись в дороге. Меня это не особо заинтересовало, исключили из программ, так исключили, больше никакого отношения к ним я не имею, сами от меня отказались, да и поездка у меня была на носу. Что мне – всё бросать из-за них? На вокзале ни о каких билетах и речи не шло, народ набивался в поезда только так, милиционеры с трудом сдерживали их. Такой ажиотаж был понятен, все в Москве знали, что немцы на подступах. Паники как таковой не было, но народ бежал, это и беспокоило власть. Поезд замер, и машинисты суетились у паровоза, заправляя его, уголь пополняли, воду, так что, посмотрев, как люди трамбуются в вагоны, я покачал головой и двинул в сторону паровоза. Свистнув лаек, чтобы не отставали, направился к голове поезда. О да, я был не один, меня сопровождали Волк и второй пёс, Баламут. Так-то его звали Смелым, но из-за частых ситуаций, в которые попадал этот пёс ещё щенком, к нему намертво приклеилось это прозвище, да и сам он на него откликался. Винтовку, что была убрана в чехол, я закрепил на вещмешке, заполненном до отказа, – тяжёлый, меня аж мотало, когда я всё на себе нёс. А как иначе, тут и посуда мне с псами, пропитание, одеяло сверху привязано было, боеприпасы, пятьдесят патронов к винтовке и двадцать к револьверу. Обменный и подарочный фонд ещё был. Да много чего нужного. Я вот планировал под Горьким по лесам походить, изучить, если повезет, поохотиться. Поэтому и лаек с винтовкой взял. – Здорова, братцы. На моё приветствие обернулись оба чумазых машиниста с паровоза, слишком необычное приветствие было сделано, да ещё детским голосом. Война не дошла ещё до того исступления и проверки характеров, когда фронтовики обменивались такими универсальными приветствиями, опознавая друг друга. – И тебе здравствуй, – степенно сказал старший из паровозной команды, пригладив роскошные будённовские усы. – О, а я тебя знаю. Сын мой всё тобой восхищается. Вырезку из газеты на стене повесил. Поляков, я прав? – Он самый. Мне в Горький нужно. Задержусь там дня на три-четыре и обратно, а в вагонах сами видите, какая давка. С вами реально прокатиться? Я оплачу и за себя и за псов. – Ещё чего вздумал! – возмутился старший, я уже думал, что всё, облом, когда он добавил. – Ещё денег мы не брали, так поедешь. Только смотри, у нас жарко и тесно. И псов своих попридержи, чтобы не кусались. – Ничего. Мы в уголке как-нибудь. – Ну давай тогда, залезайте, пока никто не смотрит. Тут скорее тот шутил, и милиционеры на нас поглядывали и трое рабочих из местных, что помогали в заправке паровоза. Забравшись, сам я свистнул псов, которые явно опасались пышущего паром паровоза, но всё же внутрь запрыгнули, я расстелил им в стороне одеяло, положил вещмешок и устроился рядом. Получалось так, что лежали они между стенкой и мной. Постоял поезд у перрона ещё минут двадцать, после чего стронулся с места, и мы двинули по Москве к окраине. Вот так и началось моё путешествие. Было интересно, я с немалым интересом наблюдал за всем, что делали машинисты, они даже показали, что за что отвечает, и дали посигналить. Псы сначала были насторожены, дёргались, но потом привыкли и почти весь путь проспали, лишь изредка со мной выбираясь наружу по нужде, ну или за водой. Во Владимире машинисты сменились, но новая паровозная команда тоже мне обрадовалась. Горьковская железная дорога так и стелилась по рельсам, и паровоз тащил вагоны, останавливаясь на каждой станции, где-то выпуская и где-то принимая новых пассажиров. И вот, наконец, мы оказались в Нижнем Новгороде. Сутки ехали. Привыкший к быстроте современных поездов, я особо не роптал: да пришлось спать на подстилке в тендере паровоза, ну и что, зато мы оказались на месте, что не могло не радовать. – Прибыли, – сказал Богдан, старший машинист. – Мы на переезде сбросим ход, сможешь спрыгнуть не поломавшись. Дорогу я тебе описал, не заблудишься. – Спасибо. Как только показался переезд, я дождался визга тормозов, когда поезд заметно сбросил ход, и спрыгнул, сделав кувырок через плечо. После чего, подхватив вещмешок, который отлетел в сторону, во время прыжка я его в руках держал, я помахал рукой машинистам, мол, со мной всё в порядке. Обе лайки тоже не испытали проблем и суетились у моих ног, принюхиваясь к новым запахам. Паровоз дал гудок и чуть прибавил ходу, двигаясь к станции. Кстати, они же мне сообщили, что поезда в Москву возвращались полупустые, так что проблем с местами не будет. Богдан местным был, я не стал описывать ему, из-за чего еду в Горький, всё же чужой человек, но пояснил, что мне нужен райотдел милиции в таком-то районе города. Нужен мне был Советский. Он подробно рассказал, как от переезда добраться до него. Москву я вчера покинул часа в два дня, а прибыл в Горький уже в полчетвёртого, пока дойду, стемнеет, но надеюсь, застану, несмотря на воскресенье, нужного сотрудника на работе и получу ключи от дома. В нём и переночую. Тот замок, что висел ранее, милиция при обыске сбила и повесила свой, служебный, надо будет его чуть позже сдать. Это мне мой следователь рассказал, ещё когда документы на дом передавал. Нашли ли что в этом доме криминального типа, не знаю, до меня эти сведения не доводили. Правда я даже архитектуру его не знаю, достоверно известно, что был кирпичным, недалеко от берегов Волги и, честно говоря, на достаточном удалении от предприятий, что повадились по ночам бомбить немцы. Жилые кварталы очень страдали. В общем, нужный район находился на другой стороне города. Вот Богдан и сказал, что мне в центр с ними двигаться не стоит, чего зря время терять. Тут напрямую можно добежать до ближайшей трамвайной остановки, и с одной пересадкой я буду на месте. Вот так я и поступил. Остановку нашёл быстро, дождался нужного трамвая, тот переполнен был, однако я уцепился на подножке и покатил. Лайкам места уже не было, но они не отставали, пусть жирок растрясут. У парня, по виду из мастеровых, что стоял, уцепившись, рядом со мной, спросил, где нужная остановка. Ответил не он, а соседка с другого бока. Ещё четыре проехать и пятая моя. Там я пересел на другой трамвай, этот был не такой забитый, даже билет покупать пришлось. Три остановки – и я на месте. Когда я покинул вагон трамвая, псы стояли тут же, тяжело дыша, вывалив языки. Так что пришлось идти помедленнее, чтобы они перевели дух. Пар от них так и валил. Хорошая у них пробежка выдалась. Когда Богдан описывал мне этот район, особенно, как добраться до отдела милиции, то я не мог не поинтересоваться нужной улицей. Тот её знал, хотя и плохо. Более того, она будет по пути, пересекать ту улицу, по которой я пойду к райотделу. Вот я и решил, а почему не завернуть, пока стемнеть не успело, и не осмотреть дом? Хоть визуально буду знать, да и дорогу запомню. Так что, убедившись, что свернул где нужно, у прохожих уточнял, добрался до дома номер двадцать семь, по улице Деловой. Удивлённо осмотрев дом, разрушений особых на улице я не заметил, хотя бомбят город серьёзно, остановил женщину в модном пальто и шляпке и уточнил у неё: – Извините, это улица Деловая, дом двадцать семь? – Видите же табличку, – дёрнула та плечом и двинула дальше. – Да, вижу, – пробормотал я, растягивая тулуп и доставая наган. – Похоже, в моём доме завелись незваные гости. Это было так, снег очищен к воротам, в левом окне виден свет. Ночь ещё не наступила, хотя и стремительно темнело, и окна не закрыли. Прикрывая оружие полой тулупа, я энергичным шагом направился к дому. Это кто же, пользуясь отсутствием хозяина, решил мой дом к рукам прибрать? Урою. Не для того я ту аферу с избавлением от тел провернул, чтобы моё новое имущество у меня было вот так нагло украдено. Кто же это осмелился жить, не спросив разрешения? Я так думаю, какие-то пришлые решили пожить в доме, заметив, что там никто не живёт. Не думаю, что тут милиционеры замешаны, они бы телеграмму прислали, прося одобрение на проживание, так что готовился я серьёзно. Сам дом меня не сильно заинтересовал, честно говоря. Пока я шёл от центра к окраине, где он и находился, то успел рассмотреть все остальные постройки на этой улице. От центра домов было больше, участки маленькие, строения чуть не наползали друг на друга, хозпостроек по бокам почти что и не было, если только сзади, на заднем дворе. Тут же ближе к окраинам с этим было лучше. У моего дома, например, был хоть и небольшой, но приличный участок. Сам дом стоял почти на границе с соседями, судя по деревянному забору, в полутора метрах, с его левой стороны. Справа широкие деревянные ворота, через которые сможет проехать грузовик, и в них калитка. Дорожка чищена именно к калитке. У ворот, с другой стороны границы участка, строение. Длинный деревянный дощатый сарай. Больше мне отсюда было не видно, во двор нужно зайти. Сам дом из красного кирпича, с виду купеческий, но я знал, что это не так, тридцать третьего года постройки по документам. Свежий. Внутри проведены водопровод и канализация, они должна быть отключены. Отопление печное. Дом имеет классическую архитектуру. Такой же, что мне достался в Москве, видимо прошлый хозяин или сам так подбирал, или ему просто попался дом с такой типичной постройкой. То есть большая комната, зал, три окна выходят на улицу, они имеют снаружи ставни, одно, кажется, во двор выглядывает. Есть ещё кухня, из сеней в нее можно попасть. Это всё, что я мог распознать по внешнему виду дома. Печных трубы две, теперь узнаем всё при личном осмотре. Ну, когда воров возьму, что охотятся за чужим добром. Сойдя с натоптанной дороги на тропинку (улица пользовалась успехом, тут и машины колею накатали), я присел и осмотрел следы. Хм, в доме жило двое, один ходил в больших валенках, тяжёлый, явно мужчина, а вот обувь второго, слегка стоптанные сапожки, наверняка принадлежали женщине, да и весила та куда меньше, следы не такие вдавленные. Ага, воры – супружеская пара? Или просто напарники? Ладно, посмотрим. Я как раз осматривал калитку, уже разобравшись, что та заперта изнутри засовом, когда отметил, как из небольшой улицы в ста метрах от меня выворачивает армейский патруль. Шёл тот в мою сторону. Что, уже комендантский час начался? Однако их появление было мне на руку, не знаю, как всё повернётся, но иметь за спиной подобных хлопцев не помешает. Ещё было достаточно светло, чтобы видеть друг друга, так что я рванул им навстречу. Псы остались у дома. Я там у калитки свой вещмешок с винтовкой сбросил, пусть охраняют. Эту команду они знали, ещё отец их обучал. – Товарищи бойцы, здравствуйте. Нужна ваша помощь, – подбежав и перегородив им путь, выдохнул я. Старшим в патруле был младший лейтенант, при нём трое бойцов, патруль-то усиленным оказался. Все вооружены винтовками, ну кроме командира, судя по кобуре, у того был наган. – Что случилось, кто такой? – грозно нахмурился тот, с интересом меня рассматривая. – Поляков я. Александр Поляков из Москвы, – был мой ответ, вызвавший удивление у бойцов и перешёптывания. – В общем, дело такое, на меня в Москве напали, давно, ещё месяца три, ну и один из бандитов отписал на меня свой дом, в качестве извинений. Он тут, в Горьком, а приехал я его перерегистрировать на себя только сейчас, школьные каникулы начались. Милиция дом опечатала после обыска, и тот должен стоять на запоре. Мне так следователь сообщил. Приезжаю, а в доме кто-то есть, вон видите?.. А псы и вещи мои, если что. – Вижу, затемнение на окна наводят. Что-то с опозданием… Значит, говоришь, никто не должен жить? А документы у тебя есть? – Конечно же есть, – пробурчал я. Достав из-за пазухи большой конверт с документами, показал не только «Боевые листки» дивизии отца, но и документы на дом. Младший лейтенант, подсвечивая фонариком, ведь уже окончательно стемнело, изучил их и вернул, сказав: – Всё верно, дом по ним действительно твой, дарственная оформлена правильно, да и сопроводительное письмо из милиции Москвы имеется. Ладно, идем, посмотрим. – А если это профессиональные воры? Увидели, дом пуст, вот и заселились под видом хозяев? Или диверсанты немецкие? Последнего я бы не исключал. Как раз в их манере. – Что, встречались уже? – Было пару-тройку раз, – кивнул я, не знаю, видел тот это в темноте или нет. – Очень неприятные ребята. – Понятно. Ладно, жди тут, а мы осмотрим. – Ещё чего, подстрахую, – достал я револьвер. – У тебя откуда оружие? – тут же зашипел командир патруля. – Подарок комдива, когда счёт до пятидесяти подстреленных немцев дошёл. Бумага на него, если что, есть.